Рене с товарищами пообсуждали немного, не шарлатан ли он, но вскоре тема разговора сменилась, и за столом снова зазвучал беззаботный смех. Тем временем другие завсегдатаи заведения лишь дивились, глядя на этих современных матадоров, живших, похоже, в совершенно ином, параллельном мире, пронизанном славой и не ведающем страха. Так ведь это и был тот самый мир, в который Рене стремился с самого раннего детства.[21]
Рене обошел вокруг своей Bugatti Brescia с окантовкой решетки радиатора в форме подковы. Последняя проверка. На 25 февраля 1926 года ему всего лишь 20 полных лет и требуется письменное согласие матери для допуска к заезду в гору до Ла-Тюрби, стартующему с окраины его родной Ниццы. С учетом его мальчишеского лица удостоверение личности от него точно потребуют. Кепка ему велика, пиджак и брюки тоже, и выглядит он в целом как юнец, заблудившийся по дороге на танцы.
Юный Niçois[22] втиснулся в плетеную чашку сиденья, смонтированную с помощью деда. Крылья и фары с кузова снимать не пришлось, поскольку Рене заявился в категорию спортивных, а не гоночных авто[23], посчитав, что в ней у него больше шансов на победу среди семидесяти пяти участников состязания.
А вот и его брат Мори́ с с пусковой рукояткой совладелец Brescia и сопровождающий бортмеханик Рене. Морис на год старше и на полголовы выше Рене и всегда был начисто лишен присущего младшему брату адского духа беспечной дерзости. Именно поэтому Морис и настоял на своем участии в гонке. Ведь ради победы Рене пошел бы и на сальто-мортале над пропастью, но только не со старшим братом на борту, его жизнью он рисковать не вправе. Так что, следить за стрелками приборов для Мориса дело второе.
У стартовой линии их мать Клелия и сестренка Сюзанна живо подбадривают. Рене открывает запорный краник (отсекающий клапан) топливопровода, четырьмя качками топливного насоса слева от себя нагнетает давление в бензобаке. Готов, кивком показывает он Морису. Рывок рукоятки, и четырехцилиндровый мотор Brescia объемом 1,5 л пробуждается со звонким блааааааттттт блаааааатттт блааааааттт.[24] Легендарный автожурналист Кен Парди не даром писал, что «мотор гоночной Bugatti, когда он в полной исправности, всегда звучит так, будто его вот-вот разнесет на куски». Морис влезает в открытую кабину и пристраивается справа от Рене, из выхлопной трубы стелется шлейф сизоватого дыма.
Стартовые судьи направляют Рене к исходной позиции в начале подъема. Там Brescia застывает в одиночестве с деревянными брусками под задними колесами во избежание скатывания назад при нажатии на педаль сцепления. Над головой безоблачная синева.
Педалью газа Рене извлекает из звонкоголосого движка гортанные рррррраап ррррррааааппп ррррраааааа-апппппп. Сизый дым теперь уже́ густой пеленой застилает дорогу позади него. Не сводя взгляда со стартового флага, он стискивает пальцы на руле, наклонив к нему туловище. По телу пробегает нервная дрожь. Морис для страховки упирается рукой в стойку ветрового стекла. Другая ладонь у него, как водится, в кармане, поглаживает кроличью лапку, этот талисман всегда при нем.
Братья понимают друг друга без слов. Без малейшей задержки стремительно рвануть со старта вот что здесь главное.
Вот рефери на старте поднял флаг. Теперь лови момент!
Прохождение трассы займет считанные минуты. Рене нужно быть на пике формы. Повороты впритирку. Прямые на максимуме. До финиша на голых нервах.
Флаг падает.
Рене топит газ и отпускает сцепление. Brescia взмывает вперед и вверх к первому крутому виражу.
