Мужчина, приподняв брови, взглянул на разгневанного попутчика.
Видите ли, я не нахожу никакой безнравственности в джазовых импровизациях типа «ва-ва-ва».
«Ва-ва-ва» он пропел на манер Алис Бабс[10] и подмигнул девушке.
А что касается моих дел, так я в них никого не втягиваю. Я только втягиваю воздух, чтобы потом дуть в свой кларнет, но пока что это никого не убило.
Альвар затаил дыхание. «Никогда не знаешь, говорила его мама, кто тебя слушает, когда касаешься щекотливых тем», а кларнетист задел еще какую щекотливую тему. Папа даже не произносил слова «война», деликатно называя происходящее «несчастьем».
Альвар, видимо, был не единственным в вагоне, кто поежился при этих словах.
Кроме того, невозмутимо продолжил кларнетист, я не предлагал пареньку прийти в мой оркестр и играть настоящий свинг. А если бы он захотел, ему бы стоило попросить об этом самому.
Сердце Альвара учащенно забилось. Все, что ему нужно сделать, это спросить. Но он никак не мог собраться с духом под пристальными взглядами военного и рассерженной женщины, которая снова схватила девушку за руку.
Как бы так спросить, чтобы не прозвучало нелепо?
Поезд снизил скорость. Пассажиры начали собирать ручную кладь. Мужчина надел пальто и схватил свой футляр, даже не взглянув на Альвара. Момент был упущен.
Поезд в последний раз дернулся и остановился. За окнами был Стокгольм. Проводник открыл двери, и в вагон ворвался запах выхлопных газов и конского помета. Потом донеслись звуки вокзала: гудки паровозов, крики носильщиков, возгласы встречающих. Где-то в этой толпе Альвару надо было найти тетушку Хильду, но это все потом.
Кларнетист уже выходил из поезда, еще минута, и он растворится в толпе. Альвар быстро схватил свои вещи и выпрыгнул на перрон. Догнал мужчину, дотронулся до его плеча. И лишился дара речи.
Мужчина приподнял брови, как в вагоне.
Да?
Я Э-э-э
Альвар сглотнул и покраснел, пытаясь подобрать нужные слова, но стоило какой-либо мысли возникнуть в его голове, как она тут же испарялась.
Мужчина рассмеялся.
Мы репетируем на Осогатан, сто сорок. Согласишься быть на побегушках и поднимать колонки?
Альвар кивнул:
Да.
Кларнетист протянул ему руку.
Меня зовут Эрлинг.
Альвар не мог сдержать радости. Первый день в Стокгольме, и он уже попал в группу, играющую свинг.
Эрлинг подмигнул ему.
Но на наличку не рассчитывай. Подыщи еще какую-нибудь работенку, чтобы были деньжата.
Глава 6
Почему ты так сильно хотел играть именно свинг?
Ты знаешь, на радио был час граммофонной музыки. Нет, конечно, ты не знаешь об этом. Но так было. Тогда многие семьи сидели у своих радиоприемников и слушали музыку, которая играла.
Это был джаз?
Альвар смеется.
Нет, к сожалению, это были в основном классическая музыка и аккордеон. Приходилось слушать Бетховена и игру на баяне, а если каким-то образом просачивался джиттербаг[11], все ахали от удивления.
Альвар наглядно демонстрирует реакцию, и Стеффи улыбается до чего ж забавно морщинистый старик, сидя на вращающемся стуле, рассказывает о тех временах!
А почему тебе самой так интересно?
Потому что мне нравится Повел Рамель. Больше всего.
Да, он очень хорош.
Но в первый раз я услышала его, когда он уже умер.
Правда?
Мне было семь лет. Мама поставила его пластинку, и
и джаз захватил тебя, лукаво улыбается Альвар.
Больше всего мне понравился «Кокос». Но сейчас мне больше всего нравится «Блюз кузнечиков» и «Шаловливый тромбон».
Она задумывается на мгновение.
Папа ничего не понимает в этой музыке, потому что ему нравится рок. Мама отдала мне эту пластинку, но разрешила слушать ее только в моей комнате. И это хорошо, потому что у меня появился проигрыватель.
Да, говорит Альвар, глядя в левый угол комнаты. В наши дни тот, у кого был свой граммофон, был счастлив.
