Ты, Вася, как же?.. Подождешь меня в буфете, что ли, пока я буду ужинать?
Неудобно отвечал Лагорский. Ужин продлится до бела света. Ну, что я буду делать в буфете! Да у меня и денег не завалило. Я отправлюсь домой и буду ждать тебя дома.
Врешь! Провалишься куда-нибудь. Я знаю, куда ты зайдешь, знаю, подмигнула она ему.
Ах, Надюша, какое недоверие! Неужели же я не доказал тебе мою преданность и любовь? покачал головой Лагорский. Сегодня я замучился за тебя.
Ну, отправляйся домой. И Феню я отправлю домой с картонками. Ты ей найди извозчика и заплати. А меня домой проводит кто-нибудь из наших.
Душечка, я, все-таки, зайду по дороге в какой-нибудь капернаумчик. Надо закусить. Здесь дорого все, нам, посторонним, в буфете не скидывают, а в капернаумчиках на две трети дешевле. Торгуют там долго Съем сосисок с капустой
Копровская сморщилась.
Ну вот сейчас уж и капернаумчик! сказала она. Пожалуйста, Василий Ну что же, Феня будет одна в даче Не засиживайся, пожалуйста.
Она говорила это, но в то же время ревновала и к молоденькой и хорошенькой Фене.
Впрочем, как хочешь, как хочешь спохватилась она. Иди и закусывай, где хочешь. Свободу твою не стесняю. Полагаюсь на твое благоразумие. Ты не боишься, Феня, одна?
Нисколько не боюсь, Надежда Дмитриевна, отвечала Феня. Чего же бояться-то? Внизу жильцы живут.
Копровская сердилась.
И дурачина же этот наш хозяин Артаев. Невежа и серый мужик. Не знает приличий. Замужнюю женщину зовет на ужин и не приглашает ее мужа. Уж не объел бы ты его.
Захотела ты от него приличий! отвечал Лагорский, почувствовав некоторую легкость на душе, что сейчас он будет свободен на некоторое время. Артаев это торгаш. Он кормит только нужных людей. А ты приглашена на подкраску Ужин с артистками Еще заставят тебя, пожалуй, читать стихи перед какими-нибудь проходимцами. А что ему, этому мужику, Лагорский, из чужой, конкурирующей с ним труппы! Ну, я пойду. А вот Фене деньги. Портные помогут ей вынести картонки и наймут извозчика. Могу я удалиться? спросил он.
Иди, иди. Теперь я буду переодеваться на ужин, отвечала Копровская, и сердце ее сжалось.
«Уйдет, уйдет Куда-нибудь с этой мерзавкой Малковой уйдет!» мелькнуло у нее в голове.
Лагорский вышел в сад с таким облегченным сердцем, что даже готов был приплясывать. Ноги его так и ходили. Он напевал себе под нос что-то из «Елены», присел на скамейку и стал скручивать папироску. Публика в саду поредела. Кто уехал домой, кто ужинать в рестораны, кто удалился в садовый буфет. На веранде пили чай и закусывали. По дорожкам бродили только пьяненькие. С ними перемигивались ночные накрашенные барышни в бросающихся в глаза костюмах, трехэтажных шляпках, попыхивая папиросами, и просили их угостить. Один пьяненький в светло-сером пальто и серой шляпе стоял посреди дорожки, дирижировал сам себе, помахивая обеими руками, и пел «Тигренка». Две накрашенные барышни подошли к Лагорскому.
Можно вас занять от скуки, господин статский? спросила одна из них. А вы нас попотчуете лимонадом с коньяком.
Денег нет, милые мои, отвечал им Лагорский, благодушно улыбаясь, а то бы с удовольствием
Он закурил скрученную папироску, с наслаждением затянулся и стал выходить из сада.
«Зайду к Малковой. Утешу ее По всей вероятности, она еще не спит», решил он и, вышедши из сада, зашагал мимо ряда дач одна на другую похожих, с террасами внизу, с балкончиками в мезонинах, с палисадничками перед террасами. Невзирая на первый час ночи, дачная местность еще бодрствовала. Везде в окнах светились огоньки, мелочные лавочки, булочные и колбасные были еще отворены, по улице бродил народ, шныряли разносчики, продававшие сласти, папиросы, спички, приставали к прохожим с букетами ландышей и черемухи рослые оборванцы.
