С тех пор утекло много воды, и мы всё-таки научились друг друга терпеть, но я чувствовал, что отец по-прежнему мною недоволен, да что там говорить про папу, я сам собою был недоволен: классический социопат, лентяй и неудачник с замашками непризнанного гения.
Ну ладно, ребята Я поднялся с дивана. Развлекайтесь без меня.
А почему бы тебе не пойти с ребятами в парк? вкрадчиво спросила мама; её большие выразительные глаза были наполнены жалостью и тревогой.
Если бы меня об этом попросил он, шёпотом ответил я и покосился в сторону прихожей, откуда доносилось бодрое пение: «Я буду долго гнать велосипед В глухих лугах его остановлю Нарву цветов и подарю букет той девушке, которую люблю»
Когда я покинул родительский дом, у меня на сердце лежал не просто камень, а целая гора, поэтому я сразу же отправился в «гадюшник», где заказал сто граммов водки и бутылку пива. На всякий случай осмотрелся: в тёмных углах плохо освещённого подвала, за круглыми столиками, гнездились какие-то деклассированные личности. Они таращились на меня, словно крабы на утопленника, от них за версту несло падалью и кровью.
У барменши был такой вид, как будто она десятку отмотала. Пока я собирал по карманам мелочь, она сверлила меня шустрыми глазёнками и загадочно улыбалась, словно Джоконда. В кабаке было оглушительно накурено, в том смысле что от дыма закладывало уши, и слабенький вентилятор пыхтел из последних сил, разгоняя густой липкий туман.
Я почувствовал непреодолимый страх в этой жуткой дыре под названием «Косой переулок», только в российской глубинке и где-нибудь в Тихуане есть подобные места, в которых можно легко словить пулю или заточку под ребро, поэтому я решил там не засиживаться, опрокинул полстакана водки и отправился на свежий воздух.
Потом я бродил по району и даже выпивал с малознакомыми людьми у пивного ларька. Долго сидел на трамвайной остановке, собираясь куда-нибудь поехать, но ехать было некуда: в этом городе не осталось ни одного человека, с кем бы мне хотелось поговорить, и я опять куда-то шёл, не разбирая дороги, не имея цели, запинаясь на ровном месте, и это было моё привычное состояние, так сказать, квинтэссенция моей жизни.
Мне не хотелось возвращаться в пустую квартиру, и ехать к Ленке в Екатеринбург мне тоже не хотелось. О Тане в тот момент я старался не думать, и поначалу мне это удавалось, но чем больше я пил, тем навязчивей становились мысли о ней. Доходило до абсурда: я пытался вспомнить её лицо и не мог, потому что оно распадалось на десятки чёрточек и линий, не связанных между собой. Это было мучительное деструктивное состояние. Я понимал, что боль под воздействием алкоголя превращается в параноидальный бред, и я уже давно поставил себе диагноз
Сидя на спортивной площадке возле школы, я отхлёбывал пивко и смотрел с увлечением, как дюжина пацанов гоняет по полю футбольный мяч, словно это был «мундиаль», а не дворовое толковище.
Вечерело. На землю постепенно опускался космос: небо становилось всё глубже и прозрачнее, появились первые звёзды, и выглянул краешек луны. Когда раскалённое солнце коснулось заброшенной аглофабрики, там вспыхнуло всё: и мрачные промышленные постройки, и сквозные фермы крановых пролётов, и обугленные чёрные трубы, и тёмно-зелёные хребты, волнами уходящие на запад.
Я застегнул куртку, накинул на голову капюшон и закутался в рукава, потому что поднялся холодный пронизывающий ветер. Я крутанул колёсико зажигалки Zippo, прикурил сигарету, с жадностью затянулся, надолго удерживая в лёгких горячий дым и согреваясь его теплом.
Кроны высоких тополей, в которых утонула наша маленькая школа, казались изумрудными в лучах заходящего солнца. Серые панели «хрущёвок» окрасились в разные оттенки лилового, и ярко-карминовые окна смотрели на закат. Невозможно было оторваться от этого зрелища.
