Кар!
Ты кто такой? спросил у него Андрей, поражаясь птичьей смелости. Что тебе надо?
Стоящий позади Филиппыч шумно выдохнул и ответил вместо пернатого:
Бабкин он. Я его видел, когда на стройку в том году ходил смотреть. А вот что надо Чёрт знает, что в птичьих мозгах творится?
Словно реагируя на едкое замечание старика, ворон встрепенулся, недовольно потряс головой, охорашиваясь, коснулся клювом перьев, расправил крылья, взмахнул ими и очень внятно произнёс, выставляя вперёд четырёхпалую лапу:
Мрак. Приятно.
Опешившему Андрею ничего не оставалось, как только пожать костистую конечность. Ворон тут же воспользовался моментом перехватил пальцами его ладонь, уцепился клювом за рукав и полез вверх. Забравшись на плечо, ещё раз взмахнул крыльями и выдал:
Домой!
Ты прав, Филиппыч. Винцо не помешает.
Но домой Андрей попал глубоко за полночь. Сначала они, как и договорились, выпили по полстакана вина, потом, слегка придя в себя, решились всё-таки обсудить случившееся и сравнить впечатления. А для того чтобы исключить возможность самообмана, записали обе версии на листах, вырванных Филиппычем из школьной тетради в клетку. И обменялись.
Убедившись, что оба видели одно и то же, вразнобой облегчённо вздохнули всё-таки шанс коллективного помешательства стремится к нулю и, успокоившись, принялись изучать принесённую из дома старухи добычу. Это была пожелтевшая от времени тетрадь с выцветшими клетками, что-то вроде гроссбуха, куда аккуратным убористым почерком Кузнецова записывала всех клиентов и посетителей. Начиная с 1949 года, их насчитывалось больше тысячи.
Имена, фамилии, даты рождения, краткие описания болезней или проблем снабжённые саркастическими характеристиками клиентов, явно свидетельствующими об остром языке и язвительной натуре старухи. Так, запись от 1957 года гласила:
«Поддуваева Анна Сергеевна, супруга крупного партийного работника. Обратилась с жалобами на неплодность. Привезла бумаги от врачей, подтверждающие неспособность к чадородию, однако после осмотра оказалась рожавшей и, больше того, изгонявшей плоды. Помогать ей отказалась. Без того много на мне, брать ещё и грехи нераскаявшейся лгуньи и убийцы собственных детей не хочу. Посоветовала взять ребёнка в детдоме, глядишь и смилостивится Бог, даст ещё своих. Уезжала, понося меня грязными словами. Да я и сама в долгу не осталась».
На этом месте Филиппыч отодвинул тетрадь, широким жестом снял очки и воскликнул:
А ведь я помню эту даму! Красивая такая беленькая вся, гладенькая, глаза, как синька! Останавливалась в Великой Талке, у Проскуриной бабы Мани. Вся такая фифа ни дунь, ни плюнь! Двух суток не продержалась, на второй день вернулась от Кузнецовой злющая, точно на ежа села. Облаяла бабу Маню, собрала шмотки и тю-тю! Позвонила с телеграфа в город, уже к вечеру за ней машину выслали.
Вот что, Филиппыч, широко зевнув, заговорил Андрей. Ты же, наверное, многих из этой тетрадки знаешь? Давай, я её тебе на завтра то есть, на сегодня уже оставлю, а сам пойду спать. Я-то хотел ещё на свадьбу сходить, мало ли, вдруг получится там что-то узнать. А в понедельник ты мне отдашь тетрадь, когда я за Артёмом поеду. Почитаю, пока сын будет собираться. Вернусь, поделимсявыводами. Идёт?
Идёт, согласился Филиппыч, послушно захлопывая тетрадь. Ты прав, поздно уже. Ступай, мать, наверное, переживает.
Думаешь, не спит?
Мало ли. Кто знает?
