Кровавый апельсин - Ахмерова Алла Ильдаровна 5 стр.


Румянец сходит, лицо расслабляется.

 Что вы хотели бы знать?

 Какой он? Нравится ли ему в школе? Давно он учится в пансионе?

 В пансионе Джеймс второй год. Уехал перед самым тринадцатилетием. Говорит, ему очень нравится.

 А вам без него не трудно?

 Сначала было трудно, но к такому привыкаешь. Ездить туда-сюда каждый день было бы тяжеловато. Джеймс так поздно возвращался домой. Он и спортом много занимался Не то чтобы я тяготилась его присутствием Эдвин думал  Мадлен осекается.

 Что думал Эдвин?  уточняю я тихо, чтобы не напугать.

 Эдвин думал, что Джеймсу будет очень полезно опериться. Еще он думал, что я чрезмерно опекаю сына, что Джеймсу нужно учиться самостоятельности.

 Вы соглашались с Эдвином?

Плечи расправлены, подбородок приподнят  так Мадлен реагирует на вопрос.

 Разумеется соглашалась. Эдвин был абсолютно прав. Он знает, как растить мальчиков. То есть знал.

 Понятно. Вы сказали, Джеймсу нравится школа. Что ему нравится больше всего?

 Спорт конечно же. А еще там царит порядок. Джеймс любит порядок. Ему нравилось, когда жизнь шла своим чередом, когда я держала себя в руках, когда мы вовремя ужинали, и так далее.

Я делаю запись.

 Получается, временами вы не держали себя в руках?

 Постоянно держать себя в руках не удается никому. Я порой не справлялась  Мадлен судорожно стискивает руки.  Вот еще одна причина того, почему Эдвин хотел отправить сына в пансион. Это разгрузило бы меня, и мы получали бы больше удовольствия от встреч.

Я записываю ее ответ.

 Как вы отнеслись к желанию мужа?

 Опять-таки Эдвин, наверное, был прав. Я вечно как белка в колесе. За всем следить непросто.  У Мадлен дрожит голос.

 За чем вам приходится следить? Чем вы заняты?  Я старательно сдерживаю эмоции.

 Помимо спортзала, пилатеса и сбора средств для галереи? Я стараюсь заниматься собой. Эдвин не позволил бы  Мадлен снова не договаривает.

Я дергаю пояс юбки, чувствуя, как она впивается мне в бок. На пилатес времени хронически не хватает  вот в чем проблема моей семейной жизни. Я перечитываю свои записи. Пора закрутить гайки.

 Мадлен, расскажите, как складывались ваши отношения с Эдвином в последнее время?

 Что именно вы хотите знать?

 Вы ладили? Много времени проводили друг с другом? Эдвин часто бывал в отъезде? Такие вещи.

 Разумеется, он часто бывал в отъезде. Он каждую неделю летал в Нью-Йорк.

 Каждую неделю? В самом деле часто,  говорю я.

 Так вы не знаете, как работают в Сити? Для топ-менеджеров это совершенно в порядке вещей,  ледяным тоном заявляет Мадлен, выпрямившись.

Замерзнув, я плотнее запахиваю жакет костюма от «Хоббс». Пусть он не от кутюр, зато куплен на свои кровные. Зубы Мадлен показывает мне впервые, и я представляю ее с ножом в руках, склонившейся над бездвижным телом мужа. Тут она вздыхает, сутулится, и страшный образ тает.

 Чем вы занимались в отсутствии мужа?  спрашиваю я.

 Тем, о чем я вам уже рассказывала. Я собиралась провести благотворительный обед в пользу галереи, а это дело хлопотное,  поясняет Мадлен.

 Какой галереи?

 «Фитцгерберт» в Челси. Правительство им почти не помогает, вот и приходится рассчитывать на спонсоров. Такие мероприятия очень важны.

 Галереям помогать интереснее, чем людям?  спрашиваю я, не сдержавшись.

 По-моему, это к делу не относится,  вмешивается Патрик.

Я улыбаюсь ему, потом Мадлен:

 Просто хочу получить максимально полное представление. Мадлен, если исключить роковой уик-энд, вы назвали бы свои отношения с Эдвином хорошими?

 Мне так казалось. Поэтому меня шокировало его желание развестись.  Мадлен нервно переплетает пальцы и не сводит с них глаз.

 Как думаете, почему он так поступил?

 Я не знаю!  Мадлен закрывает лицо руками, опускает голову и начинает всхлипывать.

Хочется спросить, не завел ли Эдвин интрижку, но она продолжает плакать  громкие, душераздирающие всхлипы доносятся будто из самого сердца.

