Спасибо, Сонь! радуюсь я. Ты меня прямо выручаешь.
Мы с ней прощаемся, и я тут же ложусь, моментально проваливаюсь в сон.
Вообще, я планировала прилечь на часок, но, когда срабатывает будильник, отключаю его и решаю поспать еще немного. Второй раз просыпаюсь от того, что кто-то снова терзает мой дверной звонок. Я бросаю взгляд на часы. Ого, уже без десяти час! Надеюсь, это не Кузнецов заранее притащился.
Скатившись с дивана и поправив на себе халат, я иду открывать.
За дверью обнаруживается Соня с детьми.
Ты спала? сразу догадывается она по моему помятому лицу. Соня вталкивает детей в квартиру, а сама остается на пороге.
Я стыдливо опускаю глаза:
Спала, да.
Не ожидала я от тебя такого, Таня, говорит подруга заупокойным голосом. Значит, считаешь, я плохо своих детей воспитываю, да?
Что? я замираю. Сонь, ты о чем сейчас?
Советы эти твои! Из статьи. Это ты так решила поучить меня воспитывать детей, да?
Мне прямо дурно становится. Я испуганно мотаю головой:
Нет, Сонь! Конечно, нет. Мне просто заказали текст такой, и я хотела понять, получилось ли сойти за мамашу.
Не получилось! отрезает Соня. У тебя не текст, а какие-то самовосхваления. Выгул белого пальто.
Да? Я перепишу, обещаю я.
Думаешь, приятно вот так ото всех выслушивать, какая ты типа плохая мать? Голос Сони вдруг начинает дрожать, глаза ее наполняются слезами. Я от свекрови наслушалась, теперь еще и ты туда же. Все, блин, такие опытные! Все прямо лучше меня бы справились.
Сонь, ну ты чего? я треплю ее по руке. У меня и в мыслях не было тебя задеть. Заходи давай. Сейчас чаю выпьем, ты мне все-все расскажешь, что у тебя стряслось.
Сонька отскакивает:
Не надо мне чая! И ничего у меня не стряслось. Я решила, Таня, тебе оказать услугу. Хочешь писать от лица мамы наберись сначала опыта.
В смысле?
Я у тебя своих сейчас оставлю до пяти часов. А ты давай сходи с ними в магазин, цедит Соня. И не забудь про советы свои. Поучи моих хорошим манерам, я буду только рада, если они станут вести себя в магазинах, как дети из твоей писульки.
Сонь, ты чего несешь? начинаю раздражаться я.
Счастливо оставаться, подруга! Она с безумной ухмылкой машет мне рукой и горной ланью пускается прочь.
Соня! кричу я вдогонку. Соня, вернись!
Некоторое время я стою в прихожей и изо всех сил надеюсь, что подруга меня разыгрывает. Но она и не думает возвращаться.
Теть Тань, а можно печенье? кричит из кухни Маша. Ей девять, и она жутко самостоятельная.
Бери, отвечаю я и запираю дверь. Потом хватаю мобильник: может хоть по телефону Соня скажет, куда отправилась?
В трубке идут гудки, но на вызов не отвечают.
Что это с вашей мамой приключилось? спрашиваю я у Маши, которая уже таскается с печеньем по квартире, оставляя за собой дорожку крошек.
Не знаю. Психанула чёт. Ой, а что это у вас? Машка хватает шкатулку, стоящую на рабочем столе. Можно посмотреть?
«Нет», собираюсь ответить я, но не успеваю: Машка уже вовсю роется в шкатулке.
Я украдкой вздыхаю. Ладно, у меня там все равно нет ничего ценного. Буквально несколько побрякушек, подаренных бывшим мужем, и пара брошей.
Кто-то дергает меня за подол халата. Я оборачиваюсь: за мной стоит Паша весь в чем-то липком.
Я в туалет хочу.
Ага, сейчас.
Я провожаю его в ванную (она у меня совмещена с туалетом), включаю там свет.
Заходи. Ты же сам справишься? спрашиваю я с надеждой.
Справится, конечно! отвечает за брата Машка. Ему через год в школу он уже самостоятельный.
Машка кидается к зеркалу в прихожей и примеряет все мои украшения разом.
Я заглядываю на кухню. Там на столе растекается лужа из сиропа, который я иногда добавляю в кофе. Паша в нем, что ли, измазался? Ох, Сонька, подкинула ты мне проблем! Ко мне через час приедет Кузнецов, мне срочно надо куда-то деть детей.
Немного подумав, я набираю на мобильном номер Сониного мужа. Тот, к счастью, снимает трубку.
