Думали меня запугать вот этим?
Я тебя пожалел, возмущается Брендан. Женевьев садится рядом с другими выбывшими.
Брендан бросает мяч, тот рикошетит прямо Томасу в руки. Томас кидается в погоню, швыряет мяч, но попадает в цель уже после того, как Брендан крикнул: «Суицид!» и получает штраф. Мяч катится к А-Я-Психу Томас с непривычки что-нибудь себе сломает! Я бросаюсь на перехват, падаю и отбиваю себе плечо. Вскакиваю; Томас еще не у стены.
Живой?
Бросай! орет А-Я-Псих.
Я бросаю блин, промазал.
Теперь к стене бежим мы оба. Томас кричит: «Суицид!» А я не успеваю: в меня прилетает сокрушительный удар, я впечатываюсь в стену и сползаю по ней.
Аарон!
Ко мне бросается Женевьев. Но я в порядке, подумаешь, пару дней голова погудит. Женевьев массирует мне виски. Я оборачиваюсь: А-Я-Псих пляшет на месте, радуясь классному удару. Брендан только головой качает: ему стыдно, что я так бездарно бросил.
Остаток игры мы сидим с Женевьев вдвоем. Голова трещит.
Все точно нормально, малыш?
Угу, щас бы аспирина нажраться до потери пульса Поскольку я недавно пытался покончить с собой, мне стоило бы выражаться осторожнее.
Мы следим за игрой и обсуждаем, что во вторник она улетит в Новый Орлеан и там некому будет доставать ей что-нибудь с верхних полок, потому что я-то остаюсь. Когда я собираюсь сказать ей кое-что из фильмов для взрослых, Томас мощным ударом подбивает Дэйва Толстого. Брендан уверяет, что даже у него в ушах звенит. Конечно, парня с защитной жировой прослойкой все жалеют А мне, блин, по голове двинули, и никто, кроме моей собственной девушки, и слова не сказал. По ходу, теперь я под ее личной ответственностью.
Играть остаются только Томас, Брендан и А-Я-Псих. По ходу, Томасу или Брендану придется срочно отращивать яйца, а то А-Я-Псих выиграет, пальцем о палец не ударив. Брендан очень неудачно кидает мяч (но не буду же я смотреть на него с укором), он откатывается к моей маме и соседям.
Сейчас принесу, вызываюсь я: надо же проверить, могу ли я после такого удара ходить. На удивление, я даже не шатаюсь и не дергаюсь, как игрушка с отходящим контактом. Я подхожу к маме, беру у нее из рук мяч и кидаю Брендану.
Жестко играют.
Скучаю по шарикам с водой, вздыхает мама.
То есть когда мы обстреливали А-Я-Психа бутылками с водой, тебя все устраивало?
Боюсь, бедному мальчику уже ничего не страшно, вздыхает мама чуть громче, чем надо. Соседи я их вроде бы знаю, но при этом мы не знакомы, если вы понимаете, о чем я, хихикают.
С ними стоит женщина, которую я типа как бы точно знаю. У нее незабываемые пронзительные зеленые глаза и взъерошенная копна огненно-рыжих волос. Она похожа на зажженную свечку.
Привет, приятель, произносит рыжеволосая красавица; у нее британский акцент с легкой ноткой южного Бронкса.
Эванджелин! едва не выкрикиваю я.
Когда-то она была моей няней, и я был в нее безумно влюблен. Так странно видеть у нее в руках алкоголь В детстве я никогда не видел, чтобы она пила; хорошие няни не пьют при детях.
Я бы тебя обнял или типа того, но я дико вспотел и, ну, воняю
Девушка отставляет пиво и смело меня обнимает. Ерошит мне волосы, заглядывает в глаза:
Вот ты какой, Аарон Сото девять лет спустя Симпатяга вырос. Небось за тебя все красавицы передрались?
У меня одна-единственная девушка, гордо заявляю я. А классное ощущение сказать своей первой любви, что уже занят. А вот не надо было меня отшивать после марафона «Могучих рейнджеров»!
Замечательная девушка, у которой он вчера, оказывается, ночевал, ворчит мама. Мне даже не сказал!
Как тебе Лондон? спрашиваю я Эванджелин, будто не замечая маминого ворчания. Если я не путаю, няня старше меня всего лет на девять-десять. Ты же разбила мне сердце ради учебы за границей! Когда она уехала, я плакал днями напролет, но сейчас, конечно, ни за что не признаюсь.
Да, я изучала философию в Королевском колледже. Хотя, если бы можно было отмотать время вспять, я бы лучше с тобой в машинки играла, чем слушала про всех этих досократиков.
