«А ещё скука порождает многословие, кидала она мне вдогонку. А тебе, Мансуров, последнее время совершенно нечем заняться. Ты не видишь продолжения своей жизни, а это означает только одно что его не будет». До определённого момента её уколы меня абсолютно не трогали, а только лишь умиляли, как умиляет откровенность ребёнка или дурачка, но очень скоро она взломает мою защиту, благодаря которой я удерживался долгое время в состоянии неустойчивого равновесия.
В июне моя жизнь постепенно заполнилась одинокими вечерами В такие моменты на столе не было ничего, кроме бутылки и гранёного стакана, в такие моменты я гасил свет и открывал окно, в тёмном проёме которого я видел мерцающий зигзаг Млечного Пути, рассыпанный в глубинах космоса мириадами карат. От дуновения ветерка с кончика сигареты срывался пепел и тонкая витиеватая струйка уносилась в распахнутое окно. Курить не хотелось. Водка не ложилась на душу. Четырёхступенчатые ямбы, написанные обломком карандаша, резали ухо и казались невероятно банальными. На шлаковом отвале вспыхивало огненное зарево, будто приоткрыли печную заслонку в тёмно-фиолетовом небе, а потом были слышны глухие удары передвижного копра.
С каждой рюмкой наваливалось одиночество, и навязчивые мысли опять бежали по кругу, как цирковые лошадки Она сидела на этом табурете, положив ногу на ногу, и сбрасывала пепел, небрежно касаясь указательным пальцем кончика сигареты; она медленно опускала бархатные веки с чёрными длинными ресницами, засыпая от моей бесконечной болтовни, а в это время я гладил её смуглое тонкое запястье в цыганских фенечках и браслетах, целовал её бледные сухие губы с терпким привкусом никотина и красного вина, эти яркие воспоминания вызывали во мне приятную грусть.
Мне хотелось верить, что мы никогда больше не встретимся, но моё сердце взволновано билось от предчувствия неминуемой встречи. «Мы живём в одном городе, рассуждал я, а это значит, судьба нас обязательно притянет друг к другу», но в это же самое время звучал голос разума: «Вы расстались на пике это классно! Вы никогда не познаете унылого разочарования и гадкого вранья, а ты никогда не увидишь её старой. Она будет твоим лучшим воспоминанием».
Прощай, моя девочка, будь счастлива, а мне пора возвращаться в стаю, бормотал я, наливая на самое донышко.
Выпивал. Закуривал. Пускал дым колечками. Плевал в открытое окно.
Продержаться два месяца. Всего лишь два месяца Всего лишь! повторял я как мантру, но мне не становилось от этого легче.
Что ты делаешь? Позвони ей Она ждёт услышал я отдалённый голос с улицы и замер на секундочку, а потом как рявкнул в открытое окно:
Хватит!!! Я запрещаю-ю-ю-ю о ней говорить!!!
Горит-горит-горит, смеялось надо мной эхо в дальнем углу двора.
Вот же сволочь, буркнул я и тихонько закрыл окно.
Прошло ещё две недели. Навалилась бессонница. Любая еда вызывала отвращение. Особенно мясо. Я выпивал уже на работе чуть-чуть после обеда и уже конкретно напивался к вечеру. Левая рука сама тянулась к телефону, чтобы позвонить Шалимовой, и тут же получала от правой. «Не не буду звонить никогда», бормотал я в пьяном угаре и тихонько матерился, а в это время в колонках хрипела печальная композиция Дельфина «Обратный отсчёт».
Я уже не выходил на пожарную лестницу, а курил прямо в кабинете, что считалась великой наглостью, как и всё что я делал или не делал в рамках своей должностной инструкции. Я даже интернет использовал не по назначению, что всегда очень строго каралось на комбинате, за это лишали премии, за это отключали доступ, и в службе безопасности появился специальный отдел, контролирующий трафик, но, не смотря на это, работники комбината всё-таки продолжали шляться по порно-сайтам.
А для чего ещё нужен интернет? спросил я у своего начальника, когда он пошёл распекать одного молодого программиста.