«Наверное, не спит еще и повторяет роль к завтрашнему спектаклю», думал про Малкову Лагорский, миновав уже свою дачу и подходя к даче Малковой.
Вверху, в мезонинчике, где жила Малкова, мелькал огонек.
«Не спит», решил Лагорский и с замиранием сердца, складывая в уме фразы оправдания, что отказался давеча от ее компании, вошел в палисадник и стал взбираться по скрипучей лестнице в мезонин. Через минуту он стучался в запертую дверь.
Кто там? послышался голос прислуги Малковой Груни.
Это я, Груша, Лагорский. Отвори, сказал Лагорский.
Барыня спит, Василий Севастьяныч.
Как же спит, если у ней свет в комнате.
Она лежит в постели и читает.
Послышались переговоры. И вдруг за дверьми раздался раздраженный голос Малковой:
Чего вы это по ночам шляетесь и будите несчастную женщину! Вас звали честью разделить компанию, а вы не захотели! Не захотели, а теперь лезете! Убирайтесь! Я спать хочу.
Пусти меня, Веруша Пусти, голубка Мне много кое-что надо тебе сказать, виновато упрашивал Лагорский.
Прочь от моих дверей! отвечала Малкова. Чего ты скандалишь! Конфузишь перед соседями. Внизу соседи Убирайся к своей Копровской!.. Служи перед ней на задних лапах, как собачонка! Убирайся к Настиной и та примет. А я спать хочу и не желаю тебя видеть. Не отворяй ему, Груша. Пусть убирается ко всем чертям, отдала она приказ прислуге.
В голосе ее были слышны гнев и слезы.
Лагорский стал спускаться с лестницы.
Глава XV
Огорченный, что Малкова его не приняла к себе, Лагорский зашел в один из ресторанчиков, приютившихся на реке, с досады выпил несколько рюмок водки, закусил сосисками с капустой, покрыл все это пивом, раздраженный пришел домой, лег спать, но ему не спалось. Малкова не выходила у него из головы. Он любил ее и боялся последствий ссоры.
«Это уж значит удила закусила. Дошла до белого каления, если выгнала вон, рассуждал он. Обыкновенно она только и делала, что упрашивала меня, чтобы я чаще ходил к ней. И чем я мог ее так уж особенно раздражить? Что ужином ее отказался покормить и проводить? Но такие случаи у меня и в Казани бывали, но она не лезла так на стену. О, ревность, ревность! Не верит, что я по-товарищески к жене отношусь. А ведь в нашем быту это так естественно Я актер, она актриса ну, и товарищи. И дернула меня нелегкая опять связаться с женой! Ведь уж вконец разошлись, а тут опять Нежность какая-то напала. Дурак я, совсем дурак! А теперь и поправляй дело, вертись, как угорь на сковороде. Надо завтра постараться как-нибудь задобрить Малкову, решил он. Встану пораньше, поеду в город, заложу булавку с жемчужиной и портсигар и выторгую у ее мужа ей паспорт. Это ее успокоит».
Лагорский взял роль и стал читать, но у него рябило в глазах, хотелось пить с водки и соленого. Во рту было сухо. Он три раза вставал и пил воду. Он задул свечу и стал лежать с открытыми глазами. Уже совсем рассвело. Короткие майские сумерки, заменяющие на севере ночь, кончились, и всходило солнце, а сон бежал от его глаз.
«И Настина ее раздражала со своими приставаниями нанять ей комнату, рассуждал Лагорский про Малкову. Ведь она догадывается, что я с Настиной жил. Да, Настина и сама нахалка. Прямо при ней говорит: Во имя наших прежних отношений похлопочите мне о комнате И тут ревность. Стало быть, двойная ревность Говорят, блондинки менее ревнивы, чем брюнетки. Вот жена брюнетка, а Малкова блондинка, но по ревности она тоже стоит жены».
В таком положении застала его жена, явившаяся с антрепренерского ужина. Был совсем день. Солнечный луч, пробиваясь в окно, неплотно завешенное жениной юбкой, зайчиком прыгал по полу. Жена явилась шумно, стучала ногами, громко разговаривала с горничной Феней. Лагорский, дабы избежать разговоров, зная, что они не будут дружественные и ласковые, закрыл глаза и притворился спящим, но Копровская крикнула ему:
Спишь? Так проснись! Успеешь еще выдрыхнуться-то!
Она была раздражена и сердита, с рывками расстегивала свой корсаж.