 Эдвин погиб, погиб, и я не знаю, серьезно он говорил или мы могли все исправить. Это я виновата, я, только я

Неловко даже Патрику  он ерзает в кресле и будто хочет обнять Мадлен, но в итоге поправляет документы и переклеивает стикеры, упорно не поднимая головы.

В гостиную без стука врывается сестра Мадлен.

 Вам лучше уйти!  заявляет Фрэнсин.  Видите, она больше не может.

 У нас есть еще несколько вопросов,  говорю я чисто для проформы, не сомневаясь, что нас выставят.

 А мне все равно! Зададите их в следующий раз. На сегодня хватит.

Я убираю блокнот в сумку и встаю. Патрик делает то же самое.

 В скором времени мы приедем снова  на следующей неделе. Для защиты Мадлен нам очень важно иметь полное представление о случившемся и о том, что тем событиям предшествовало.

 Хорошо. Очень хорошо, но не сегодня. На сегодня хватит. Теперь мне несколько часов ее успокаивать, а времени нет.  Фрэнсин кладет руку сестре на плечо и легонько встряхивает:  Тс, Мадлен! Скоро дети вернутся.

Мы с Патриком уходим, уже у ворот вызываем такси, в молчании добираемся до вокзала и едва успеваем на лондонский поезд.

Глава 5

 Я, пожалуй, выпью. Ты будешь? Джин?

Я киваю, Патрик уходит искать вагон-ресторан. Чувствую себя опустошенной, в ушах звенят всхлипы Мадлен. Мы провели с ней только полтора часа, а кажется, что куда больше.

Тилли уже отучилась и сейчас бежит к Карлу, который болтает с другими родителями. Может, они отправятся в кафе выпить горячего шоколада. Или, может, кто-то из подружек пригласит Тилли к себе поиграть, тогда Карл будет пить чай на кухне с подружкиной мамой, а девчонки  играть в переодевания. Я чувствую запах шелковистых Матильдиных волос и тепло ее макушки, а в следующий миг сердце екает от испуга: Матильда исчезает, возвращается Патрик с джином. Я делаю большой глоток, алкоголем изгоняя страх. День получился тяжелый, только и всего.

Патрик подается вперед, кладет руку мне между ног и шепчет на ухо:

 Туалет тут рядом. В вагоне больше никого нет.

Знаю, что нужно возразить, напомнить, что мы с ним расстались. Я молча смотрю на него, чувствуя, что ладонь прожигает насквозь. Я вливаю в себя остаток джина и иду за ним, в последний момент схватив сумочку.

Патрик запирает дверь туалета и поворачивается ко мне. Затаив дыхание, я жду, что он сейчас поцелует, притянет меня к себе, нежно коснется моей щеки, как уже касался сегодня. Из-за эмоций Мадлен нервы на пределе, но это гарантированный способ успокоиться. Какое-то мгновение мы смотрим друг на друга  глаза в глаза. Потом его ладонь проскальзывает за тугой пояс моей юбки прямо в трусики, и напряжение отпускает.

Я вздыхаю, а Патрик осторожно ставит меня на колени и расстегивает ширинку. Ничего похожего на «ты  мне, я  тебе». Стараясь не залезть в лужицу мочи, я подбираюсь к нему и обхватываю его ладонью. Свободной рукой я держусь за раковину, к которой он прислонился. Он притягивает мою голову еще ближе, и я закрываю глаза.

Патрик кончает, я споласкиваю рот и сплевываю в раковину. Я устала и в зеркале вижу, что в уголках глаз тушь размазалась, а помады и след простыл. Тревоги возвращаются, как только отлетает кайф. Недовольство отражается в лице женщины, которая ждет у туалета с маленьким ребенком. Когда мы проходим на свои места, она тихонько цокает языком. В суете я забываю сумочку. Женщина окликает меня и отдает сумку, вытянув руку, словно ей противно со мной общаться.

Сумку я беру, не поднимая головы, чтобы не видеть лица женщины. Патрик садится на место и сразу утыкается в свой «блэкберри», отдаляясь от меня с каждым нажатием на клавиши. Я смотрю в окно, стараясь не думать о том, что где-то рядом воняет старой мочой. В лужу на полу туалета я точно не влезла. Но вот я нюхаю уголок сумочки, трогаю его пальцем и брезгливо одергиваю руку. Сырой. Колени я защитила, не подумав о сумке «Малберри», которую купила на гонорар с первого большого процесса. Увидев, чем я занята, Патрик морщится, потом возвращается к своим е-мейлам.