Для того чтобы искать Он запнулся.
Что?
Ну-у-у, документацию по информатике по электронике какие-то данные.
Александр Анатольевич, у нас этой документацией забиты все сервера, парировал я. А вот мировая паутина изначально создавалась для распространения порнографического контента. Там девяносто девять процентов информации носит сомнительный характер, и только одна сотая это какие-то технические данные.
Но это не означает, что вы можете дрочить на работе, пошутил начальник. Дома сколько угодно!
Иногда на рабочий телефон звонила Мансурова и делилась со мной восторженными впечатлениями. Она, как всегда, смотрела в будущее с оптимизмом и делала скоропалительные выводы.
Володька такой классный! кричала она на высокой ноте, а я подольше отодвигал трубку от своего уха. Он окружил нас такой заботой. Он выполнил все обещания. Мы живём в шикарных номерах. Едим на шведской линии. Получаем хорошие бабки. И знаешь, какой у меня ежемесячные оклад? Ты сейчас со стула упадёшь!
Я уже на полу валяюсь Дальше падать некуда, брякнул я с лёгким сарказмом и добавил: Да-а-а, Ленок, жизнь тебя ничему не учит.
На том конце провода воцарилась настороженная тишина она словно принюхивалась ко мне.
Когда ты поймешь, говорил я заплетающимся языком, что хороший человек это не тот кто сделал тебе что-то хорошее, а тот кому можно доверять.
Она молчала, а я продолжал заводиться:
Я устал тебе повторять, что люди добрые и отзывчивые до тех пор, пока им это ничего не стоит.
Мансуров, скажи мне честно Ты пьяный? спросила она тревожным голосом.
Есть немного.
Немного? Да у тебя язык заплетается. Ты на работе находишься. Время два часа дня, а ты лыка не вяжешь. Ты что, в полный разнос пошёл?!
Ленок, остынь Всё нормально, ответил я решительным тоном. Я просто сжигаю мосты, чтобы не было соблазна вернуться. Понимаешь?
Откуда вернуться?! крикнула Мансурова. С того света, что ли? С того света не возвращаются!
Не гони волну, крошка, мурлыкал я в телефонную трубку, словно зачитывал рэп. Я просто заболел немножко Пропал иммунитет к жизни Я прилечу только свистни.
Что? Что ты несёшь?! возмутилась она.
Я пишу по ночам стихи и пью водку в полном одиночестве.
Так я тебе и поверила, смеялась она на том конце провода. Одиночество это не про тебя. Рядом обязательно какая-нибудь юбка крутится. Зуб даю!
Ты зубки свои побереги, а то ведь выщелкаю! орал я в телефонную трубку. Родная! Я чё тебе толкую: меня тут меланхолия дрючит по полной! Я кушать не могу! Работать не могу! Спать не могу! Я с телевизором уже разговариваю, а ты мне всё про каких-то баб
Так какого чёрта ты остался в Тагиле?! Почему с нами не полетел?!
Испугался, чуть слышно ответил я. Решил отсидеться переждать.
Ленка замолчала, и мне показалось, что она шмыгает носом, а может, это птички садились на провода. Я тоже молчал и даже слегка задремал. Повисла длинная пауза, но, когда вы прожили в браке девять лет, она едва ли может быть неловкой.
Совместное проживание настолько стирает грани полов, что пропадают любые неловкости. Первые полгода я думал, что она вообще не ходит по большому, но уже через год она кричала мне из туалета, распахнув дверь: «Эй, придурок! Ты что оглох? Принеси туалетную бумагу!» и это не самое откровенное, на что способна жена: через пару лет она такое вытворяла в постели, что у меня глаза с каждым днём открывались всё шире и шире. Я с лёгкой грустью вспоминал ту невинную девочку, которая на все мои похабные предложения отвечала с гордостью: «Ты за кого меня принимаешь?» но это был всего лишь аванс целомудрия, перед тем как окунуть меня в омут разврата.