Стеффи встает и подходит к граммофону в углу. Нежно касается его, заглядывает в воронку, которая кажется запыленной.
Это же граммофон, да?
Конечно, один из лучших. Но он был приобретен много позже. В Бьорке у нас не было граммофона, только радио. А в доме тети Хильды были одни скатерти.
В доме тетушки Хильды действительно было полно вязаных скатертей и салфеточек.
Отыскать место, где они договорились встретиться с тетей Хильдой, оказалось несложно. И это при том, что он все время повторял про себя: «Осогатан, 140; Осогатан, 140».
Тетушке Хильде было семьдесят четыре года. Вместе они добирались гораздо дольше, чем если бы он решил найти ее дом сам. Как только они вошли в квартиру, Альвар сразу же обратил внимание на пыльные скатерти, лежавшие на каждой свободной поверхности. Он не стал ничего спрашивать, хотя ему было любопытно, списал все на возрастные причуды Хильды.
Быстро осмотревшись, Альвар понял, что радио тут и не пахнет.
«Осогатан, 140», повторил он снова. Не забыть бы адрес.
Тетя Хильда, вы знаете, как добраться до Осогатан?
Она посмотрела на него так, будто он чумной или немец.
Не стоит тебе туда соваться.
Альвар даже и не помышлял объяснять, куда на самом деле ему надо было попасть.
Вместо этого он сел на стул, указанный тетушкой, и героически отказался от суррогатного кофе, мол, после него он становится слишком непоседливым.
Старушка как-то сразу приободрилась.
У тебя наверняка есть с собой что-то из еды?
Да. Папа дал мне кое-что. И еще талоны[12]
Она почувствовала себя еще лучше.
Так приятно видеть тебя здесь. Надеюсь, ты разумный молодой человек?
На этот вопрос можно было ответить только утвердительно:
Конечно, тетя Хильда.
Альвар держал руки под контролем, чтобы случайно не забарабанить по столу.
Она разрешила ему спать на кухонном диванчике. И первым делом убрала со спинки десять вязаных салфеточек. Альвар был высоким парнем, но тетушка Хильда сочла, что он сможет как-то уместиться.
Как только он найдет работу, будет частично оплачивать аренду, сказал он ей, как велели родители.
Разобравшись со всем, тетушка оставила Альвара одного в кухне, и стало тихо. Но все равно не так, как в Бьорке, где по ночам царила мертвая тишина. Ночь в стокгольмском доме это целая симфония. Скрипят кровати, орут малыши, кто-то взбирается по ступенькам, спозаранку к работе приступают сборщики мусора.
Альвар лежал на диванчике, скрестив ноги, и слушал Стокгольм. Этим утром он проснулся еще ребенком, которого собирали в дорогу мать и отец. Вечером он был уже молодым человеком, по сути, стокгольмцем.
Эта мысль волновала сердце и мешала уснуть. «Наличка», повторил он про себя. Коснулся пальцем края дивана и теперь тихонько выбивал ритм, похожий на джаз.
Когда Стеффи вернулась домой, все уже отобедали и сидели перед телевизором.
Папа спросил, где она была.
У друга.
Джулия недоверчиво посмотрела на нее.
У тебя же нет друзей.
Да что ты знаешь?
Ничего. Да мне и все равно. Кроме того, что ты врешь.
Перестань, вздохнула мама. Стеффи, разогрей себе еду. А ты, Джулия, будь добра, сложи свое постиранное белье.
По телевизору показывают знаменитостей, танцующих с профессиональными танцорами. Эдвин лежит на полу и, подражая им, машет руками. Стеффи заходит в кухню, накладывает спагетти с мясным соусом и разогревает в микроволновой печи. Джулия подбирается сзади, как тень.
Почему ты врешь?
Я же сказала, что была не одна.
Ладно, и как ее зовут?
Стеффи молчит. Она стоит спиной к сестре; соус начинает пузыриться в микроволновке.
Это он! торжествующе произносит Джулия.
Стеффи не отвечает, и Джулия развивает свою мысль:
Это парень! Я так и знала! Или на самом деле не знала.
Стеффи вытаскивает спагетти и наливает стакан молока.
Ладно, говорит Джулия, я все равно разузнаю. Все тайное становится явным, сестричка. Это какой-нибудь ботаник, да?