Андрей вздохнул и поднялся, протянул ладонь ворону, который весь разговор расхаживал взад-вперёд по подоконнику и время от времени спускался на стол, брал из вазочки крекер, чтобы, вернувшись на место, положить перед собой и отклёвывать по крохотному кусочку. Теперь вся поверхность подоконника была усыпанной крошками увидев это, Филиппыч покачал головой, встал из-за стола и пошёл за тряпкой. Наводить порядок. Проходя мимо окна, Андрей ещё раз на прощание отсалютовал товарищу, Мрак на его плече солидарно каркнул, и тот с усмешкой махнул им рукой.
Филиппыч угадал. Когда Андрей зашёл во двор, в одном из окон всё ещё теплился свет. Пришлось спешно засовывать ворона за пазуху не хватало ещё, чтобы родители устроили скандал. Если они так отреагировали на одно лишь имя Кузнецовой, страшно представить, что будет, когда они увидят её питомца. Поругаться можно и утром, на свежую голову, а сейчас надо бы отдохнуть. Хорошо, Мрак не стал протестовать, только пробурчал из-под куртки какую-то нецензурщину, вогнав его в ступор своим лексиконом.
Ай да бабка, ай да сучья дочь!
Мать встретила его поджатыми губами она ждала, сидя на кухне и читая книгу у включённой настольной лампы. Слава богу, подходить не стала: увидев Андрея, резко встала, буркнула «спокойной ночи» и ушла к себе в комнату. И то хлеб.
Увы, как он не пытался заснуть, ничего не выходило. В голову лезли мысли об убийстве Кузнецовой и избавиться от них не получалось. И ладно бы что-то дельное, так ведь какой-то бред! Не зря говорят: утро вечера мудренее. Подразумевая, что решать на ночь серьёзные вопросы не стоит можно наломать дров. Но с другой стороны это дело вообще ни под какую классификацию не попадает, так стоит ли судить о нём привычными мерками?
Вот интересно, это существо Домовой? Мог ли он, после убийства, навести порядок в доме Кузнецовой? Мысль идиотская, да. Но ведь она ничем не хуже версии Борисова, что убийца мог остаться и прибрать после себя! Будь преступление спланированным тот и так не оставил бы существенных улик. В противном случае, вряд ли рассуждал бы трезво. Да и йети этот туманный не позволил бы преступнику свободно расхаживать по дому если уж менты наложили «кирпичей», то одиночку домовик шуганул бы только так. Да, убийству он мешать не стал бабка сама хотела смерти. Но смотреть, как по его владениям шарится чужак, вряд ли бы согласился. К тому же Кузнецова наверняка дала ему какие-то указания. Непонятно, правда, чем она руководствовалась, если стерильная чистота и впрямь наведена домовым
С такими мыслями Андрей проворочался до шести утра и уснул, когда за окном уже начало сереть. Проснулся почти в обед, когда Мила зашла в комнату, со всех сил громыхнув дверью, и проорала над ухом:
Горяев, подъём! Сколько можно дрыхнуть? Скоро вечер! О! А! Это у нас тут кто?
Андрей перевернулся с живота на спину, лениво продрал глаза и покосился в окно. Убедившись, что на дворе день, потянулся за лежащими на тумбочке часами и глянул время будильник, который он завёл перед сном, сработает через пятнадцать минут. Застегнув на запястье ремешок, закинул руки за спину и выдал, глядя в потолок:
Кофе.
Гля, ты наглый! восхитилась Мила, упирая руки в боки. Ты и с женой ведёшь себя так по-барски? Понятно, почему у неё после переезда в Брянск испортился характер!
Ты по себе-то не суди, скривился Андрей, усаживаясь в кровати. Если бы я так вёл себя с Ириной, она бы на цыпочках ходила и угождала. Характер у неё от безделья испортился. От безделья, да от нехватки впечатлений и эмоций.
Ха! усомнилась сестра, но спорить не стала. Вместо этого ткнула пальцем за спину и поинтересовалась: А про него ты мне ничего не расскажешь?
Про него-о? Андрей повернулся к устроившемуся на спинке кровати Мраку, до сих пор сидящему в «спящей» позе повернув голову назад и спрятав клюв в оперении, с закрытыми глазами. Правда, веко дёргалось, выдавая притворщика. А что ты хочешь узнать? Познакомься, кстати: это Мрак.