Да, алле.
Федь, это Таня Кольцова. Что у вас случилось? спрашиваю я строгим голосом.
Где случилось? не понимает Федя. Когда?
Твоя Соня только что привела мне детей и куда-то убежала, поясняю я.
Серьезно? Федя, кажется, удивлен не меньше меня. А куда убежала?
Так я тебе и звоню, чтобы это выяснить! закипаю я. Вы что, поссорились?
Нет, не ссорились. Я вообще у мамы. У нее сердце прихватило, вот сидим врача ждем.
Сердце? Я вспоминаю, как Сонька жаловалась на свекровь, рассказывала, что та симулянтка. У Сонькиной свекрови постоянно что-то со здоровьем случается, стоит только отказаться к ней в гости приехать. Но, кто знает, может, в этот раз там все по-настоящему.
А детей ты никак забрать не можешь сейчас? уточняю я на всякий случай.
Ой, Тань, сейчас прямо никак, в голосе Феди сквозит искреннее отчаяние. Мать совсем плохая. Боюсь отвернуться лишний раз.
Мне становится мучительно стыдно за свои попытки всучить ему детей.
Ладно, Федь, ты не переживай, бормочу я. Не так уж они мне и мешают. Присмотрю.
В этот момент в ванной раздается страшный грохот и звук бьющегося стекла. Я сбрасываю вызов и с вытаращенными глазами несусь туда.
Распахнув дверь в ванную, обнаруживаю Пашу стоящим на унитазе с удивленным лицом. Пол усыпан осколками. Судя по тому, что на стене над раковиной отсутствует зеркало, осколки это именно оно.
Паша, ты цел? Я осторожно пробираюсь к унитазу и подхватываю мальчика на руки. Ты не порезался?
Нет, говорит он.
Я оглядываю пол.
Что ты сделал с зеркалом?
Это не я, мямлит Паша. Оно само. Я просто его случайно рукой задел.
Ой, а мама говорит, что разбитое зеркало вызывает семь лет несчастий! радостно вопит из коридора Маша. Теть Тань, а кто именно теперь будет несчастным, вы или Паша? Давайте Паша будет, он же разбил.
Она пытается ворваться в ванную, но я загораживаю ей проход: боюсь, что она поранится.
Паша начинает реветь:
Не хочу быть несчастным! Не буду!
Будешь, будешь! вопит Машка. И велик тебе никто не подарит теперь. И мороженого никто не купит.
А-а-а! голосит Паша и пытается лягнуть сестру.
Я выскакиваю из ванной:
Дети, успокойтесь!
Не хочу быть несчастным! продолжает орать Пашка. Оно само упало. Само!
Да-да, я верю! перекрикиваю я. И никто не будет несчастным, не волнуйся. Это всего лишь глупое суеверие.
Машка смотрит на меня раздосадовано:
А мама говорит, что это правда. Вы считаете, моя мама врет?
Нет, что ты! Я немного теряюсь. Она просто просто немного заблуждается.
Моя мама всегда говорит только правду! настаивает Машка. И она все-все знает на свете. Она училась в школе на одни пятерки. А вы на что учились? Наверное, двоечницей были, да?
Я ставлю Пашу на пол:
Так, ребят, мне некогда сейчас с вами обсуждать школьные годы. Ко мне сейчас должны приехать по работе. Поиграйте немного в комнате, пока я уберу осколки. Пожалуйста!
Машка тут же убегает из коридора, а Паша стоит на месте, задумчиво ковыряет край обоев у двери.
Паша, иди играй.
Он поднимает на меня жалобные глаза:
А можно мне один осколок себе забрать? Самый маленький!
Паша, нет. Ты можешь порезаться.
Я буду осторожно играть.
Паша, иди в комнату! Я пытаюсь придать голосу стальных интонаций.
Какая же вы противная! фыркает Паша. Не зря папа говорит, что у вас мозгов нет.
Что? Я застываю как громом пораженная. Что папа про меня говорит?
Паша ничуть не смущается:
Он говорит, что вы курица безмозглая и на маму плохо влияете.
Понятно, я вталкиваю Пашу в комнату и закрываю за ним дверь.
Ну, Федя, погоди! Я тут, значит, с его детьми сижу, а он меня курицей обзывает. Вообще ни в какие ворота!
Бурча под нос всякие ругательства, я сметаю осколки в совок и выбрасываю их в мусорное ведро. Зеркала очень жалко, точней жаль денег, которые придется потратить на новое.
Я открываю воду, чтобы вымыть руки, но в квартире опять раздается звон бьющегося стекла. Господи, неужели эти охламоны грохнули мой ноутбук? Схватившись за сердце, я бегу в комнату: звук несся именно оттуда.