Столько лет ждал этих слов! улыбаюсь я. Надолго ты в городе?
Надолго, надолго. Мне еще предстоит искать работу, но как же офигенно вернуться в Штаты! Даже в самые убойные пробки наше метро все равно лучше лондонского. Вдруг она грустно смотрит на меня; раньше она с таким видом сообщала мне, что мама еще на час-два задержится на работе. Соболезную насчет отца, приятель. Если захочешь поговорить, звони. Готова выслушать даже о том, как брат не дает тебе поиграть в консоль.
Я сую ладонь в карман, чтобы не было видно шрама. Мама опускает голову. Пожалуй, с Эванджелин поболтать всяко лучше, чем с доктором Слэттери, мерзким психологом, к которому я ходил несколько недель.
Позвоню. Я натягиваю на лицо улыбку: все вокруг желают мне счастья не меньше, чем я сам. Добро пожаловать домой.
Я возвращаюсь к друзьям: А-Я-Псих как раз подбивает Брендана. Томас, видимо, выбыл пару минут назад: он уже подсел к Женевьев и, наверно, снова обсуждает с ней светлячков. Я сажусь с другого ее бока. Малявка Фредди спрашивает:
Что за рыженькая стоит с твоей мамой?
Моя бывшая няня, Эванджелин. Красивая, да? Женевьев навострила уши, оторвалась от разговора с Томасом и обернулась посмотреть на соперницу. Я в детстве был в нее безумно влюблен. Но это было давно.
Почему я об этом впервые слышу, сукин ты сын? спрашивает Брендан.
Кретин, я еще не выпустил комикс про свою жизнь!
Остаток вечера мы с Женевьев сидим вдвоем в укромном уголке, а потом ее забирает отец. Завтра мы с ней не увидимся: они с тетей едут закупаться перед лагерем, но мы будем держать связь и встретимся в понедельник в день ее рождения. Я провожаю ее до машины. Она пихает меня в плечо и садится рядом с отцом. Тот что-то мне бурчит и заводит двигатель.
Я возвращаюсь к ребятам; Томас, похоже, уже устал. Он сидит чуть в сторонке и наблюдает, как все пьют холодный чай из банок и ржут.
Все нормально? спрашиваю я.
Он кивает:
В нашем квартале так не повеселишься.
Чего завтра делаешь?
До пяти работаю.
Где работаешь?
Продаю итальянское мороженое на Мелроуз.
Мерзнешь и грустишь?
Мерзну и грущу.
Зайду за тобой вечером, сыграешь с нами в «Дикую охоту».
Классно придумал, Длинный. Мы ударяемся кулаками.
Когда взрослые расходятся навстречу утреннему похмелью, мы играем в баскетбол под грохот пивных банок в «кольцах»-мусорках и шорох крышек из фольги, потом немножко в гандбол, а потом и сами уходим спать.
5
Безглазый смайлик
Назавтра днем я отправляюсь на Мелроуз-авеню.
Томас работает в кафешке «Мороженое Игнацио», и кондиционер тут выкручен на полную. Я не собираюсь ничего покупать. Если бы за кассой стоял кто-то другой, я бы, может, сделал гадость: съел бы пробник и свалил, но Томас, похоже, не в настроении терпеть такую хрень.
На нем отвратный фартук цвета хаки; он свел свои кустистые брови, напряженно изучает какие-то квитанции и стучит клавишами кассы.
Добро пожаловать к Игнацио, произносит Томас, не поднимая глаз. Вам в стаканчик или в вафлю?
Мне бы в глаза глянуть, отвечаю я.
Томас вскидывается с таким видом, будто сейчас выколет мне глаз ложечкой для пробников, но тут же расслабляется:
Длинный!
Томас! Я не придумал для него клички. Снаружи адское пекло. Беру свои слова назад, тут у тебя здорово.
Меня здесь, считай, уже нет.
В смысле?
Томас стаскивает фартук, открывает дверь с металлической табличкой «Управляющий»:
Эй, я увольняюсь! швыряет фартук на пол и направляется в мою сторону.
Мне похлопать, потопать или поволноваться за его будущее?
Томас толкает меня к двери, выходит сам и орет: «Ура-а-а-а!»
Я невольно смеюсь.
Слушай, что это сейчас было? Ты уволился? Уволился же? Судя по его счастливому лицу, я угадал. Чувак, мне кажется, тут есть закономерность. Вчера ты расстался с девушкой, сегодня уволился. До кризиса среднего возраста тебе еще лет двадцать.
