Мама? Папа?
(Если матери нет дома, то и отца, скорее всего, тоже нет. А уж если отец дома, то чтобы матери не было вообще неслыханно.)
Плохие новости. Чрезвычайные обстоятельства. Но в чем они заключаются?
Из трех дочерей Маккларенов Беверли была самой беспокойной. Самая старшая, никуда не денешься.
Отец ее упрекал:
Это никому не идет на пользу вечно рисовать в голове худший из возможных сценариев.
Худший из возможных сценариев. В детстве она толком не понимала, что это значит. С годами выражение приобрело особый вес: Худший из Возможных Сценариев.
В представлении Джессалин дочь воображала себе Худший вариант, чтобы свести его эффект к нулю. Ведь самое страшное мы не можем себе даже представить, не так ли?
У папы случился инсульт, инфаркт. Попал в автокатастрофу.
Мама заболела. Потеряла сознание. Среди чужих людей, не знающих, что она особенная. Ну где же они?
Беверли пошла проверить парадную дверь. Заперта.
В дом Маккларенов есть несколько входов. И почти все по большей части на замке.
Дом, «исторический памятник», был построен в 1778 году из плитняка и алебастра.
Изначально это была ферма. Квадратное двухэтажное каменное строение, куда по окончании службы революционный генерал Форрестер перебрался вместе с семьей и (по рассказам местных жителей) по крайней мере одним рабом.
Мало-помалу «дом Форрестера», как его стали называть, существенно расширился.
К 1850-м к нему добавили два крыла, каждое величиной с сам дом, восемь спален и «классический» фасад с четырьмя величественными белыми колоннами. К тому времени владения раскинулись на сто с лишним акров.
К началу 1900-х деревня Хэммонд превратилась в целый городок, а фермы окружил баржевой канал Эри. К 1929 году бо́льшая часть владений Форрестеров была продана и возделана, а местность, ныне известная как Олд-Фарм-роуд, стала наиболее престижным районом Хэммонда, таким отчасти деревенским пригородом.
Маккларены переехали в этот дом в 1972 году, когда только родился Том. Семейные предания сохранили подробности восстановления несколько запущенной собственности они-то и дошли до будущих детей.
Если верить папе, он своими руками красил потолки и клеил обои, совершая комически-эпические усилия. Высохшая краска оказалась слишком яркой и слепила глаза. Рисунки на цветастых обоях не совпадали, и казалось, что это у тебя не стыкуются полушария мозга.
Мебель выбирала мама. И она же, «можно сказать, в одиночку», разбила цветочные клумбы вокруг дома.
Все дети Маккларенов, выросшие в этом доме, полюбили его и никогда не называли домом Форрестера. Джессалин и Уайти, жившие в нем годами десятилетиями! не могли себе представить детей вне этого дома, как и сам дом с другими обитателями.
У Беверли сжималось сердце, стоило ей только себе представить стареющих и болеющих родителей. Но где-то в голове сидела мыслишка, что когда-нибудь она поселится в этом доме и вернет ему изначальное название, повесит над дверью историческую плашку: «ДОМ ФОРРЕСТЕРА».
(Уайти убрал ее как претенциозную и «глупую», когда они сюда въехали. Разве генерал Форрестер не был рабовладельцем, как и его достопочтенный союзник Джордж Вашингтон? Нечем тут гордиться!)
Они со Стивом вступят в хэммондский загородный клуб по соседству, членами которого так и не стали ее родители. Уайти не пожелал тратить деньги, все равно ему не до гольфа, а Джессалин не одобряла правила вступления в клуб тогда, в семидесятых, туда не принимали евреев, негров, латиноамериканцев и «узкоглазых».
В наши дни представители этих категорий могут стать членами, если кто-то их номинирует и за них проголосуют. Ну и если они в состоянии себе позволить вступительный взнос и регулярные отчисления. Насколько Беверли известно, сейчас в клубе есть несколько евреев. Считаные афроамериканцы и латиносы. А вот азиаты да. Половина местных врачей.
Этот дом снился Беверли. Иногда в виде сценической площадки.