Лагорский открыл глаза и стал их протирать, сделав тяжелый вздох и сказав:
Ах, это ты? Пришла? А я и не слыхал. Что тебе?
Пожалуйста, не притворяйся. Феня мне сказала, что ты только недавно вернулся домой и шарил в кухне в шкапу, отыскивая сельтерскую воду, заговорила она. А ты тоже хорош, муженек! Все-то ты мне врешь. Рассказывал, что познакомился с рецензентами, а оказывается, ни один рецензент тебя не знает.
Никогда тебе этого не говорил. Что ты!
Ну вот Ты даже говорил, что какой-то черненький в очках хвалил меня. Видела я этого черненького в очках, и он даже фамилии твоей не слыхал. Ах ты! Лгунишка!
Не в очках, а в пенсне. Черненький в пенсне. И я с ним даже не разговаривал, а только слышал, что он в буфете одобрительно о тебе говорил.
Врешь, врешь! Я видела на ужине всех их Видела и познакомилась Черствый народ Только жрали и пили за ужином, а я ничего не успела добиться от них.
Хоть бы словом одним обмолвился кто-нибудь, что вот, мол, здесь вы хорошо играли, а там у вас не удалась сцена. Ни слова Словно остолопы какие-то! А уж и натрескался же один из них за ужином!
Все люди и все человеки пробормотал Лагорский, чтобы что-нибудь сказать. У всех слабости одни и те же Во всех профессиях Покойной ночи. Я спать хочу, сказал он и отвернулся.
Копровская разделась и стояла в одном белье, надевая на себя ночную кофточку.
А ты у Малковой был. Все-таки сбегал к ней Помиловался со своей кралечкой
И не думал, и не воображал! пробормотал Лагорский.
Мне наш музыкант сказал, что он видел тебя на набережной, и указал именно то место, где живет ваша премьерша. Где же ты шлялся все это время, если только час тому назад вернулся?
Я ресторан искал, чтобы поужинать. Ведь, когда ты отправилась на ужин с разными деликатесами, я был голоден как собака. Нельзя же не жравши.
И все-таки ужинал с ней? С Малковой? То-то ты так нелюбезно встретил возвращение жены и даже не поинтересовался об этом ужине, не поинтересовался, хвалили ли твою жену за ее роль, язвительно произнесла Копровская, снимая с ног полусапожки и надевая свои любимые стоптанные туфли.
У Лагорского вырвался из груди вопль.
О, как мне все это надоело! Как мне все это опротивело! закричал он. Замолчи, пожалуйста, дай мне покой, или я оденусь и убегу из дома куда глаза глядят!
Дальше Малковой не убежишь. А ты этого только добиваешься. О, петушишка, петушишка!
Она зашлепала туфлями и отправилась к себе в спальную.
Водворилась тишина. Лагорский заснул тяжелым сном.
Утром Лагорский проснулся, когда жена еще спала. Он быстро вскочил с дивана, умылся, оделся и сказал горничной Фене, что сейчас уходит в театр. Она хотела приготовить ему кофе, но он отказался, сказав, что напьется кофе в театральном буфете. Он рад был, что жена еще спит и что он не будет слышать от нее попреков и брани.
Выйдя из дома, он действительно отправился в театр «Сан-Суси», выпил в буфете кофе, зашел в контору и попробовал, нельзя ли ему получить хоть пятьдесят рублей авансом, но в конторе содержателя сада Чертищева не было, и ему отказали.
«Потащим булавку и портсигар в мытье», решил он, нанял извозчика и поехал в город, в ломбард, закладывать свои вещи, чтобы потом деньги внести мужу Малковой за ее паспорт.
По дороге, на Каменноостровском проспекте, уже совсем подъезжая к Александровскому парку, Лагорский встретил едущую на извозчике Настину. С ней была большая плетеная ивовая корзинка. Увидав Лагорского, Настина замахала ему руками.
Стойте, стойте! Остановитесь! Куда вы едете? кричала она.
Лагорский велел приостановить лошадь.
По делам еду, отвечал он, не сходя с пролетки.
По делам? Вот это мило! А как же вы обещали мне поискать для меня комнату сегодня поутру?
Неотложные, экстренные дела. На репетицию я вернусь.
Свои или Малковой? Лагорский! Вы, кажется, опять с этой Малковой того?.. А ваша бедная Копровская!
