Спустя пять минут Себастьян в сопровождении Чико появился в дверях. Обмер с выпученными глазами. В асьенде такое случалось впервые. Не то, что сейф малейшего воровства не было.
Пусть найдут Родриго, приказала Алисия.
Когда прибыл Родриго, работник асьенды, слывший одним из лучших следопытов в округе, Алисия вместе с ним и с Себастьяном вышла из замка, спустилась в поросшую соснами расщелину под крепостной стеной. Как и следовало ожидать, на дне ущелья обнаружились следы незваного гостя.
Он не мог сам взобраться, заключила Алисия, глядя вверх на зубцы стены. Никому не удастся закинуть кошку на такую высоту. Верёвку ему скинули сверху. Себастьян, пришли мне ещё трёх надёжных людей, и прикажи немедля седлать лошадей, мы с Родриго пойдём по следу, пока его не затоптали, а ты опроси всех работников асьенды. Кто-то из них замешан в этом деле.
Мысли Алисии, как всегда, летели вперёд, и в сравнении с ними действия окружающих людей и собственные поступки казались ей неоправданно медлительными. Она нетерпеливо взмахнула рукой: «Пошевеливайтесь!». Торопливо вскарабкалась по крутой, усыпанной сосновыми иглами тропе вверх к воротам замка.
Глава 6
Джед Мэнли вздохнул так глубоко, что грязная мыльная пена поползла через край жестяной ванны, в которой он полулежал, дымя сигарой и оглядывая жалкое заведение: огороженной плотным дощатым забором небольшой участок пыльной земли; четыре жестяных ванны под открытым небом; огромный чугунный котёл, висящий на железной треноге над догорающим костром и покошенный сарайчик в котором держат банные принадлежности. С улицы, на почерневшей от времени деревянной вывеске кривые буквы, сообщающие о том, что здесь можно принять ванну за десять центов.
Ввиду вечернего времени, посетителей уже не было. Закатные лучи солнца пробивались в щели между досками; пыльная одежда Джеда висела на вбитом в забор ржавом гвозде; револьвер предусмотрительно лежал под правой рукой на трёхногом табурете. Над головой шумела редкая листва старого тополя, тянущегося к красноватым вечерним облакам высохшей корявой вершиной.
Старый китаец хозяин заведения, скрипя покошенной дверью, поминутно высовывался из дощатого сарайчика.
Гаспадина ницего не нада?
Надо будет позову, сказал ему в первый раз Джед.
Во второй раз коротко, но властно махнул мокрыми пальцами, будто муху докучливую сгонял. В третий раз нарочито медленно потянулся за револьвером. Надоедливый китаец проворно захлопнул изнутри дверь сарая и больше не рисковал проявлять заботу о клиенте.
Не касаясь мокрыми руками сигары, Джед затянулся, громко и досадливо пустил носом дым, сполз по самые уши в ванну так, что сигара торчала над водой как труба речного парохода. Джеду было от чего вздыхать.
Час назад он вернулся в городок после двухнедельных скитаний по самым пустынным местам Соноры. Две недели в седле, ночёвки под открытым небом, зуд в немытом теле. Но не от этого вздыхал Джед, кочевая жизнь была ему в радость, тошно было от другого: надежды на сокровища ацтеков не оправдались, и приходилось зарабатывать на жизнь тем способом, который был Джеду не по душе.
Две недели он выслеживал бандита Доминика Хуареса по кличке Текила, объявленного в розыск за ограбление дилижанса. Сумма, обещанная шерифом округа за поимку бандита, давала Джеду шанс хотя бы до зимы забыть о финансовых проблемах, и он, скрепя сердце, взялся за дело.
Следы привели на границу с Мексикой к прогнившей дощатой халупе, насквозь продутой сквозняками и просвеченной в щели лучами солнца. Покошенная ограда из хвороста, тростниковая крыша, скудный ручеёк на задворках. Окна прикрыты хлипкими ставнями. Убогая самодельная мебель, глиняная посуда.