Стоп. Плохой знак: газетные страницы разбросаны по всему кухонному столу. В отличие от Уайти, не пропускающего ни одной подробности, Джессалин быстро листала страницы, порой даже не присаживаясь. Обычно новости на первой полосе ее так расстраивали, что пропадало всякое желание погружаться в детали и разглядывать фотографии раненых, убитых и пострадавших в катастрофах где-то за тридевять земель. В любом случае она бы никогда не разбросала газетные страницы, как не оставила бы в мойке грязную посуду. Сейчас же наблюдалось и то и другое.
Видимо, произошло что-то неприятное, или она что-то ВНЕЗАПНО узнала и спешно покинула дом.
Беверли проверила: материнская машина в гараже, а отцовская, само собой, отсутствует.
Из чего следует, что мать уехала на чьей-то машине.
Беверли поискала записку. В детстве она постоянно оставляла им персональные записки, даже если отлучалась ненадолго.
Скоро вернусь!
Твоя мамаНе просто «мама», а «твоя мама».
Сколько Беверли себя помнила, на стене за обеденным столом висела пробковая доска объявлений, украшенная семейными фотками, кадрами с выпускных вечеров, пожелтевшими вырезками из местной газеты. С тех пор как дети выросли и уехали, эта экспозиция менялась все реже.
Беверли семейная доска объявлений была по душе, еще бы, ее так выгодно подавали на семейных снимках и в заголовках школьной стенгазеты: Чирлидеры выбрали капитана: Бев Маккларен. Королева бала: Бев Маккларен. Самая популярная девушка выпуска 1986 года: Бев Маккларен.
Как давно это было, с трудом вспоминается. Она испытывала не столько гордость, сколько неприязнь к улыбающейся во весь рот девушке на фотографиях: в розовом, как сахарная вата, шифоновом выпускном платье без бретелек, которое ей до утра приходилось то и дело незаметно подтягивать. Чертов лифчик без бретелек врезался в тело. Лицо гламурное, но чуток приунывшее, после того как отрезали (уже не вспомнить, за какую провинность) часть фотографии со стоящим с ней рядом красавцем и королем бала.
На более поздних фотографиях лицо у нее раздалось, но все еще миловидное если особенно не приглядываться. Яркая блондинка, какой в юности она никогда не была. (И не хотелось.)
Теперь она уже не рискнет надеть что-то без бретелек. Не станет демонстрировать мясцо под мышками и вокруг коленок. Ее дочери-подростки в ужасе завизжали бы при виде таких излишеств. Может, она бы и вызвала восхищение у мужчин на улице, особенно определенного возраста, но уж точно не у дочек.
В те далекие годы Беверли считалась хорошенькой (а в каких-то кругах даже и сексапильной), Лорен умной, ну а София еще не могла с ними соперничать по молодости лет.
В старших классах Лорен носила короткую мальчишескую стрижку, очки в проволочной оправе и постоянную ухмылочку. Не сказать чтобы некрасивая, но без милоты, однако некоторые парни (Беверли это поражало) находили ее привлекательной, в отличие от старшей сестры (что последнюю сильно озадачивало). Каждая фотокарточка Лорен на доске объявлений год за годом демонстрировала скалящуюся улыбку или улыбчивый оскал; она не менялась, как это ни удивительно. «Мордаха как у питбуля, и характер такой же», подло выразился Стив. Но Беверли это только рассмешило.
Ну и София. Бледная, но красивая, хрупкая, с вечно озабоченным лицом. Трудно воспринимать всерьез сестру, которая на девять лет младше тебя.
А где Вирджил? Ни одной его фотографии, надо же.
Зато доску объявлений украшал Уайти в разных видах. Семейные фотки, публичные. Вот папа замер над именинным тортом с зажженными свечами, в окружении детей. А вот осанистый Джон Эрл Маккларен, мэр Хэммонда, в черном галстуке, празднует годовщину открытия шлюзов на канале, стоя на барже вместе с политиками местного и федерального значения.