Я всегда бросаю все, от чего устал, объясняет Томас. И собираюсь продолжать в том же духе.
Мы шагаем обратно к комплексу «Леонардо». Томас всаживает кулак в воздух: с кем или с чем он воюет?
Меня смертельно задолбала паранойя Сары, начинает он перечислять. Задолбали покупатели, которые берут себе восемь пробников, хотя с самого начала знают, что закажут. Задолбало накачивать велосипеды, и с той работы я тоже ушел. Если меня не прет, я бросаю. Да-да, я всегда все бросаю, я такой!
Не знаю, что отвечать. Вчера мы даже не были знакомы. Теперь он успел стать мне Я даже не знаю кем.
Но он не просто парень, который все бросает.
Ну
А ты когда-нибудь что-нибудь бросал?
Ага, кататься на скейтборде. Мне лет десять было. Я съехал по дико крутому холму и врезался в стоящий внизу грузовик. Честно, вся моя короткая жизнь перед глазами пронеслась, все мои фигурки супергероев.
Почему ты просто не соскочил со скейта?
Мне было десять, почему я должен был вести себя разумно?
Туше.
Но я тебя понимаю. Пожалуй, правда можно бросать что угодно. Если это не что-то или кто-то нужный.
Именно! Томас кивает. Похоже, он удивлен, что его поняли. Что там Женевьев поделывает?
Со вторым парнем тусит, отвечаю я.
Ого! И как он тебе?
Придурок полный, но сложен как Тор, я тут бессилен. На самом деле она через пару дней едет в лагерь для художников, сегодня закупается расходниками и чем-нибудь в дорогу. А завтра у нее день рождения, и кровь из носу надо провести его суперклассно, а то потом мы три недели друг друга не увидим.
Блин, целых три недели. Полная жопа.
Нарисуй ее голой, как в «Титанике», советует Томас.
Боюсь, с ее грудью перед носом я много не нарисую. Оставлю эту идею на старость, когда мне надоест смотреть на голых женщин.
В нашем квартале зреет «Дикая охота». Нолан вызывается охотником, и все разбегаются. Томас мчится в одну сторону, Брендан в другую. Я бегу за Томасом, а то опять быстро попадусь. Это я удачно решил: Томас, неопытный игрок, бежит прямо через вестибюль сто тридцать пятого дома, мимо охранника. Быстро, пока охранник за нами не погнался, я увожу его к лестнице со сломанным замком и вверх. Мы взлетаем на третий этаж, открываем окно в коридоре и вылезаем на крышу, к старому генератору и всему, что мы туда набросали.
Отсюда видно второй двор, средний из наших трех. Темно-бурые столы для пикника, площадку, где мы когда-то играли в «Не наступай на зеленое». С третьего двора мчится Дэйв Толстый. Он запыхался и тормозит.
Нолан валит его один есть.
Томас туда даже не смотрит.
Ничего у вас тут сокровищница, бросает он, наклоняясь и поднимая сломанный йо-йо. Потом пытается раскрутить, но диски срываются с нитки и врезаются в безголовую куклу Барби. Давно вы с Женевьев встречаетесь?
Год с лишним. Я подбираю джойстик от «нинтендо», раскручиваю провод над головой, как лассо, и кидаю находку обратно на щебень. Мне с ней безумно повезло. Она прощает меня, даже когда я не достоин прощения.
Ты изменял? деловито интересуется Томас. Как только я начал пялиться на других девчонок, сразу понял, что чувства к Саре проходят.
Не изменял. Умер мой отец. Ну, наложил на себя руки, и я долго не мог оправиться. Я редко поднимаю эту тему. Иногда сам не хочу, иногда друзья не желают влезать в беседы про смерть и горе.
Соболезную. Томас садится на крышу и принимается разглядывать пустые бутылки. Не слишком занимательная находка, но, наверно, ему просто неловко смотреть мне в глаза. Но почему Женевьев должна была тебя бросить?
Я еще не все рассказал. Глаза сами находят изгиб шрама на запястье.
Кто ты такой? спрашивает Томас.
Чего?
Расскажи, кто ты такой. Не прячься. Я никому не выдам твоих тайн.
Ты же только вчера сдал своих друзей, чтобы понравиться моим.
Эти мне не друзья, отвечает Томас.
Я сажусь напротив. Не давая себе времени передумать, вытягиваю руку ладонью вверх, чтобы было видно шрам-улыбку как эти слова вообще сочетаются? Вверх ногами кажется, что смайлик хмурится. Но вот Томас садится рядом, наклоняется и обхватывает мою руку своей. Подносит к глазам и напряженно изучает.