Паша опять стоит в окружении осколков с вытаращенными глазами. В этот раз не повезло моей люстре. Но это ничего, люстра это не так страшно, как ноутбук.
Она сама! восклицает Пашка до того, как я успеваю что-нибудь спросить. Я ничего не делал.
Делал, делал, бухтит Машка, лежащая на диване с моим планшетом. Он в нее мячом попал.
У вас что, еще и мяч с собой?
Паша с ним не расстается. Он даже спит с ним и везде играет.
А почему ты его не остановила?
Машка не отрывается от планшета:
Ну давайте, выставите меня крайней, ага! Вечно я у всех виновата.
Я вынимаю Пашку из осколков и сажаю на диван.
Замри! говорю я и делаю грозное лицо. Не шевелись.
Сбегав за совком и щеткой, включаю детям телевизор и снова принимаюсь за сбор осколков. Дети щелкают пультом, скачут по каналам, а я рыскаю по полу в поисках битого стекла. Если кто-нибудь из детей вспорет ногу, Сонька меня прикопает в ближайшем палисаднике. Да я, в принципе, и сама себе такого не прощу.
В какой-то момент я встаю на четвереньки, чтобы проверить, нет ли стекла под диваном, и внезапно чувствую затылком чужой взгляд.
Сначала я думаю, что мне просто мерещится, а потом Машка вдруг растерянно бормочет:
Здрасьте!
Я оборачиваюсь. На пороге комнаты стоит Кузнецов с ключами в руках. Взгляд у него странный, можно сказать, завороженный и сфокусирован он четко на моей филейной части.
Меня охватывает жуткий гнев. Как смеет этот свин вламываться в мою квартиру без разрешения? Мне, конечно, заплатили, но, как любой работник, я имею право на личное пространство. И надо вот прямо сейчас об этом заявить, ага.
Я открываю рот, чтобы возмутиться, но потом сразу закрываю. Кузнецов так прочно залип на моих прелестях, плохо скрываемых халатом, что, похоже, сейчас меня не услышит. У меня вообще ощущение, что он забыл, зачем пришел.
Глава 7
Не слишком грациозно поднявшись с четверенек, я одергиваю халат. Кузнецов отмирает и наконец встречается со мной взглядом. Я смотрю на него с укоризной. Интересно, есть у него совесть, или забыли выдать при рождении?
Вместо того чтобы устыдиться, Кузнецов хмурится и скрещивает руки на груди.
Миленькая картина! говорит он. Танчик, ты что, наврала в резюме?
В смысле?
Мне Серега показывал твое резюме. У тебя написано: в разводе, детей нет. Я поэтому тебя и нанял, посчитал, что именно ты сможешь посвятить моей личной жизни всю себя.
Это не мои дети, признаюсь я.
Он усмехается:
Дай угадаю: тебе их подкинули?
Вроде того. У подруги случилось чепе, она полчаса назад их привела.
Кузнецов, кажется, не верит. Он с хитрым видом поворачивается к детям и показывает на меня:
Ребят, а почему не помогаем маме убираться?
Это не наша мама! оскорблено вопит Паша. Наша добрая, а эта просто ужас какой-то.
Лицо Кузнецова светлеет.
Я уже закончила уборку, говорю я, выбросив осколки, убираю совок и щетку в кладовку.
Кузнецов следит за мной с плохо скрываемой подозрительностью. Наверное, считает, что у меня в кладовке есть черных ход, и я могу через него ускользнуть.
Может, перенесем нашу встречу на завтра? предлагаю я. С детьми как-то неудобно обсуждать рабочие вопросы.
Мне удобно, возражает он. Сделай мне только чайку, что-то в горле пересохло.
Он отваливает в сторону, освобождая мне дорогу на кухню. Я покорно делаю пару шагов, но потом меня прорывает:
А что насчет слова «пожалуйста»?
Кузнецов глядит недоуменно.
Ты о чем?
Когда о чем-то просите, хорошо бы говорить «пожалуйста», напоминаю я. По этикету вроде так положено.
На его лице отражаются усталость и недовольство.
Я вроде заплатил за то, чтобы обойтись без всех этих расшаркиваний.
А вот и нет! из духа противоречия возражаю я. В ту сумму, которую мне привезли ваши люди, не входит надбавка за хамство.
Прямо как знал, слушай! Он выуживает из кармана потертых джинсов несколько купюр. Держи!
Неужели так сложно выдавить из себя «пожалуйста»? не верю я.