Ла-Тюрби считается прародительницей гонок в гору, а первым ее победителем в 1897 году стал владелец шинного производства Андре Мишлен, прошедший эту трассу на двухтонном паромобиле De Dion-Bouton со средней скоростью 30 км/ч. Трасса проходила по наполеоновской постройки серпантину Гранд-Корниш, ведущему в горы на высоту 540 м над уровнем моря. Опасный маршрут, славящийся резкими перепадами высот, нависающими над головой скалами, умопомрачительными проездами по узким уступам над ущельями, крутыми извивами под острым углом, изначально проруб ленная еще древними римлянами, и с таким числом поворотов, что и арифмоман собьется со счета. Финиш трассы находился в очаровательной горной деревушке Ла-Тюрби.
Чем выше в горы загонял Рене свою Brescia, тем извилистее становилась дорога. Низкий каменный бордюр над обрывом едва ли внушал доверие. Выруливая из петли на Мон-Гро неподалеку от купола обсерватории Ниццы на вершине этой горы, он резко ускорился. Даже если Морис и взывал к брату с мольбами не гнать сломя голову, Рене его не слышал за протяжным лающим воем мотора.
Рене состязался один на один с хронометром. Других машин для соизмерения себя ни впереди, ни позади не было. Скорость это все. Побеждает показавший лучшее время, и ему дана единственная попытка, чтобы выстрелить без промаха. Он должен ехать на пределе, испытать себя на бесстрашие и из Brescia тоже все выжать до предела. Сотые доли секунды могут определить победителя.
На входе в следующую шпильку он понижает передачу до второй. Как ни ставят братья ноги в распорку с бортами, на вираже их с Морисом сплющивает в сэндвич. Затем на выходе из поворота Рене быстро ускоряется, и рррааааппппп-ррррррааппппппппп его Brescia эхом разносится по окрестным склонам. До следующего виража какие-то десятки метров. Никакого смысла беречь мотор или протекторы шин. Слишком коротка эта трасса. Всю доступную ему концентрацию он до капли вкладывает в борьбу с земным притяжением и неумолимым ходом времени.
Эту трассу Рене проезжал бессчетное число раз. Он наизусть знает каждый изгиб, выбоину, вираж и подъем, все это детальной топографической картой запечатлено в его мозгу. Он с точностью до дюйма помнил точки входов в повороты, время, траекторию скольжения Brescia ко внешнему радиусу перед входом в следующий вираж, оптимальную передачу и момент ее включения для каждого отрезка трассы.
Были моменты, когда Brescia, казалось, некуда деваться кроме как врезаться в отвесную скалу или сорваться с обрыва. Но Рене ухитрялся выходить из поворота за поворотом целым и невредимым, иногда пользуясь ручником справа от себя для усиления заноса на входе в вираж, чтобы сразу энергично ускориться, оказавшись на прямой.
И вот, наконец, выход на плоское нагорье. Впереди по обе стороны трассы густая толпа встречающих дамы в длинных платьях, господа в костюмах, дети жмутся к их ногам. Финиш.
Рене выжал из мотора все без остатка, пересекая финишную черту в клубах пыли и брызгах щебенки из-под колес.
Целая жизнь, казалось ему, прошла с момента старта. А по секундомеру 5 мин 26,4 с; средняя скорость прохождения трассы 69 км/ч. Очень хорошее время, лучшее в Ла-Тюрби для машин с двигателем его класса.
Теперь нужно было дождаться финиша всех остальных.
Состязания завершились ранним днем. Отличный результат в абсолюте показал «чемпион Ривьеры» Луи Широн 5:01. Рене шестой в общем зачете, но в своем классе «спорт» обошел ближайшего соперника почти на полторы минуты. Буря оваций, море поздравлений, сияющая медаль, щедрые призовые и торжественный ужин в Ла-Тюрби стали ему наградой за величайшую на тот день победу.[25]
Все складывалось вроде бы прелестно, но Рене не терпелось стать профессиональным автогонщиком. Невероятно экзотическим был этот зов сердца для сына еврейского торговца средней руки, но именно этого и ничего иного ему хотелось больше всего в жизни.