Дурачащийся, смешной папка и рядом строгий Джон Эрл Маккларен, пожимающий руку Марио Куомо, губернатору штата Нью-Йорк, на сцене, украшенной гигантскими гладиолусами, похожими на торчащие грозные шпаги.
А где тут Джессалин?
Беверли оторопела: ни одной фотографии, только на групповых снимках, где она кажется периферийной фигуркой. Беверли с младенцем Том с сидящим у него на плечах малышом и Джессалин, глядящая на них с улыбкой счастливой бабушки.
И только на фотографиях двадцатилетней давности и больше.
Нынешней мамы как будто не существует.
До сих пор Джессалин была безупречной женой и матерью. Невидимкой. Счастлива жить для других, а сама словно и не существует.
Муж ее боготворил. Детей ввергало в смущение то, как отец целует матери руку, как обнимает ее и зарывается носом в ее шею, вроде такая игра. А с какой нежностью они приветствовали друг друга! Пожилые, и так нехорошо себя ведут
Уайти, как и дети, принимал Джессалин со всеми потрохами. Они даже не задумывались. Это данность.
Они пытались убедить мать тратить деньги на себя, а не только на подарки другим людям.
А что я м-могу себе купить? заикаясь, вопрошала она.
Одежду, новую машину.
Но у меня столько одежды, включая меховые шубы, до конца дней не сносить, протестовала она. И машина у меня еще совсем новая.
Мам, ну что за глупости ты говоришь. Какая же она новая?
За этим, как вы знаете, следит ваш отец. Машина мне нужна, чтобы проехать несколько миль и вернуться домой. Я же не лягушка-путешественница.
Лягушка-путешественница. Все посмеялись. Иногда Джессалин умела их развеселить.
И зачем мне новые тряпки? У меня прекрасная одежда. Ваш отец настоял на том, чтобы подарить мне норковую шубу, которую я не ношу. У меня дорогущие цацки и куда их носить? В Хэммонде? А сколько ненужной обуви! Что поделаешь, я такая, какая есть.
Но они ведь не над ней смеялись, а просто смеялись ласково, как бы ее защищая.
Все домашние расходы лежали на плечах Уайти. Несколько лет назад он настоял на роскошной реновации кухни, хотя Джессалин сопротивлялась: гранитные рабочие столики, испанский плитняк на полу, утопленное освещение, плита из нержавеющей стали настоящее произведение искусства, новый холодильник, новая раковина. Получилось как на картинке в глянцевом журнале и за большие деньги.
Это для нас? Для меня? Я т-та еще повариха Джессалин от смущения начала заикаться.
Уайти отвечал за все: состояние крыши и труб, подъездная дорожка, уборка снега, стрижка газона, подрезка кустов и старых деревьев. «Излишние траты» в понимании Джессалин распространялись на покупку цветов для ее сада, на музыку ветра для террасы и на «самый лучший» птичий корм, включая темные зерна подсолнуха, помимо обычных кукурузных зерен, для привлечения редких птиц вроде красных кардиналов.
Уайти нередко говорил с протестующим видом: Мы, прямо скажем, люди небогатые.
Это стало популярной шуткой не только в семье, но и в узком кругу. Да уж.
С выражением лица Граучо Маркса. Мы люди небогатые!
А на самом деле? Соседи полагали, что Маккларены не беднее других жителей Олд-Фарм-роуд, поскольку фирма «Маккларены инкорпорейтед» «прибыльная». А для подрастающих детей это была такая же деликатная тема, как сексуальная жизнь родителей, и они предпочитали это не обсуждать.
Беверли вздрагивала от одной мысли. Нет!
Но было известно, что Уайти, еще будучи молодым человеком, возглавил семейный бизнес Маккларенов, коммерческое издательство на тот момент в упадке, и за десять лет сумел увеличить компанию вдвое, втрое, вчетверо и ее прибыль, отказавшись печатать допотопную малотиражную ерунду (меню, календари, объявления местных предпринимателей, материалы для Совета по образованию) и начать специализироваться на ярких брошюрах для профессиональных учебных заведений, бизнеса, фармацевтических компаний. Сам далекий от «хай-тека» (всего, что связано с компьютерами), Уайти расчетливо нанял молодых айтишников и специалистов по цифровым публикациям. Он запустил линейку школьных учебников и книг для подростков с христианским уклоном, которые неожиданно стали пользоваться успехом.