Он молча запихивает деньги мне в карман:
Танчик, не грузи меня своими тараканами. Чайку сделай. И побыстрей.
Мы вдвоем проходим на кухню. Кузнецов выходит на балкон, с царственным видом озирает окрестности. Я, скрипя зубами, навожу ему чаю, спрашиваю:
С сахаром?
Да, одну ложку, не оборачиваясь, отвечает он.
Я из вредности кладу пять. Понятия не имею, зачем это делаю, но не могу справиться с желанием напакостить.
Готово, ваше высочество! кричу я, ставя чашку на стол, и тут же убегаю в комнату, посмотреть как там дети.
Паша и Маша выглядят смирными. Машка, правда, уже красит ногти на ногах моих любимым лаком.
Осторожней, прошу я. Не испачкай обивку дивана.
Машка закатывает глаза.
Пашка, в отличие от нее, ничего не трогает, просто воткнулся в телек.
Я беру со стола блокнот и ручку. Буду, пожалуй, записывать все, что Кузнецов расскажет, дабы потом ничего не напутать.
Дети, мне надо немного поработать, предупреждаю я. Если что-то понадобится, зовите.
А есть скоро будем? спрашивает Паша. У меня уже в животе урчит.
Я задумываюсь. Блин, чем покормить детей? В холодильнике у меня шаром покати: я не обманывала, когда говорила Кузнецову, что мне срочно нужно за продуктами. Впрочем, в шкафчике еще есть геркулес.
Кашу будете? предлагаю я. Овсяную.
Что? одновременно переспрашивают Паша и Маша. Вид у них такой, будто я предложила им съесть дохлую мышь.
С изюмом, добавляю я, надеясь, что они проникнутся.
Какая гадость! морщится Пашка, а потом по лицу его вдруг катятся слезы. Я хочу к маме. Почему она нас бросила? Почему? Пашка откидывает голову назад и даже немного подвывает. Я ненавижу кашу, я ее не бу-у-ду. Я лучше просто умру от голода.
Я подскакиваю к нему:
Паша, тише. Я не заставляю тебя есть кашу. Не хочешь не надо.
Его слезы тут же высыхают, на лице появляется деловитое выражение.
Правда? Что же вы тогда приготовите?
А чего бы тебе хотелось?
Картошку фри! сразу отвечает он. И наггетсы.
А я хочу суши, вторит брату Маша. Давайте закажем где-нибудь, а?
Это идея! соглашаюсь я. Но, когда хватаюсь за телефон, вспоминаю рассказ Сони о том, как Маше однажды стало плохо из-за какой-то рыбы. Ей даже скорую вызывали. У нее, кажется, случился отек Квинке.
Вот мне не хватало только Сониных детей угробить, ага.
Маш, может, тебе тоже картошки? робко предлагаю я.
Она дует губы.
Нет. От картошки толстеют, а я не хочу превратиться в кабаниху.
Тогда, может, пиццу?
Фу! орет Пашка. Я на нее смотреть уже не могу.
Я тоже! подхватывает Маша. И мама говорит, что там пальмовое масло.
Мое терпение лопается.
Так, ребят, я не ресторан, бурчу я. Не согласны на пиццу, будем есть пельмени. Сейчас я быстро переговорю с гостем, а потом мы пойдем в магазин.
Дети кривятся, но я игнорирую их скорченные мордочки.
Когда я возвращаюсь на кухню, Кузнецов уже сидит за столом, помешивает чай ложкой.
Василий, давайте к делу! Я тоже присаживаюсь. Расскажите, какой информацией о себе вы готовы делиться с потенциальными невестами.
Он делает глоток чая и тут же меняется в лице.
Это что за гадость? Василий показывает взглядом на кружку. Пить невозможно.
Я развожу руками:
Увы, я плохо готовлю. Извините, что не предупредила.
Он встает, выливает чай в раковину, а потом протягивает кружку мне:
Попробуй еще раз. Будешь практиковаться до тех пор, пока я не получу что-то нормальное.
Под зорким наблюдением мне приходится сделать ему еще одну чашку чая. Потом я с видом прилежной ученицы раскрываю блокнот.
Итак, Василий, что мне следует написать на вашей странице в «Контактике»?
Он задумывается, самодовольно щурится.
Танчик, самое важное, что тебе следует помнить: я не хочу светить богатством. Придумай мне какую-нибудь простую профессию. Я хочу, чтобы девушки клевали на мой богатый внутренний мир, а не на бабло.
Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться. Не, ну каков фрукт! Сам, значит, с людьми как с ветошью обращается, но мечтает о большой и чистой любви.