Услышав своё имя, ворон тут же перестал прикидываться спящим встрепенулся, смачно зевнул, несколько раз взмахнул крыльями и повторил коронный номер вытянул лапу и произнёс:
Мрак. Приятно.
Фигасе, вылупила глаза Мила, послушно пожимая предложенную конечность. Я Мила. Взаимно.
Довольный собственной выходкой, Мрак скосил сливовый глаз на Андрея, важно распушился и принялся чистить пёрышки, то и дело поглядывая на зрителей: «Какой я молодец, правда?» Мила ошеломлённо потрясла головой и снова обратилась к Андрею:
Откуда у тебя ворон Бабы-Яги?
А почём ты знаешь, что это её? сощурившись, ответил он вопросом на вопрос.
Да все сельские знают! фыркнула сестра и язвительно добавила. Это же ты один такой дикарь. Ничего не знаешь, ничего не видел. А местные хоть и бздят, но многие таскались в лес, одним глазком на строительство посмотреть. Даже папка ходил. Только ты маме об этом не проболтайся, я тебе по секрету сказала. Так откуда он у тебя?
Шёл-шёл и нашёл, скаламбурил Андрей, отметив про себя, что круг подозреваемых, похоже, включает жителей обеих Талок. И Малой, и Великой. Серьёзно говорю, не смотри на меня такими глазами. Заходил во двор к Филиппычу, он опустился передо мной на калитку, лапу протянул, представился. Пока я её пожимал, этот хитрец извернулся и залез на плечо.
Он замолчал, глядя на задумчивую Милу, рассматривающую разошедшегося от её внимания Мрака, с фанатичным педантизмом наводящего глянец на чернильное оперение и бросающего на постель и прилегающий к ней пол, снятую с молоденьких пёрышек кожицу. Потом добавил, состроив просительную мину:
Милаш, хорош выпендриваться. Сделай кофе. Пожалуйста.
Да сделала уж! фыркнула эта вредина и, наконец-то оторвавшись от Мрака, двинулась к двери. Сейчас принесу.
Сходила на кухню, доставила кофе, отдала чашку Андрею, уселась на стоящем у стола табурете и принялась подманивать Мрака, похлопывая себя по коленям и протягивая к нему руки. Ворон оказался сообразительным склонив голову набок, понаблюдал за этими манипуляциями секунд двадцать, перепрыгнул на стол, косолапя, приблизился к сестре и подставил голову под руку. Та взвизгнула от восторга и, осторожно погрузив кончики пальцев в перья, принялась ерошить его затылок. Мрак сидел, балдея от удовольствия распластав крылья, касаясь пузом столешницы и слегка приоткрыв клюв. Дождавшись, пока Андрей выпьет кофе, Мила забрала чашку, попрощалась с вороном и напомнила:
Ты ведь не забыл о Самойловых? Родители вчера не ходили, тебя ждали. Поэтому сегодня ушли пораньше, чтобы те не обижались. Я тоже сейчас пойду. И ты обещал, помнишь?
Обещал, значит, схожу. Всё, марш отсюда! Одеваться буду.
Давай-давай Дорогу сам найдёшь?
Глава 7
Дом Самойловых, расположенный по левую руку от горяевского, был одним из самых больших в селе. Особенной красотой он не отличался трёхэтажный, правильной квадратной формы, с пирамидальной усечённой крышей и флюгером-петухом. Строили его в середине девяностых годов, когда застройщики не очень-то фонтанировали изысканными идеями. Случись это на десять лет позже, Ольга Ивановна не упустила бы шанс отгрохать что-нибудь безумно дорогое и пафосное: с башенками, балконами, высокими окнами и террасой. До сих пор она никак не могла успокоиться, что дом у неё не самый красивый в округе и пыталась наверстать это упущение строительством бассейна, многочисленными беседками и сложными многоярусными клумбами. Даже выкупила соседний участок благо, от стоящего на нём дома давно остались только стены, потому обошёлся он ей в сущие копейки.
Андрей Самойловых не любил и без острой нужды старался с ними не общаться. Ещё когда он заканчивал школу, а Мила встречалась с Юркой, Ольга Ивановна поливала их семью презрением, внушая сыну, что тот портит себе жизнь, тратя время на «беспородную» девицу без связей. Мол, откуда бы им взяться: мать учительница, отец токарь Выше Староберезанского техникума не прыгнет.