В холодном воздухе удары по мячу и крики ребятишек становились более отчётливыми, эхом отражаясь от дворовых стен. Последний лучик коснулся моих ресниц, и футбольное поле накрыла туманная дымка, которая путалась в ногах у пацанов и заползала мне под штанину. Через пять минут они закончили играть и дружно закурили. Ничто так не режет мой слух, как детский мат. Я лихо свистнул и попросил их заткнуться они тут же собрались и ушли. Меня, одиноко сидящего на краю поля, окутали холодные сумерки и гнетущая тишина. Пиво закончилось. Я вытащил из пачки последнюю сигарету и закурил.
Вспомнились мамины слова, которые она сказала мне на прощание:
Сынок (очень вкрадчиво), не торопись бежать за Ленкой. Подожди пару месяцев. Пускай она там освоиться, определится со своими желаниями Человеку надо дать свободу выбора, и тогда, возможно, он поймёт, что никакого выбора нет. И ещё, перед тем как ехать, не увольняйся с работы, а возьми законный отпуск и добавь к нему парочку недель без содержания. Просто скатайся туда на разведку. Присмотрись. Оцени обстановку. Вдруг это не твоё, да и вообще, может, Ленка сама одумается за это время. У тебя сейчас очень хорошая работа. Ты инженер-программист высшей категории с соответствующей зарплатой и уважением в обществе. А кем ты будешь там? Спасателем Малибу? Вышибалой в баре?
Ты знаешь Я задумался буквально на секунду. на берегу Чёрного моря я могу заниматься чем угодно, даже собирать пустые бутылки. Сейчас не это главное, мама.
А что главное, сынок? спросила она, широко распахнув пепельно-серые глаза и слегка приоткрыв пухлые губы; так она пыталась изобразить крайнюю степень участия.
Речь идёт о спасении нашей семьи, ответил я, о нашем будущем, о будущем наших детей Ты пойми, мама, если всё получится, мы будем жить в раю.
А мы?! воскликнула она с некоторой обидой. А про нас вы подумали? Мы любим тебя, Леночку, Костю. Как мы будем жить без вас?
Как-нибудь проживёте, сухо ответил я. Так устроен мир: птенцы встают на крыло и покидают родные гнёзда. К тому же вам с папой по большому счёту никто не нужен Когда людей связывает такая любовь, для других места не остаётся.
Зачем ты так?
Мне всегда казалось, что я для тебя природная данность, а Юрочка это самая большая и, пожалуй, единственная любовь.
И поэтому ты ревнуешь? усмехнулась мама.
Я не ревную, а констатирую. Я с этим уже давно смирился.
Повисла неприятная пауза. Я долго не мог отвести взгляд от этих умных прищуренных глаз, красиво обведённых карандашом, и от этого строгого надменного лица, словно вырубленного из камня и покрытого тонкой паутинкой трещин.
Я пытался проникнуть в матрицу её души, но вход туда был закрыт для всех, хотя внешне она выглядела довольно общительной, радушной, отзывчивой, обходительной, и даже могла кому-то показаться слишком мягкой и покладистой, что являлось на самом деле поверхностным суждением, потому что мягкой она была только снаружи, а внутри у неё был титановый стержень.
Я боготворил эту женщину, но почему-то на меня не пролился её свет, она так и осталась для меня недосягаемой. Никто и никогда не сравнится с ней, никто и никогда не заменит её, и самое ужасное заключается в том, что эта неповторимая индивидуальность сулит мне одиночество до конца дней моих.
Любовь это максимальное сочетание критериев. Исходя из этого, можно сделать вывод, что по-настоящему без эротических иллюзий я любил только маму. Одухотворённая красота, мудрость, железная воля, неповторимое обаяние, несгибаемый дух и настоящая христианская добродетель, ни одна из мох многочисленных женщин не обладала такой комплектацией.
Кстати, я никогда не чувствовал ответного обожания: она была чуточку холодна, как все уникальные женщины, и относилась ко мне с некоторой долей иронии и остракизма. Она могла щёлкнуть меня по носу и сказать: «Перестань выпендриваться!» и я покорно замолкал, потому что чувствовал себя пигмеем по сравнению с родителями. Я так и не смог до них дотянуться, оставшись навсегда недалёким избалованным инфантом.