Стеффи ест спагетти, мясной соус немного пролился на стол. Все очень вкусно.
Над Бьорке висит мертвая тишина, но где-то в Стокгольме раздаются звуки джаза. Может быть, даже в Карлстаде.
Я все выясню, повторяет Джулия, выходя из кухни.
В гостиной перед телевизором сидят мама, папа и Эдвин. Член жюри разговаривает со звездной парой. Блондинка-танцорша и мужчина, который, по мнению Стеффи, смахивает на известного футболиста.
Меня впечатлило, что вы осмелились стоять на месте в танго. Не все идут на такой риск.
Эдвин поднимается и упирает руки в бока.
Я тоже умею неподвижно стоять!
Стеффи проходит в свою комнату. Ставит самую старую песню Повела Рамеля. Сорок второго года, когда Альвар уехал в Стокгольм. Может, ее в то время крутили по радио. Слышатся звуки фортепиано и вокал, а затем, ближе к концу, вступает кларнет, но в ее голове звучит басовая партия.
Она могла бы взять гитару, но не делает этого.
«Альвар не мог взять в руки ни одного инструмента, когда лежал на диване и чувствовал, как джаз заполняет его всего», думает она и ложится на кровать.
Иногда достаточно просто почувствовать, как сильно хочется играть.
Глава 7
Классного руководителя 9 «В» зовут Сельма, в честь очень известной писательницы, которая тоже жила в Вермланде[13]. Родители другой Сельмы, вероятно, назвали ее так с добрыми намерениями, не подозревая, что она превратится в толстуху, которая будет преподавать в средней школе и получит прозвище «Семла» или в переводе со шведского пышка, булка.
Пышка стоит перед классом и пытается объяснить важность выбора гимназического направления для дальнейшей учебы. Половина класса уже определилась в пользу автомеханики, программы по рациональному использованию земельных ресурсов или педагогики в Карлстаде, и теперь они шушукаются о резонансном веб-инциденте, в котором замешан чей-то старший брат: парня засняли голым в компании таких же голых людей. Некоторые все же нехотя слушают, что говорит классный руководитель, но только потому, что об этом настоятельно просили родители.
Стеффи тоже слушает, но по другой причине. Это становится очевидным, когда учительница показывает на экране, где нужно нажать, чтобы перейти к национальному допуску.
Кто-нибудь знает, что означает национальный допуск? спрашивает она и сама же отвечает: Это означает, что гимназия может принимать учеников со всей Швеции. Вы можете подать заявку в Гётеборг, Умео, Стокгольм и так далее.
Стеффи выпадает возможность убраться отсюда, и для нее это очень важно. Она чувствует, как пульсирует кровь, когда переходит на главную страницу.
Вот вкладка
«Национальный допуск».
«Программа по эстетике».
«Поиск».
В Стокгольме четырнадцать школ с музыкальной специализацией. Целых четырнадцать! А в Бьорке только продуктовый магазин Ica и забегаловка с колбасой.
У некоторых школ есть даже собственные веб сайты. Стеффи открывает несколько вкладок в браузере. В одной школе ученики, изучающие эстетику и социологию, учатся в смешанных группах. Говорят, что это способствует развитию «творческой и позитивной атмосферы». А Музыкальная средняя школа предназначена для тех, кто хочет стать профессиональным музыкантом.
Карро и Санджа хихикают над фотографиями учеников на сайте, а Стеффи решает, что поедет учиться именно туда. Стокгольм притягивает ее, словно магнит.
Я собираюсь в Стокгольм, сообщает она Альвару, когда менее чем через час они слушают «Счастье скоротечно» у него в комнате.
На пластинке Альвара есть только эта и еще одна песня, и когда она заканчивается, они ставят песни на повтор. Звук потрескивает, как огонь в старом камине.
А когда?
Я поеду в Стокгольм, чтобы учиться в гимназии с музыкальным уклоном.
Так ты переезжаешь туда? В расцвете своей юности?
Да.
Альвар задумчиво кивает.
Тогда тебе следует побывать на Осогатан.
Там, где ты был?
Да. Несмотря на то, что тетушка Хильда запрещала мне.
Несмотря на то, что тетушка Хильда запрещала, Альвар первым делом решил отправиться туда. Эта мысль сразу же посетила его, когда он встретил свое первое утро в Стокгольме.