Телефон звонит, когда я перекладываю последние вещи из вонючей сумки в сумку на колесиках. На экране название Матильдиной школы, и у меня сердце екает. Прежде чем ответить, я выпрямляю спину, мысленно переключаясь с Патрика к домашним обязанностям. Едва дав мне поздороваться, учительница сообщает, что я опоздала в школу за Матильдой.

 Сегодня ее должен был забрать Карл. Мы так условились.  Я стараюсь говорить спокойно, по-деловому, совсем как учительница на другом конце линии.

 Ваш супруг утверждает обратное. Говорит, Матильду должны были забрать вы.

 Мне он сказал, что последний клиент у него в два.  Я паникую все сильнее.

 Если честно, миссис Бейли, мне все равно, кто кому что сказал. Сейчас пять минут пятого, и Матильду не забрали. До шестнадцати сорока пяти девочка может ждать в продленке, но я должна понять, кто и когда ее заберет.

Я выглядываю в окно. Поезд приближается к Марилебону, но еще нужно добраться от вокзала в Хайгейт.

 А с мужем моим вы связаться не можете?

 У него телефон отключен.

 Я приеду, как только смогу. Просто сейчас я в поезде.

 Ждем вас в шестнадцать сорок пять.

Поставив мне условие, учительница обрывает связь.

Пульс подскакивает, от паники сжимается горло.

Бедная Тилли ждет в школе одна. Я же была уверена Какая сейчас разница, мне просто нужно успеть в школу. Достав из сумки зеркало, я убеждаюсь, что следов Патрика на лице не осталось.

 В чем дело?  Патрик не сразу, но отрывается от экрана «блэкберри».

 Я думала, Матильду забрали из школы, а ее не забрали. Мне нужно срочно за ней.

 А-а ничего страшного.

Патрик снова утыкается в свой смартфон. Матильда его явно не интересует. Я уже собираюсь возмутиться, но прикусываю язык  что толку?

Вдруг он снова поднимает голову:

 Так по возвращении мы не сможем как следует поговорить о деле?

 Боюсь, что так. Я должна забрать дочь.

 Неужели больше некому?  раздраженно осведомляется он.

 Боюсь, что некому. Отцу Матильды они дозвониться не могут, поэтому забирать мне.

С тех пор как мы вернулись на свои места, в глазах Патрика впервые читается интерес.

 А ты звонить ему пробовала?

Я качаю головой, набираю номер Карла и попадаю прямиком на голосовую почту.

 Телефон отключен. В школе сказали то же самое. Звонить бесполезно: при пациенте Карл трубку не возьмет.

Я снова принимаюсь спасать, что можно, из мокрой сумки.

 Нам нужно поговорить о деле. Это важнее, чем играть в няньку. Пусть муж твой этим занимается. Разыщи его! Позвони ему снова.

Я звоню Карлу во второй раз и снова попадаю на голосовую почту.

 Говорила же я тебе! И я не играю в няньку, Патрик, я забочусь о дочери. Мне нужно ее забрать.

Вытащив из сумки «Малберри» все, я сворачиваю ее и запихиваю на багажную полку. Если кому-то понравится, пусть берут на здоровье.

Поезд приближается к вокзалу, я беру пальто и направляюсь к двери, готовясь выйти в Паддингтоне:

 Я тебе позвоню.

Патрик больше не спорит. Изменившись в лице, он касается моей руки. Я руку отдергиваю: слишком беспокоюсь о Матильде, чтобы радоваться его ласке.


 Нам придется наложить финансовое наказание. Штраф составит двадцать фунтов.

Учительница  миссис Адамс, я почти уверена, что ее зовут миссис Адамс,  делает запись в ноутбуке и захлопывает его, стуча ногтями с красным лаком по его крышке. Закусив губу, я четко осознаю, что, если бы не старалась фигурировать в «блэкберри» Патрика, не удостоилась бы записи в этом ноутбуке.

 Простите, у меня была важная встреча за пределами города. И я была уверена, что Матильду вовремя заберет мой супруг.

 Вчера он предупредил нас, что Матильду заберете вы. Она так обрадовалась, что вы приедете за ней в школу.

«В кои веки» учительница не озвучивает, но ей и не нужно. Я старательно не обращаю на это внимания.

 Извините, я, наверное, неправильно его поняла. Ничего страшного, бывает. Но сейчас я здесь. Пошли домой, Матильда!

Я тянусь за дочкиным ранцем.

 Двадцать фунтов нужно уплатить сейчас.

Учительница встает между мной и Матильдой  эдакий барьер из серого трикотажа загораживает меня от дочери. А если обратиться к ней менее официально, может, это поможет?