Эдуард! послышалось в телефонной трубке, и я открыл глаза. Я тебя умоляю, прекрати жрать водку. Начни собирать чемоданы. И вообще соберись! Куда только твой начальник смотрит?
Он предпочитает со мной не связываться, потому что у меня жуткая репутация.
Нет Ты никогда не повзрослеешь, сказала она разочарованным тоном и повесила трубку; даже не попрощалась.
После этого разговора я накидался по самые гланды. Мне осталась одна забава: пальцы в рот и весёлый свист. Прокатилась дурная слава, что похабник я и скандалист В тот день мои коллеги, затаив дыхание, слушали в своих кабинетах, как на полной громкости хрипели колонки и я орал во всю лужёную глотку: «Всё будет не так, как хотелось бы мне, и лёгкий озноб пробежит по спине, когда ты шагнёшь за открытые двери, пополнив собою список потерь!» Марина Лопахина стучала в тонкую переборку из соседнего кабинета, а потом неожиданно заявился начальник Александр Анатольевич Мыльников. В тот момент я был уже совершенно в хлам, и мне даже показалось, что он разговаривает на каком-то шумерском языке. Я выключил музыку и попытался сфокусироваться на нём
Ну что-о-о-о ну что за безобразие, Эдуард? спросил он нарочито жалобным голосом, глядя на монитор, где похотливые немецкие малолетки скакали на огромных бугристых членах.
Его слегка торкнуло. Он зачарованно следил за фрикциями масляных поршней и колыханием ягодиц, пока я не скинул картинку с рабочего стола, он тут же пришёл в себя и начал говорить какие-то странные вещи:
Слушай, тут работёнка подвалила Надо добавить несколько параметров на пилах «Вагнера» для модуля четырёхметровых заготовок УНРС. И ещё мне нужно, чтобы в ведомости и в макете ввода отражались следующие данные Он протянул исписанный листок, с поверхности которого мне корчили ехидные рожи какие-то чернильные чёртики.
Это что такое? испугался я и оттолкнул от себя бумажку.
Александр Анатольевич удивленно таращил на меня свои маленькие колючие глазки. Он растерялся настолько, что не знал как реагировать на моё неадекватное поведение.
Ты знаешь, я давно хотел с тобой поговорить, сказал он очень сдержанным тоном, хотя у меня возникло ощущение, что он сдерживает в себе кипящую лаву; он даже покраснел весь от ушей до белого воротничка рубахи.
Я глупо улыбался и не мог поймать его в фокус: он постоянно куда-то пропадал из поля моего зрения, потом опять появлялся и снова пропадал Кабинет принял сферическую форму, как будто начальник надувал его изнутри. Перфорированный навесной потолок угрожающе прогнулся. Неприятно щёлкала и моргала ртутная лампа. Потёртый кряжистый гардероб вздрогнул и маленькими шажками направился к выходу, а Мыльников в этот момент стоял, облокотившись на подоконник, и вокруг его лысого черепа сиял солнечный нимб.
Слушай, Анатолич, давай завтра перетрём А сегодня уже не получится Ты опоздал, промямлил я, широко зевнув и устраиваясь в кресле поудобнее.
Ты что там бормочешь? Как можно было нажраться на работе?! Я просто в шоке! Он был действительно в шоке и выражал это всем своим видом.
Накатишь вместе со мной? предложил я, закидывая ногу на столешницу, и всё как будто устремилось в перспективу: потолок начал вытягиваться и вместе с переборкой поехал от меня прочь, Мыльников как-то странно изогнулся в районе спины, и голова у него поплыла в том же направлении, при этом картинка была настолько яркой, что я измождённо прикрыл свинцовые веки и всё потухло
А потом послышались крадущиеся шаги и чей-то незнакомый голос произнёс: «Не могу понять, что с тобой происходит. Пару месяцев назад ты был ещё нормальным человеком, а теперь ты ставишь на себе крест», дверь захлопнулась, и я облегчённо выдохнул.