Впрочем, и она тоже фигурка Ее жалеть нечего. А вот я-то Мне за себя обидно Голубчик, поищите мне хоть после репетиции комнату. А то ведь я замучилась, каждый день по пяти верст взад и вперед ездивши. Сегодня уж меня обещала приютить на ночь наша актриса Тихонова. Не могу ли я сегодня после репетиции с вами вместе походить и поискать комнату?
Позвольте Как же это возможно, если у нас сегодня вечером первый спектакль, отвечал Лагорский, возвысив голос.
Ну, вот вы какой!.. с неудовольствием произнесла Настина. И как вы скоро забываете старое! А я-то когда-то для вас Ах, Лагорский!..
Может быть, завтра утром я могу поискать где-нибудь для вас Завтра нет репетиции.
Ну хорошо, хорошо. А у нас есть репетиция завтра. Так если найдете, приходите мне сказать. Да поищите поближе к себе комнату-то, чтоб почаще ко мне заходить. Сама я не могу к вам Вы теперь с женой Ах, Лагорский, мне так хорошо жилось при вашем покровительстве! Вы такой умный А теперь меня обижают Все обижают До свидания
Настина улыбнулась и сделала ему глазки.
Они разъехались.
Глава XVI
Под булавку с жемчужиной Лагорскому выдали в ломбарде пятьдесят рублей, а под тяжелый серебряный портсигар тридцать. Лагорский ожидал получить большую сумму, что его очень обескуражило.
«Пожалуй, с этими деньгами сегодня не покончишь с мужем Малковой насчет ее паспорта, подумал он. Ведь муж ее требует триста рублей, то есть двести рублей приплаты к тем ста рублям, которые он получил. Положим, что тут запрос и он спустит что-нибудь, но если он потребует и сто рублей, то у меня на руках все-таки только восемьдесят. Как тут быть?»
И Лагорский стал придумывать какую-нибудь комбинацию, чтобы покончить с мужем Малковой.
«Предложу ему мою расписку на остальные деньги, что вот, мол, так и так, через месяц обязуюсь уплатить столько-то и столько-то. Для верности может и сама Малкова скрепить подписью и, если он заупрямится, поручительский бланк» решил он.
По данному Малковой адресу Лагорский отыскал мужа Малковой в Гончарной улице, на дворе большого каменного дома, в четвертом этаже, в меблированных комнатах. Муж Малковой был коренастый человек лет сорока, с рыжеватой щетиной на голове, в усах щеткой и с изрядно красным носом. Одет он был в русскую полотняную рубаху-косоворотку с вышивкой красной бумагой на вороте и рукавах, выпущенную поверх брюк и опоясанную ремнем, и в высоких сапогах. Когда Лагорский вошел в комнату, он сидел у стола с самоваром, около сороковки с водкой и резал ломтиками колбасу на серой бумаге. Другой жилец комнаты, черный, длинный, тоже без сюртука и жилета, лежал на кровати, вытянув ноги на стенку кровати, и читал какое-то письмо. Лагорский, никогда раньше не видевший мужа Малковой, почему-то сначала и обратился к черному и длинному жильцу.
Я от Веры Константиновны начал он, войдя в комнату. От Малковой
Ко мне, ко мне это Прошу садиться! закричал коренастый и рыжеватый жилец. Вот, не угодно ли присесть прибавил он, подвигая Лагорскому стул к столу, и спросил: Что ж она сама-то не потрудилась промяться?
У ней в настоящее время репетиция, отвечал Лагорский. А я ее товарищ по сцене, актер Лагорский Мы служим в одной труппе. Так вот она и просила меня.
Очень приятно пробормотал муж Малковой, перестал резать колбасу, но руки Лагорскому не протянул.
Не протянул ему руки и Лагорский. Надо было начинать переговоры, но он молчал и покосился на лежавшего на кровати жильца. Муж Малковой понял и заговорил:
Да, да Не совсем удобно такое дело знаете что Пойдемте в трактир. Документ у меня готов Ведь нам только сменяться.
Черный жилец поднялся и сел на кровати.
Если вам нужно поговорить по секрету, то я могу уйти и посидеть у хозяйки, сказал он.
Да, да, милейший Василий Павлыч Пожалуйста отвечал муж Малковой. Мне-то ничего Я уж с вами сжился за три дня, а вот им кивнул он на Лагорского. Мы в десять минут кончим.