 Миссис Адамс, я еще раз извиняюсь за опоздание. К сожалению, двадцати фунтов у меня с собой нет  остатки наличности я потратила на такси, чтобы скорее добраться сюда с вокзала. Вы назначили время, и я едва успела. Деньги мы принесем завтра. Пожалуйста, миссис Адамс

 Мисс, а не миссис!  резко перебивают меня.

 Мисс Адамс. Простите. Деньги будут завтра. Пошли, Матильда!

Я делаю шаг в сторону и тянусь к дочери. Серый барьер тоже двигается с удивительным проворством для такой ширины.

 Андерсон. Моя фамилия Андерсон. Я отвечаю за группу продленного дня и слежу за пунктуальностью родителей. Завтра штраф составит тридцать фунтов.

Порозовев, учительница вскидывает подбородок. Похоже, стычка со мной  гвоздь ее сегодняшней программы.

Я смотрю на часы: мы препираемся уже минут десять. За это с меня тоже оштрафуют?

 Мисс Андерсон, завтра утром я принесу двадцать фунтов. Наличными. В конверте. Ваше имя на нем напишу. Простите за доставленные неудобства, но сейчас я заберу дочь домой.

Раз  и я протаскиваю Матильду в брешь между стеной и мисс Андерсон. Опустив голову, Матильда бросается ко мне в тот самый момент, когда учительница делает выпад в сторону, чтобы ее перехватить. Мой взгляд учительница встречает совершенно спокойно, а в следующий миг я вывожу из школы и дочь, и сумку на колесиках. Мисс Андерсон что-то бормочет мне вслед про завтрашний день, но с меня хватит. Прочь от здания школы, быстрее за ворота, пока меня не притянуло обратно под злой взгляд учительницы! Останавливаюсь я, лишь свернув за угол.

Я притягиваю Матильду к себе и обнимаю:

 Прости, милая, я боялась, что она никогда нас не отпустит.

 Она так злилась!  шепчет мне в плечо Матильда с восторгом и страхом.

 Знаю, знаю, прости! Пошли, конфет купим. Нужно какое-то лекарство от шока

Матильда смеется, и в первом попавшемся магазине я покупаю ей две упаковки желейных «Миллионс» и чупа-чупс.

Мы медленно спускаемся по холму к Арчуэю. Лондонский горизонт плывет перед глазами, силуэт Шарда[12] вспарывает туман, который я отказываюсь считать слезами. По крайней мере, Матильда довольна и с удовольствием уплетает конфеты. Я вытираю глаза рукавом. Таскать за собой сумку на колесиках надоело до ужаса  бросить бы ее в ближайшую урну, запихнуть и примять, чтобы утонула в море оберток от бургеров и пакетиков с собачьим дерьмом. Это же ярмо по-современному, отличительный знак барристеров, кочующих по уголовным судам на юго-востоке. Я снова вытираю лицо рукавом, слезы наконец отступают.

 Такое больше не повторится!  обещаю я, опускаясь на колени рядом с дочкой.

Матильда обдумывает услышанное и улыбается.

 Ты же не нарочно,  говорит она.  Значит, ничего страшного.

Я улыбаюсь ей в ответ, и она меня обнимает. Остаток пути мы идем молча под скрип колес моей сумки и хруст Матильдиных конфет.


 Я даже злиться на тебя больше не могу. С этим нужно заканчивать. Ты должна стать организованнее.  Голос Карл не повышает. Ему и не нужно.

 Наверное, я дни спутала. Ты же вроде сказал

 Ты же знаешь, что по вторникам я допоздна с пациентами.  Карл качает головой и поворачивается к томатному соусу на плите.

 Наверное, я напутала,  повторяю я, потому что сказать больше нечего.

 Да, наверное. А потом взяла и накупила Матильде конфет. Ужинать теперь она не будет.

Я жду продолжения упреков, но Карл наливает в кастрюлю воды из чайника и кладет две горсти макарон. Когда он принимается натирать пармезан, я тихонько выбираюсь из кухни. Молчание хуже любых упреков. Нужно исправляться.

Глава 6

Прошла неделя. Октябрь в самом разгаре, как и процесс в Бэзилдонском суде короны, на котором я защищаю футболиста среднего пошиба, обвиненного в незаконных половых сношениях с несовершеннолетней. Можно с полной уверенностью сказать, что процесс получился не слишком успешным, подсудимый вел себя отвратительно, и, даже будучи его представителем, я рада, что ему дали пять лет. После оглашения приговора я навещаю его в изоляторе.

Назад Дальше