Джед в два счёта скрутил бандита, но случилось то, чего он никак не ожидал, в хибаре оказалась молодая мексиканка жена Хуареса, и его малолетняя дочь. Больная девочка металась в бреду, женщина отчаянно хваталась за голову. Джед скрутил Хуареса, когда тот торопливо седлал коня, собираясь за доктором. Жена со слезами молила отпустить мужа, с растрёпанными волосами бежала за лошадьми, упала, кричала вслед Джеду проклятия.
Несколько миль Джед ехал, ведя за собой в поводу лошадь со связанным бандитом, сердито грыз сигару, перекатывая её из одного угла рта в другой. Потом остановил коня. С замершей во рту сигарой с минуту смотрел через плечо на едва видимый с пригорка голубой дымок над халупой. Достал складной нож, сказал, разрезая верёвки на руках бандита:
Поторопись. Раньше, чем через сутки ты с доктором не вернёшься, а за это время всякое может случиться. Твой револьвер я повешу на коряге возле дороги, чтобы у тебя не возникло желания выстрелить мне в спину.
Ошеломлённый таким оборотом дела бандит долго растирал затёкшие запястья, потом крикнул вслед уезжающему Джеду:
Как тебя зовут?
Не обернувшись, Джед молча повесил оружейный пояс бандита на сук сухого дерева, пришпорил коня.
Теперь в нагрудном кармане его рубашки лежали последние несколько долларов и сложенная вчетверо листовка о поимке очередного бандита, но браться за дело не хотелось. А значит, нужно было экономить. Хотя
Взявшись за края ванны, Джед подтянулся, сел. Вывернув голову к забору, закрыл один глаз, заглядывая в щель. Наискосок через дорогу виден был салун, на втором этаже которого размещался салон мадам Дюпрэ, заведеньице уже знакомое Джеду по прошлым приездам в этот занюханный городишко.
А что? Просадить сегодня ночью последние деньги, отрезав путь к отступлению, и тогда хочешь не хочешь придётся взяться за поимку бандита.
Джед поднялся на ноги, облил себя из кувшина остывшей водой, вылез из ванны на брошенную в пыль доску. Некоторое время задумчиво глядел на свои мокрые волосатые ноги, потом кинул в мыльную воду зашипевший окурок, решительно сорвал с гвоздя в заборе полотенце.
Переодевшись в свалявшуюся в седельных сумках, но чистую одежду, Джед пошёл в парикмахерскую побриться, а оттуда прямым ходом направился в салун. Веселье было в самом разгаре. Девицы из кабаре лихо отстукивали каблучками по деревянной сцене. Привстав с табурета, пианист наяривал так азартно, что казалось, ему вот-вот не хватит пальцев на руках, и он воспользуется ногой, которая нетерпеливо тряслась и сгибалась в колене, как у лошади на выездке.
От поднятого юбками ветра колыхались веерообразные листья пальмы, растущей в кадушке у сцены. Вскидывались кверху обтянутые ажурными чулками ноги, мелькали подвязки, волновались малиновые кружева. Темп музыки дошёл до предела, и тут пианист в финальном аккорде вонзил пальцы в дребезжащие клавиши. Многолюдный зал взорвался восторженными криками и свистом. Под одобрительные аплодисменты девицы гуськом сбежали со сцены в зал. Хмельные посетители ловили их за руки, сажали себе на колени, хлопали ладонями по ягодицам. Кого-то подхватили на руки, под весёлый визг замелькали в воздухе каблучки.
Джед знал всех здешних девиц, но одна из них яркая и соблазнительная блондинка была ему не знакома. Дамочку попытался ухватить огромный бородач, но та игриво шлёпнула его по волосатой руке, увернулась, и в тесноте налетела задом на стул Джеда.
О, простите, мистер.
Джед смерил её взглядом с ног до головы.
Выпьешь со мной?
Отчего же не выпить, девица с вызовом глянула ему в глаза. Не каждый день к нам заглядывают такие красавчики.
Она присела на свободный стул, с интересом поглядывая на Джеда.
Меня зовут Рэйчел.
Ты, новенькая?
Я здесь неделю.