Ничего гейского, но поднимает он взгляд. Слушай, он на улыбку похож. Прямо смайлик без глаз.
Ага, я тоже каждый раз об этом думаю.
Он кивает.
Я постоянно винил себя, что я плохой сын. Мама все повторяла, что он это сделал, потому что был несчастлив, и я решил, что мертвым тоже стану счастливее Я веду вдоль шрама ногтем: слева направо, справа налево. Наверно, это был крик о помощи. Я не хотел чувствовать того, что чувствовал.
Томас тоже проводит рукой вдоль шрама и пару раз тыкает пальцем мне в запястье. Его пальцы все перепачканы: сначала он трогал йо-йо, потом копался во всяком другом хламе. Я вдруг понимаю: он поставил над шрамом два темных отпечатка пальцев, и получились глаза.
Классно, что ты этого не сделал, говорит он. Жалко было бы
Он хочет, чтобы я существовал и дальше. Теперь я тоже этого хочу.
Я высвобождаю ладонь и кладу руки на колени.
Твоя очередь. Кто ты такой?
Его брови сходятся домиком, как будто он раздумывает кто же он может быть? Не дождавшись ответа, я уточняю:
Мы уже не маленькие, конечно, но кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
Хочу снимать кино, тут же отвечает Томас. Хотя ты, наверно, заметил, я и сюжет своей-то жизни никак не придумаю, куда уж там целый фильм.
Я бы не сказал хотя и не поспорю. А почему кино?
С детства мечтал, с тех пор как посмотрел «Парк Юрского периода» и «Челюсти». Честно, преклоняюсь перед Спилбергом, у него акулы с динозаврами реально страшные!
Я «Челюсти» так и не видел.
Томас пучит глаза, как будто я заговорил по-эльфийски:
Я бы выцарапал себе глаза и отдал тебе, чтобы ты прочувствовал всю мощь этого фильма! А в конце Спилберг такое придумал! Когда Не, не буду спойлерить. Заходи как-нибудь ко мне, посмотрим.
За нашей спиной хлопает, закрываясь, окно.
Мы подрываемся. Там стоят Брендан и Малявка Фредди. Я лихорадочно вскакиваю на ноги, как будто меня застали со спущенными штанами с кем-нибудь, кто совсем не моя девушка.
П-привет, вас еще не поймали?
Не, отвечает Малявка Фредди. Что делаете?
Передохнуть сели, вру я. Томас одновременно признается:
Разговариваем.
Брендан как-то странно смотрит на нас, потом в его глазах проступает страх. Я оборачиваюсь: к нам несется Нолан, в окне застрял Дэйв Толстый. Мы бросаемся к окну с другой стороны. Вот Томас бежит рядом, вот он упал. У меня десятая доля секунды, чтобы решить, спасаться или помочь ему. Я кидаюсь посмотреть, что с ним.
Меня стискивает Нолан:
Дикая охота, раз, два, три! Дикая охота, раз, два, три! Дикая охота, раз, два, три!
Меня поймали. Плевать. Я сажусь на корточки рядом с Томасом. Он массирует колено.
Все нормально?
Он кивает, дышит с присвистом Вот сейчас оттолкнет меня, убежит, а мне за ним всю игру гоняться. Не, нафиг. Я обхватываю его:
Дикая охота, раз, два, три, дикая охота, раз, два, три, дикая охота, раз, два, три.
Мы всей компанией спускаемся искать А-Я-Психа, пока игра не кончилась. Брендан со всеми нашими прочесывает гараж, а мы с Томасом бежим к балкону: надо осмотреть все проходы, заглянуть за каждый мангал, перевернуть каждый сдутый детский бассейн. Томас прихрамывает.
Теперь ты кое-что знаешь обо мне, а я кое-что о тебе, произносит он, морщась и пытаясь не отставать. Расскажи теперь о Женевьев.
Будешь приставать к моей девушке, размажу!
Не парься, не буду.
Женевьев, она Ну, просто лучше всех. Она постоянно находит себе новых крутых художников и начинает безумно фанатеть. Шлет мне потоки сознания о том, какие они классные и как сильно их недооценили. Когда переводят часы на летнее время, она подольше не ложится спать, чтобы поймать момент перехода. Да, еще она когда-то верила в гороскопы и страшно обижалась, если они ее подводили. Я смотрю в небо беззвездное, сине-розовое, странное. Завтра она хочет пойти в парк смотреть на звезды, но мне надо придумать что-нибудь еще круче.