В их понимании не было мелочей, и любовь у них была великая: когда встречаются два таких человека, по-другому быть не может. Они пронесли свои чувства через всю жизнь и умудрились их не растерять, а только приумножили и дополнили их настоящей преданностью. У мамы Юрочка был единственным мужчиной за всю жизнь, а папа никогда не изменял маме ни разу. На моё удивлённое «Почему?» он ответил просто: «Не хотел». В наше время подобные отношения антропологическая редкость, а следующим поколениям такие высоты духа будут абсолютно неведомы.
Я знаю, что они были фантастически счастливы до определённого момента.
Жизнь это чудовищная скупердяйка и жутко меркантильная тварь, которой за всё приходится платить. Если она что-то даёт, то забирает потом с процентами. Сперва она попросила у мамы щитовидную железу отдали. Через какое-то время она попросила яичники отдали скрепя сердце.
Потом у мамы начал прирастать размер обуви и появились какие-то неприятные чёрточки в лице, а через несколько лет я перестану её узнавать. У неё надломится голос, начнут выпадать волосы, её примут в свои объятия обшарпанные больницы и равнодушные люди в белых халатах, и до меня вдруг дойдёт, что болезни даются человеку в качестве оплаты эпикурейских радостей.
«Всё, что приносит наслаждение, исцеляется страданием», сказал старец Иосиф Исихаст. После такого ультиматума не хочется жить, по крайней мере, полной жизнью. Существовать нужно тихо и скромно, как сверчок под половицей.
«Религия это удел аскетов и фанатиков, а мне с ними не по пути. Я не могу больше жрать это идеологическое дерьмо о светлом будущем: мне хватило комсомола. Я хочу жить только здесь и сейчас», подумал я, отправляясь в «гадюшник» на углу Матросова и Гвардейской.
.7.
Отъезд наметили на 4 июня 2000 года (это было воскресение), а потом начались дикие сборы, напоминающие подготовку к кругосветному плаванию. Ленка увозила на юг семь человек из шоу-балета самых лучших, самых отборных «лошадок».
Я не оставлю костюмы этой профурсетке! сгоряча рубанула она. Пускай Галька умоется крокодильими слезами! Я заработала эти тряпки кровью и потом!
Откуда вдруг появилась такая неприязнь? спросил я с усмешкой. Ведь ты ещё недавно была от неё в восторге?
Неприязнь дело наживное, ответила она, а я сразу же понял, о чём идёт речь. Ты лучше посоветуй, как отжать у «Малахита» костюмы Хотя бы девять комплектов. Шагалова их просто так не отдаст, а если за деньги, то она такую сумму выкатит, что нам за всю жизнь не расплатиться.
Будучи закоренелым преступником, я предложил без единой морщинки на лице:
Давай украдём.
Как?! воскликнула Мансурова. Через вахту не получиться! Ты представляешь, протащить через охрану такую кучу барахла? Они даже наши сумочки проверяют.
А зачем через вахту? Можно выкинуть из окна вашей гримёрки Одни бросают другие собирают и в машину грузят И провернуть это нужно ночью, чтобы не было свидетелей. Что там на вашей стороне? Какие-то гаражи, хозяйственные постройки Есть только одна проблема: на другом конце здания служебный вход.
Там гоблины по ночам курят, заметила она с легкой хрипотцой. Ты прикинь, какой поднимется кипиш, если нас накроют.
Глядя на неё, я невольно улыбнулся Она была гениальной актрисой и могла сыграть любую роль, а в тот момент она органично вплетала в эту ситуацию маргинальный образ воровки: закуривая очередную сигарету, она шкодно прищурила один глаз, а второй лихорадочно бегал в разные стороны, и плечики были приподняты, словно она уже «на фоксе», и тонкий мизинчик манерно оттопырен, и голосок был такой, как будто она всю жизнь пила ядрёный самогон и крепкий чифирь.
Вот будет хохма, когда шмотки полетят из окна, сказала она и начала тихонько похрюкивать, изображая «камерный» смех.