Дамочка пересела со стула к Джеду на колени, провела ладонью по его гладковыбритой щеке и, бросив лишние церемонии, игриво спросила:
Чем занимаешься, красавчик?
Ты слишком любопытна для ночного ангела.
Рэйчел вместо ответа улыбнулась, кокетливо поправляя ему шейный платок.
Ещё немного поболтав и выпив по две порции виски, они поднялись на второй этаж в комнату Рэйчел, а ещё через пять минут с хмельным весельем завалились в постель.
Девица превзошла ожидания Джеда, и ночь уже готова была смениться утром, когда он наконец-то заснул.
Рэйчел приподнялась над ним на локте, негромко позвала:
Эй тонкие пальчики звонко пощёлкали перед носом аризонца: Э-эй!
Джед не реагировал, тогда дамочка осторожно вытащила из-под его головы руку, тихо поднялась с постели.
Снотворное, которое ей порекомендовал аптекарь, оказалось сильным зельем, плохо было только то, что Джед никак не хотел пить шампанское, в котором она растворила порошок: презрительно кривился, убеждал, что готов променять бочку этой кислятины на глоток хорошего виски. Только под утро девица довела его своей страстью до такого состояния, что Джед почувствовал необходимость в освежающем глотке.
Дамочка вынула из выдвижного ящика трельяжа небольшой кинжал, срезала с шеи Джеда мешочек на кожаной тесьме, вынула из него прозрачный камень. Держа его между большим и средним пальцами, удовлетворённо глянула на преломляющийся в камне свет лампы, торопливо стала одеваться. Через десять минут в тёмно-бордовом костюме амазонки она вышла из заведения и поспешила на конюшню.
Когда Джед с тяжёлой головой очнулся от сна, солнце стояло уже достаточно высоко, чтобы вызвать его неудовольствие. Он резко вскочил, нащупал под подушкой револьвер, очумело огляделся.
Рэйчел, позвал, оглядывая разбросанные по комнате юбки.
Вскочил, заглянул за раздвижную китайскую ширму, и тогда его осенило: лапнул рукой грудь, где у него обычно висел камень Кецалькоатля. Чертыхнулся, сорвал со спинки стула рубашку.
Проспал он часа три-четыре, значит, красотка не могла уйти далеко.
Надевая штаны, Джед запрыгал на одной ноге к окну. Беспризорный мальчишка Джонни, по своему обыкновению сидел на коновязи у парикмахерской, пуская на середину улицы стрелы из самодельного лука. На ходу застёгивая оружейный пояс, Джед выскочил из заведения. Перебегая улицу, на лету поймал пущенную мальчишкой стрелу.
Мой краснокожий брат разрешит присоединиться к нему? Джед присел рядом с мальчишкой на бревно коновязи, отдал стрелу.
Принимая игру, Джонни с достоинством кивнул головой.
Бледнолицый может быть гостем в вигваме Серого Орла.
Не знает ли мой краснокожий брат, кто сегодня утром покинул город?
Серый Орёл слышал, как мистер Фрей ругался из-за того, что не успел досмотреть самый лучший сон в своей жизни, потому что его разбудила скво из большого деревянного вигвама. Мистер Фрей оседлал ей коня, и она уехала по дороге, ведущей в Бенсон.
Джед бросил мальчишке десятицентовик, и уже собрался уйти, когда мальчишка гордо вскинул голову:
Если бледнолицый брат хочет выследить эту скво, ему повезло, она взяла в конюшне мистера Фрея гнедого жеребца по кличке Шайен. Мой бледнолицый брат легко найдёт его следы по сломанной подкове на передней левой ноге.
Джед бросил мальчишке ещё одну монету и торопливо направился к конюшне.
Глава 7
Уже пятый день под бесконечный стук колёс и протяжный свист паровоза поезд несло к чёрту на кулички. За окнами тянулись усыпанные гладкими валунами мелководные горные речки, леса, острые скалы. Верхушки елей то упирались в небо, то оставались так глубоко в ущельях, что смотреть на них приходилось сверху вниз с идущего по краю пропасти поезда.