Он проснулся с ощущением небольшой тяжести в своих длинных ногах, а тетя Хильда уже варила ему кашу, хотя и дала понять, что на дальнейшее обслуживание рассчитывать не стоит. Она лишь хотела, чтобы он знал, как следует готовить, если вдруг потребуется то же самое сделать для нее. Альвар уже усвоил принципы тетушки Хильды и не возражал.
Я ведь вчера говорил про талоны, да? Там есть и на кофе Но они выданы в Бьорке, сказал он вместо этого. Думаете, они действительны в Стокгольме?
Кажется, можно было увидеть, как во рту старушки собирается слюна, когда она, жуя воздух, взяла его талоны.
Это, я полагаю, государственные талоны, а не вермландские. Если повернуть налево у подъезда и пройти мимо большого серого дома, выйдешь на Санкт-Эриксгатан, где есть оптовый магазин. Если там не примут, передай от меня привет хозяину.
Еще я хочу подыскать работу.
Хильда по-прежнему вкушала свой невидимый кофе, сопоставляя желание с отсутствием денег, а затем строго кивнула.
Это хорошо. Я поспрашиваю, нужен ли кому-нибудь помощник. Если скажут «нет», спрошу еще где-нибудь. Но только в районах Васастан и Эстермальм.
Хильда немного рассказала о Сёдермальме[14] и о недостатке там культуры, морали и образования. «Сёдермальм», мысленно повторил Альвар, надевая шапку и шарф.
Хильда оглядела его перед выходом из дома.
Склады, сказала она, закатывая глаза и завязывая шарф.
Что?
Я имела в виду, что спрошу на складах. Нужно говорить правильно, чтобы не вызвать недоразумений.
Понятно, на складах.
Тогда увидимся за ужином. Не забудь о кофе.
В оптовом магазине Окессона хозяин долго пялился на Альвара.
Бьорке. Это не здесь, не в этом районе.
Это Вермланд.
Да, точно. Там что, закончился кофе?
Альвар попытался понять, шутит ли он, но лицо мужчины оставалось суровым.
Нет, просто я только что приехал в Стокгольм. И захватил купоны с собой.
Он пытался произносить слова, как дикторы на радио, но быстро понял, что получается не совсем удачно.
Окессон ухмыльнулся и покачал головой.
Я пошутил, мальчишка. А имя у тебя есть?
Альвар Свенссон.
Он прикусил язык.
Хорошо, сказал Окессон, рассматривая купон. Но здесь указано другое имя.
Альвар Инге Свенссон.
Да-да. Молодой человек, Инге Свенссону по имени Альвар, конечно же, больше двадцати одного года, и поэтому он уже пользуется собственными продуктовыми карточками.
Я хочу передать вам привет от вдовы Хильды с улицы Торсгатан.
Окессон впервые широко улыбнулся и положил талон в жестяную коробку, которую держал под прилавком.
Ты тоже передавай ей привет, сказал он, вручая Альвару заветный пакет с 250 граммами кофе.
Альвар выдохнул с облегчением.
Я хотел спросить кое-что еще
У нас нет шоколада.
Нет, я не об этом. Я просто подумал, не нужен ли господину Окессону мальчик на побегушках?
Работать будешь ты?
Альвар кивнул.
А что, разве это невозможно?
Насколько я знаю, пока что ты преодолел лишь один путь от Вермланда до Стокгольма, верно?
Я быстро учусь.
Зазвонил колокольчик, и в магазин вошел покупатель. Вскоре помещение заполнилось, и Окессон начал прогонять Альвара.
Подумайте о каком-нибудь задании для меня, быстро проговорил Альвар. Увидите, насколько я ловок. Я забегу завтра?
Окессон засмеялся.
Это была команда под названием «довольно». Давай беги.
Альвар протянул руку, чтобы пожать руку мужчине. Он надеялся, что в его собственном рукопожатии чувствуется вселяющая уверенность сила.
Тогда до завтра.
Было глупо спрашивать Окессона, где находится Осогатан, 140. Альвар остановил встретившуюся ему на улице женщину, но она лишь покачала головой. Так повторялось до тех пор, пока ему не попался паренек, на вид немного моложе его самого. Мальчишка остановился и выслушал его с нахмуренными бровями.