В детстве Рене однажды подбил Мориса, сестренку и ее подружку прокатиться с ветерком вчетвером на своем двухместном педальном автомобиле под гору по самому длинному в Ницце склону. Бояться нечего, клялся Рене. И все бы хорошо, вот только не учел он, что хлипкий ручной тормоз не способен будет замедлить бег разогнавшейся до бешеной скорости машинки, тяжело груженой четырьмя детскими телами. Пришлось Рене, чтобы не слететь в реку, резко повернуть руль влево и устроить «перевертыш». Мориса позже рвало. Рене же запомнил лишь восторг от пережитых острых ощущений.[26]
Чего Рене хотелось по-настоящему, так это порулить их семейным Clément-Bayard. Отец Альфред изредка давал ему постоять у себя между ног за баранкой этого громадного открытого автомобиля, когда они рассекали по городу. И Рене начал испытывать страстную тягу к вождению еще до того, как начал задаваться вопросом, откуда она у него.[27]
Идиллическое детство разом оборвалось в 1914 году с началом вой ны с Германией. Альфреда призвали во французскую армию. Военные реквизировали Clément-Bayard. Через несколько месяцев его матери Клелии с тремя детьми пришлось бежать из Мант-ла-Жоли под Парижем, куда они поначалу перебрались, из-за приближения кайзеровских вой ск. На Лионском вокзале они пытались сесть на пассажирский поезд до Ниццы, но мест не было, и их перенаправили в отбывавший на юг товарный состав-скотовоз. Битком набитые унавоженные вагоны тащились до моря больше суток. Вонючий поезд ехал настолько медленно, что девятилетний Рене то и дело соскакивал с него и шел рядом с вагоном пешком, чтобы продышаться на свежем воздухе. Сначала в Ницце, а затем в Везуле молодая семья терпеливо дожидалась возвращения Альфреда с вой ны.
После воссоединения семья обосновалась в Париже. Торговля на этот раз верхней одеждой у отца наладилась быстро, а вот здоровье, увы, нет. На фронте Альфред несколько раз попадал под газовые атаки, и легкие его были погублены безвозвратно. В 1923 году семейство Дрейфусов вернулось в Ниццу, успевшую превратиться в роскошный космополитичный курорт на Лазурном берегу со всеми прелестями богемной культуры Парижа, помноженными на средиземноморский климат. Рене как раз исполнилось восемнадцать, и он пересел с гоночных велосипедов на гоночные же мотоциклы. До гоночных авто оставался один и вполне естественный шаг.
Альфред призывал обоих сыновей думать о будущем, обещал помочь им с организацией собственного бизнеса. Рене мечтал открыть роскошный кинотеатр, ведь это гламур, премьеры, воскресные утренники со звездами серебряного экрана у него в гостях. Но Морис настоял на покупке компании, торговавшей оптовыми партиями бумаги. Кинематограф людям, конечно, нравится, но бумага-то всяко нужнее. Однако вложиться в развитие купленного сыновьям бизнеса Альфред не успел из-за скоропостижной смерти от инфаркта.[28]
Потеря отца выбила Рене из колеи и к тому же обременила сыновьим долгом вести дела семейного предприятия, чего ему никогда не хотелось. Дрейфусы продали дом и сняли квартиру. Величавый отцовский De Dion-Bouton V8 еще до его смерти продали и купили практичный двухместный Mathis мощностью 6 л. с., с тем чтобы Рене разъезжал на нем по Ницце и соседним городам в роли коммивояжера. Морис оставался в бюро и заправлял всеми остальными делами.