Старшего сына Тома отец (негласно) назначил руководить типографией еще до того, как тот окончил Университет Колгейт с ученой степенью «бизнес-администратор». Именно Том начал выпускать серию «Сёрчлайт букс» со штаб-квартирой в Рочестере.
Как идет бизнес, Том? могла спросить Лорен сквозь зубы. И получала ответ с лицемерной улыбкой: Спроси у папы.
Но спрашивать у папы не полагалось.
Уайти вкладывался в недвижимость и в торговые комплексы, процветавшие на месте захиревших центров индустриальных городов (Буффало, Порт-Орискани). И хотя он принципиально не верил в разные пилюли и таблетки, которые (в этом он не сомневался) не лучше, чем плацебо, Уайти купил акции фармацевтических компаний и выпускал их яркие брошюры.
Другие инвесторы в последние годы теряли деньги во время потрясений на Уолл-стрит, а Уайти Маккларен процветал.
Но он не хвастался. Уайти никогда не говорил о деньгах.
А дети гнали от себя мысли о родительских завещаниях. Даже не знали, составлены ли они.
Алло? Стив После нескольких неудачных попыток Беверли удалось дозвониться до мужа в банке Чатоквы. Не давая ему вклиниться, она с горячностью стала рассказывать, что родителей нет дома и непонятно, где они, что Вирджил приезжал на велосипеде, но она не успела выяснить, не случилось ли чего
Бев, сейчас не самое подходящее время. Я иду на важное совещание
Подожди это тоже важно. Кажется, что-то случилось. Все куда-то разом пропали.
Перезвони мне через пару часов, окей? Или я тебе позвоню.
Стив был старшим кредитным инспектором и очень серьезно относился к своей работе или, по крайней мере, создавал такое впечатление для домашних.
Постой. Я же говорю, все куда-то пропали.
Скорее всего, ничего особенного. Позднее все выяснится. До вечера.
В духе Стива. Ему звонит переполошенная жена, а он отвечает с небрежностью школьного тренера. Ты глотаешь слезы, а он протягивает тебе жвачку.
Ненавижу! На него ни в чем нельзя положиться.
Раз за разом Стив от нее отмахивался, как от надоедливого комара. Без гнева и даже без раздражения просто комар.
Беверли постоянно намекала Лорен на то, как хорошо быть замужем. Иметь семью. Не дай бог ее ехидной младшей сестре узнать, насколько Стив не уважает свою супругу.
Они женаты семнадцать лет. Иногда она себя спрашивала: может, уже хватит?
Неблагодарный муж вспомнит о ней, если останется без ужина. Вся дорогая семейка тогда о ней вспомнит.
Она обходила все комнаты. Мама?
В кухне никакой еды. Как такое может быть?
Беверли решила сделать второй заход, позвонить Лорен. Но по рабочему бесполезно, трубку возьмет секретарша, поэтому она попробовала на мобильный. Обычно тоже пустой номер, но в этот раз, как ни странно, сестра тотчас отозвалась:
Алё? А, это ты, Бев
Озабоченная, рассеянная. Сидит в городской клинике, где папу срочно оперируют после удара.
Первая реакция удивление. Лорен ответила на звонок, редчайший случай.
Но что она говорит? Какой такой «удар»?
Беверли нащупала стул. Ее кошмар сбывается.
Предвосхищая плохие новости, она попыталась их отдалить. Как часто она прибегала к этому испытанному суеверному трюку. Несчастье с отцом, с матерью, с обоими. Чрезвычайные обстоятельства. Она старалась не верить в вероятность Самого Плохого Сценария.
Беверли, успокойся. Он не умер.
Господи! Лорен
Говорю же тебе, успокойся. Хватит завывать! Папа уже час в хирургии. У него случился удар на автостраде, но он, слава богу, успел съехать на обочину. Где его увидел полицейский патруль и вызвал «скорую». Они спасли ему жизнь.