В первом вагоне поезда размещались кухня, складские помещения, динамо-машина. Второй вагон был купейным, за ним салон. В последних двух вагонах Генри не бывал, но видел, как на станциях из пятого вагона выводят на прогулку лошадей, а в четвёртом, судя по всему, располагалась охрана Хэлфорда по подсчётам Генри человек десять, не меньше. Судя по всему, Хэлфорд не собирался оснащать экспедицию в Аризоне, а подготовил всё необходимое ещё в Нью-Йорке.
Покидать поезд Генри было запрещено. Хэлфорд понимал, что устный запрет для человека, который избрал своей профессией журналистику, является всего лишь мелким препятствием на пути к достижению цели, потому был предусмотрителен: окно в купе репортёра было зарешечено, на площадках вагона и днём и ночью дежурили охранники, а когда Генри с разрешения Хэлфорда на одной из станций пошёл дать телеграмму, чтобы успокоить родителей и объяснить своё внезапное исчезновение, его сопровождали ни много ни мало три вооружённых парня.
В купейном вагоне ехали девять человек. Угрюмый мужчина по фамилии Вагнер имел шрам во всю щёку и являлся правой рукой Хэлфорда. Молодой парень Джеки был чем-то вроде стюарда, хотя временами смахивал на генеральского денщика: чистил хозяину ботинки, прислуживал за столом, гладил белые рубашки, которые Хэлфорд менял по два раза в день.
Справа от Генри занимал купе профессор Уэлш. Слева некто Миллер: настолько странный и замкнутый тип, что молодой человек долго не мог понять его роль в этой экспедиции. Последние купе были заняты тремя девицами, взятыми в дорогу для развлечений.
В своём купе Генри только ночевал, а всё время проводил в салоне. Хэлфорд часто пропадал в недрах соседних вагонов, Вагнер заходил в салон только с докладами, Миллер выходил из своего купе к обеду и ужину, поэтому всё своё время Генри проводил в обществе профессора Уэлша.
Профессор много работал здесь же в салоне: обложившись книгами, читал, потирал подушечками пальцев лоб, о чём-то думал, глядя в окно, а потом, словно спохватившись, хватал другую книгу, перебирал закладки, читал нужные места и торопливо строчил карандашом либо на полях книги, либо на листах писчей бумаги, которых на столе лежал целый ворох.
Когда мысль изливалась на бумагу, профессор с довольным видом откидывался на спинку стула, начиная мурлыкать про себя какую-то мелодию. Судя по всему, он был страстным любителем оперы, но со слухом у него были проблемы. Иногда Генри сразу угадывал мелодию, которую мурлычет профессор, иногда тот так фальшивил, что угадать было невозможно. Уже лёжа у себя в купе с закинутой за голову рукой Генри вдруг прозревал: да это же «Марш победителей» из «Аиды».
Репортёрское любопытство относительно взаимоотношений профессоров Уэлша и Корби было удовлетворено ещё на второй день пути. Генри и профессор сидели тогда за уютным шахматным столом, заставленным не шахматами, а книгами.
Генри изучал корешки книг: сборник сочинений Платона, Библия, «Всеобщая история вещей новой Испании» Бернардино де Саагуна, «Разоблачённая Изида» Блаватской.
Полный хаос! Никакой системы. Но ведь должна же быть какая-то связь между этими разными до неприличия книгами?! Недаром их страницы так густо переложены закладками. И какое отношение имеют они к палеонтологии?
Генри искоса поглядывал на исписанные листы бумаги, пытаясь понять над чем работает профессор, но было невежливо смотреть на вылетающие из-под карандаша строки будто письма чужие читаешь. Приходилось отводить взгляд.
За окном вдоль железнодорожного полотна мчался по просёлку почтовый дилижанс. Лучи клонящегося к закату солнца пронизывали вздымающуюся из-под колёс пыль, крася её по своей прихоти то в золотистые, то в бордовые тона. Тень вагона гибкая и изящная, как плавник неведомого подводного существа плыла, плавно огибая, кусты, кочки, валуны. Неспешной чередой уходили к хвосту поезда телеграфные столбы. Волны провисших проводов отражали густеющий закатный свет.