Извилистые, коварные дороги в окрестностях Ниццы стали для Рене первой и лучшей школой скоростного вождения, и именно на Mathis он влюбился в эйфорию слияния с машиной, мчащейся сквозь холмы. Они с Морисом вступили в Мотоклуб Ниццы, где, по словам Рене, ценили «юную спортивную кровь», в то время как в Автомобильном клубе Ниццы седые бороды.[29]
Впервые Рене принял участие в гонке в 1924 году, подделав для этого подпись матери. Его восьмидесятилетний дед помог ему приладить к Mathis здоровенную выхлопную трубу и демонтировать крылья. Морис заботливый брат и ангел-хранитель с первого же раза отправился в заезд вместе с Рене в роли бортмеханика. В своем классе микролитражек с объемом двигателя до 750 см
3
Из разговоров с членами Мотоклуба и автомеханиками местных гаражей Рене усвоил, что для участия в по-настоящему престижных гонках ему нужно обзавестись Bugatti. Было подсчитано, что за 1925 и 1926 годы на Bugatti было выиграно в общей сложности 1045 гоночных заездов.[30] Но машины эти были столь же темпераменты, сколь и капризны, и придирчивы, прямо как их создатель.
Этторе Бугатти, которого иначе как Le Patron[31] не величали, давно перебрался из родной Италии в Мольсайм на северо-востоке Франции, где теперь и занимался любимым делом проектированием и строительством автомобилей. Скорее художник, нежели бизнесмен по складу характера, Бугатти был еще и гениальным изобретателем, и его машины, включая малютку Brescia, стали первыми фаворитами проводившихся в те годы по всей Европе автогонок.
Перед Первой мировой вой ной, когда большинство автозаводов выпускало коробчатых бегемотов, поскольку их конструкторы считали, что чем больше двигатель и чем массивнее автомобиль, тем он лучше последний держит дорогу, Бугатти рассуждал ровно наоборот. Le poids, cest lennemi[32], говорил он.
По-настоящему Brescia, изначально известная как Bugatti Type 13, выстрелила в начале 1920-х годов. Построенная на шасси с колесной базой всего в два метра, эта «скоростная коробочка» или «истребительница великанов» весила меньше пятисот килограммов и способна была разгоняться до 110 км/ч[33]. Одни называли ее четырехцилиндровый двигатель «шелково-гладким», а саму машину «чудом развесовки и упругой характеристики подвески», так как она «прописывала траекторию, будто мелом по асфальту».[34]
Другие высказывали недовольство ее дерганым сцеплением, неуклюжим рулевым управлением, вялыми тросовыми тормозами и такой тряскостью, что на ней «и манекен из магазина одежды останется без зубов».[35] Лучше всех, пожалуй, суть Type 13 передал один из ее первых водителей: «Подозреваю, что это сродни пилотированию Sopwith Camel[36]. В руках по-настоящему искусного пилота это была воистину непобедимая машина, но для кого-нибудь менее опытного она могла стать смертельно опасной. <> Как и Camel, это машина для сумасшедших особой породы».[37]
Рене, во всяком случае, хотелось Brescia и все тут. На Hotchkiss дальше просто нельзя было гоняться, а сам он, подобно старой закалки пилотам Sopwith Camel, считал себя недосягаемым. И он стал планомерно подводить сначала брата, а затем и мать, к мысли, что на «шустрой Brescia» он сможет «быстрее оборачиваться и объезжать больше клиентов» за день. Клелия на россказни Рене не купилась, но и отказать ему не смогла.
Дрейфусы всей семьей прибыли в дилерское представительство Bugatti в центре Ниццы. Заведовал им один из первых пилотов-чемпионов команды Le Patronа по имени Эрнест Фридерих, которому было в радость продать еще одну Brescia очередному новичку автогонок с искрами жажды славы в глазах. Казалось, все молодые люди в городе только и мечтали уподобиться Жоржу Буайо, двухкратному победителю Гран-при Франции, чей стальной взгляд и моржовые усы не сходили с газетных страниц до самой его геройской смерти в 1916 году в воздушном бою против семи немецких «Фоккеров». Можно, конечно, сказать, что Рене оказался падок до всеобщей тяги к славе чемпиона страны, но, если честно, то для него участие в гонках означало прежде всего возможность заниматься тем, что он любит: быстро ездить и побеждать.