Эта проблема решается просто, успокоил я. Когда охранники покурят, я махну рукой, и вы начнёте швырять барахло. На следующий перекур они выйдут минут через двадцать, а за это время мы уже управимся. Я буду на шухере. Серёга Медведев и Андрюха Варнава будут собирать внизу. Валера будет грузить в машину. Значит так, третьего июня выступаем в последний раз. Четвёртого вылет. И не дай бог, если кто-то проболтается Шагаловой
Ты уже заикалась насчёт увольнения или костюмов? спросил я, испытующе глядя ей прямо в глаза.
Ты меня за кого принимаешь?
Ну тогда сверим часы, в шутку предложил я.
Отъезд шоу-балета проходил в полной секретности. Квартирка на улице Испанских рабочих напоминала штаб какой-нибудь террористической организации: окна были плотно зашторены, дверь открывали по условленному сигналу, на телефонные звонки никто не отвечал.
Лена даже не расстроилась по поводу моего внезапного решения остаться в Тагиле. Я объяснил это тем, что на работе мне нужно закончить серьёзный проект, который находился на стадии внедрения.
И вообще, подытожил я, присмотрись там, принюхайся, прощупай обстановку И если всё будет ништяк, то я подтянусь в конце лета.
Всё понятно, миролюбиво ответила она на моё заявление, как всегда, пропускаешь меня вперёд по-джентельменски Мол, присмотрись, принюхайся, прощупай, накрой там поляну, а я подтянусь, когда всё уже будет на мази Да-а-а-а, я уже давно поняла, что не могу рассчитывать на твою хотя бы моральную поддержку.
Тебе просто нечего терять, поэтому ты и летишь очертя голову Это не моя тема мне и в Тагиле хорошо. Я приеду к тебе через пару месяцев, если ты не приедешь ко мне раньше. Согласись, что это разумно!
Это очень хитрожопая позиция Ну да ладно, я подожду тебя пару месяцев, сказала она, потрепав меня по щеке. Но если ты не приедешь в августе, я подам на развод. Мне уже надоела твоя нерешительность.
Ты это серьёзно? Моё лицо вытянулось от удивления.
Нет, шутка! Но в каждой шутке есть доля правды.
Вот так запросто она перевернула очередную страницу своей жизни.
Квартира была завалена барахлом до самого потолка: огромные баулы, дорожные сумки, чемоданы, мешки, чего там только не было. Особенно волновались в субботу, третьего июня, перед последним выступлением, но всё прошло как по маслу, и мы дёрнули «Малахит» на кругленькую сумму.
Ночью шампанское лилось рекой, и ребятишки отплясывали с таким энтузиазмом, как будто не было двухчасового выступления в клубе. Отхлёбывая тёплое пивко, я щерился на них блаженной улыбкой, словно мартовский кот. Мне передалось их неиссякаемое жизнелюбие и даже захотелось вместе с ними улететь к Чёрному морю и забухать там по-чёрному. Они уже в девятый раз крутили модную композицию Modjo «Lady» и отрывались под неё так, что трещали половицы и раскачивалась люстра на потолке. Их молодые красивые тела наполняли комнату едким запахом пота и сексуальными флюидами. В конце концов я тоже пошёл в пляс и выдал такой зажигательный «электрик», что девочки пищали и хлопали в ладоши от восторга.
Когда я вернулся к столу, слегка запыхавшись, Ленка заметила с ироничной усмешкой:
А у тебя неплохо получается Не хочешь на меня поработать?
Я улыбнулся и прижал её к себе.
Ленок, ты же знаешь, что я могу танцевать только подшофе, только соло и только импровизацию. Я не смогу запомнить последовательность движений в твоей постановке, и уж тем более сплясать это под музыку и синхронно.
Ну тогда будешь всю оставшуюся жизнь сидеть за компьютером Фу! Как это скучно!
Всю жизнь плясать это тоже скучно и утомительно Тем более за компьютером я смогу сидеть до девяноста лет, а у тебя в тридцать уже мениск, грыжа, артрит А в сорок ты будешь ходить с палочкой.
Она вяло улыбнулась и тут же широко зевнула. У неё был очень уставший вид и веки закрывались сами собой.