«Наверно, напишет докладную», подумал я и с закрытыми глазами отодвинул ящик стола внутри покатилось нечто стеклянное и полое Александр Анатольевич оказался человеком с большой буквы, удивительно благородным и великодушным: он просто сделал вид, что ничего не было. Отныне я закрывался на ключ, когда был слишком подшофе.
В тот же день у меня состоялся откровенный разговор с Сергеем Шахториным, который за долгие годы нашей совместной работы стал для меня практически другом. В первую очередь он восхищал меня (и где-то раздражал) своей порядочностью, переходящей всякие границы. К тому же у него была благородная внешность испанского идальго, именно таким я представлял себе Дон Кихота, и тёмно-серые глаза, сквозящие глубокой мудростью и печалью, дополняли его одухотворённый образ.
Он удивлял меня широтой своих познаний в области электроники, компьютерных технологий и не только: его эрудиция простиралась во все сферы человеческой жизни. В основном наши разговоры ткались из высших материй, и мы редко затрагивали какие-то бытовые темы, никогда не сплетничали и не обсуждали общих знакомых.
Поздним вечером мы курили в машинном зале. Там работала охлаждающая вентиляция, от чего меня слегка поколачивало мелким бесом. К этому моменту я уже очухался, но голова всё ещё была тяжёлой и предметы двоились в глазах.
Сергей, а вот скажи мне: чтобы быть истинным христианином, так уж необходимо принимать на веру всю эту устаревшую догматику Ветхого и Нового завета? спросил я.
А что конкретно ты имеешь в виду? насторожился Шахторин.
Ну, допустим, божественное происхождение Иисуса, его непорочное зачатие, воскрешение, чудеса, которые он творил на потеху праздно шатающейся толпы. Мне кажется нелогичным даже то, что исчезло его тело из гроба, вырубленного в скале. Его могли похитить какие-нибудь фарисеи, зелоты, римляне Я считаю, что Христос не мог отправиться в мир иной, прихватив с собой мёртвое тело. В библии очень много нестыковок, и, когда люди здравомыслящие об этом говорят, ортодоксальные христиане просто бесятся и обвиняют их в богохульстве. Они вообще относятся крайне нетерпимо ко всем, кто пытается осмыслить библию. Раньше они уничтожали таких людей физически или подвергали анафеме, а сейчас просто закрывают глаза и уши, не желая воспринимать очевидные истины. Ну давайте не будем забывать, что библейские постулаты утверждались обычными людьми, а им свойственно заблуждаться.
Шахторин курил, задумчиво глядя куда-то вдаль, и казалось, что он меня совершенно не слушает.
Ну давай на секундочку предположим, я как будто уговаривал Серёгу поучаствовать в дискуссии, что Иешуа га-Ноцри был обыкновенным человеком, ну хотя бы чисто физиологически Что он был рождён, как и все мы, во грехе Но! Я возвёл указательный палец к небу. К концу своего земного пути он стал пророком, спасителем, да и вообще сверхчеловеком, который оживлял мёртвых и превращал воду в вино. А? Что в этом крамольного? В моих глазах это обстоятельство делает его образ ещё более привлекательным.
Казалось, мои слова не производили на Серёгу никакого впечатления. Они нисколько не пошатнули его веру и даже не заставили задуматься они проносились над его головой, как стая чёрных крикливых ворон.
Не буду спорить, продолжал я, украдкой поглядывая на его безучастное лицо, что в нынешних реалиях Иисус является сыном Божьим, что он находится рядом с матерью и отцом своим, что он определяет судьбу человечества и решает глобальные вопросы, но мне всё-таки кажется, что в земном бытие он был прежде всего человеком Ну сам подумай, разве смогли бы эти жалкие людишки убить Бога? Ну конечно же нет. Они убили человека, который после смерти не воскрес, а вознёсся на небо. А то, что его видели живым, представляется мне типичной фальсификацией из разряда тех, которыми никогда не гнушались догматики. За эти слова меня бы сожгли в средние века, но я современный человек и верю только в абсолютного Бога. Я не придерживаюсь общепринятого христианского триединства, потому что это слишком упрощённая схема для таких сложных понятий.