Но, окончив техникум, сестра поступила в Брянский университет, уехала на Север, вернулась, купила квартиру и устроилась на работу в единственный на весь район мебельный цех, проектировщиком. И внезапно стала полезным человеком.
Он тоже отслужил в армии, отработал год постовым, отличился и получил направление на учёбу в Рязанский филиал Московского университета МВД, из которого и вышел следователем. Теперь вовсе адвокат, ведёт частную практику.
Знаться с Горяевыми стало выгодно.
Только мама всё ещё принимала лицемерную вежливость Ольги Ивановны за чистую монету, и всерьёз верила, что та может обидеться на невнимание. Андрей на этот счёт не заблуждался. Самойлова отлично умела считать деньги и свои, и чужие, потому «простит» что угодно, пока они способны принести ей пользу.
И если бы та самая острая нужда, он ни за что не пошёл бы на эту ярмарку тщеславия, именуемую свадьбой. Одно дело общаться с неприятными людьми по работе, зарабатывая на них деньги, и совсем другое добровольно портить себе досуг.
Но пришлось идти. Оставив Мраку пару кусков колбасы, печенье и воду, Андрей показал ему открытую форточку, убедился, что ворон понял, для чего она нужна и, попросив сильно не гадить, запер дверь и ушёл к соседям.
Самойловы устроили свадьбу на широкую ногу чего и стоило ожидать, с их-то страстью к позёрству. Соседи владели огромным фермерским хозяйством на Коллективной и считались местной элитой, поэтому, желая произвести впечатление, пригласили не только родственников, друзей и соседей, но даже сотрудников и многих простых односельчан.
Мать упоминала, что сначала они хотели снять ресторан в Староберезани, но передумали, ведь это предполагало гулянку поскромнее. Немногие согласились бы ездить в город два дня подряд, туда и обратно. Потому Ольга Ивановна подошла к обустройству праздника с фантазией: приказала поставить возле арочного тоннеля на заднем дворе ротную палатку длиной больше десяти метров, по-весеннему голые металлические прутья беседки завесить брезентом, поставить обогреватели.
Народу собралась тьма кто-то уже потихоньку выпивал, но большинство терпеливо дожидались молодожёнов и вели чинные разговоры о работе, урожаях, ценах на молоко и семейной жизни.
Обойдя по кругу присутствующих, Андрей поздоровался со всеми знакомыми и подошёл к хозяевам Ольге Ивановне и Трофиму Ильичу Самойловым. Колоритная пара: жена высокая, полная, с приятным лицом и громким голосом; муж маленький, худощавый, седой, с мелкими чертами и очень тихий чтобы услышать его, нужно подходить почти вплотную.
Постояв около минуты с соседями, Андрей отправился искать Вовку и на выходе из арки столкнулся с Милой.
Ты чего? спросила сестра, вталкивая его обратно. Наши вон они!
И махнула рукой в сторону расставленных буквой «П» столов, где на конце одной из «ног» сидели мать, отец и балующийся Санька.
Потерялся, что ли? Иди к ним, тебе там уже местечко припасли.
Да погоди ты, отмахнулся Андрей. Вовку надо найти, поздороваться.
А. Ну пойдём, покажу. Он в доме.
Они вышли во двор. Андрею снова бросились в глаза пустые металлические опоры для винограда, завешенные брезентом, голые клумбы и хмурое бесцветное небо над головой. Совсем же непраздничная погода: серость, слякоть, холод. Вчера вечером шёл мелкий дождик, ночью опять ударили заморозки, а сейчас снова всё подтаяло. Фу.
И чего им вдруг загорелось? вслух подумал он. Летом здесь будет красиво, как в сказке. А они в межсезонье решили свадьбу играть. Даже не зимой.
Так летом у Аньки такое пузо будет не до гуляний, фыркнув, сообщила Мила. У неё уже и сейчас срок немаленький, но с её фигурой почти незаметно. А в июне семь месяцев будет, не меньше. Самойлова и воспротивилась. Не по-людски, значит. Вроде как мы не знаем.