Хью все еще смотрел в шар широко раскрытыми глазами.
Да, сказал он. Я видел то же самое. Но сейчас она, эта женщина, движется она встала и идет ко мне из стеклянного шара Ах, все исчезло Да, это то место, где мы были сегодня. Но кто та женщина? Мы не видели ее. Тебе ведь тоже казалось, будто она лежит среди корней? И куда она исчезла?
Он поднял голову и посмотрел, словно пытаясь сфокусироваться на чем-то, через открытую дверь в сад. А я Хотя, проследив за его взглядом, я не увидел ничего, кроме ночного сумрака, знал, что там, в саду, затаилось нечто, что вышло из стеклянного шара и теперь наблюдало за нами оттуда.
Хью, на что ты смотришь? резко спросил я.
Он с усилием оторвал взгляд и оглядел комнату.
Не знаю. Но там кто-то был, хотя я ничего не видел. На сегодня хватит, завтра попробуем снова. Ничего не говори Марджери.
* * *
На следующее утро я спустился вниз после нелегкой ночи, на протяжении которой мне казалось, будто я слышу какое-то движение в доме.
Я обнаружил, что Марджери уже позавтракала и ушла. Впрочем, вскоре она вернулась в возбужденном состоянии.
Я молодец, сказала она. Узнала все об этом замечательном доме. Его хозяин некто мистер Вулаби. Два года назад у него бесследно исчезла жена. Он жил там в одиночестве до этой весны, а теперь вот решил продать дом и выставить на аукцион всю обстановку.
Как ты узнала? спросил я.
Мне сообщил жилищный агент, его фамилия и адрес были на табличке. Он живет не так далеко от тебя, ниже по улице. А дом называется «Жуки». Просто «Жуки»! Ты когда-нибудь слышал что-либо столь же очаровательное?
Я помотал головой, а Марджери продолжила:
Ты никогда не догадаешься, куда я пошла затем. Меня повело вдохновение!
Ты хочешь, чтобы у меня тоже появилось вдохновение? спросил я. Или хочешь услышать, что у меня нет идей?
Ну, используй вдохновение, если можешь.
Ты пошла в магазин, где мы купили стеклянный шар, и обнаружила, что он был куплен на распродаже в «Жуках».
Боже! удивилась она. Все верно. Но как ты догадался?
Ты упомянула аукцион.
Блестяще, братец. Ладно, так как я знаю, что ты ненавидишь разговоры за завтраком, пойду-ка я и посмотрю на свой стеклянный шар. Разве не странно, что вчера я подумала: как было бы здорово жить в этом доме, любуясь на этот шар, и оказалось, что он как раз оттуда!
Я спустился к завтраку поздно, а Хью задержался еще больше и появился через несколько минут после ухода Марджери. Он наполнил тарелку и разложил на столе газету, но, молча посмотрев на нее, снова смахнул в сторону.
Происходит что-то странное, сказал он. Что-то или кто-то вышло из стеклянного шара прошлой ночью по крайней мере, я так почувствовал, так вот, кто-то вышел и стоял у открытой двери библиотеки. Я видел не больше твоего, но этот фантом, давай назовем его так, точно был там. И с тех пор он здесь ходил по дому всю ночь. Он явно что-то хочет от нас.
Я тоже чувствовал чье-то присутствие, сказал я.
Что ж, нужно дать ему шанс. Давай снова заглянем в шар Раз уж этот фантом попытался установить с нами связь, скорее всего, он заявит о себе яснее. Думаю, это та фигура, которую мы видели лежащей под деревьями. Но единственное обратимся к шару, когда Марджери будет занята чем-то другим. Мне кажется, за этим стоит что-то ужасное, и я не хочу, чтобы она знала об этом.
Все разрешилось само собой: вскорости Марджери объявила, что хочет сделать наброски на одной из старейших улиц города, и как только она ушла, мы снова направились в библиотеку. Стеклянный шар стоял на столе рядом с дверью в сад, поблескивая сапфировым цветом в лучах солнца. Мы задернули занавески на всех окнах, сели напротив шара и сосредоточились на его созерцании. Вскоре я заглянул в густую, бездонную темноту, в которой, как и прошлой ночью, сначала заструились светящиеся пузырьки, а затем появился дом, который мы видели. За домом огород и ряд ив, качающихся на ветру. Однако фигуры женщины под ивами не было. Вспомнив, что прошлой ночью Хью видел, как она встала и направилась к нему, я подумал, что она может находиться где-то рядом с нами. Хью, словно услышав мои мысли, молча кивнул.
А потом я с дрожью осознал чье-то присутствие. Ветер раздул занавески на двери, я поднял взгляд и увидел, что снаружи в жарком солнечном свете стоит женщина. Она была одета в какой-то плащ, заплесневелый и распадающийся, к нему цеплялись черви и обрывки корней. Прижатую к груди руку прикрывала ткань, но вторая рука была видна до локтя. Тут и там проглядывали кости, болтались куски гниющей плоти. Густые рыжие волосы свисали по обе стороны того, что когда-то являлось лицом. Но теперь губы исчезли, открыв два ряда желтых зубов, вместо носа хрящ землистого цвета, глазницы были пусты. Все это выглядело просто ужасно.
Привидение направилось к двери, собираясь войти внутрь. Оно не шло, а приближалось, словно подгоняемое ветром. Здесь мои нервы не выдержали, и я закричал. И не осталось ничего, кроме жаркого летнего солнца над садом и ветра, нежно колышущего кусты мирта. Видение исчезло.
* * *
Инспектор полиции Тиллингэма мой друг. Десять минут спустя мы заперлись у него.
У меня есть несколько вопросов, сказал я. Примерно два года назад миссис Вулаби исчезла из своего дома на болоте
Верно, кивнул он. Ее муж продолжал жить там до весны этого года. Потом он выставил дом на продажу, а все имущество распродал через аукцион.
А о миссис Вулаби ничего не известно? спросил я.
Нет. Со дня исчезновения ее никто не видел. Весьма загадочное дело. Кто-то из вас, джентльмены, может мне что-то о ней рассказать? насторожился мой приятель.
Проводились ли поиски вокруг дома? спросил Хью.
Конечно, сэр. Были осмотрены канавы вдруг она упала в одну из них? Когда она исчезла, был туман. Вполне возможно, миссис Вулаби могла поскользнуться и утонуть. Но в канавах тела не обнаружилось, а больше обыскивать там нечего, потому что земля вокруг фермы голая.
Мы там были вчера, сказал я. За домом расположен огород, и с одной его стороны растут молодые ивы, посаженные, очевидно, не так давно. Мы с Хью полагаем, что если вы копнете под ними, то можете узнать нечто новое об исчезновении хозяйки дома.
Инспектор секунду молча смотрел на нас.
Почему вы так думаете?
Объяснение вас не удовлетворит, уклончиво сказал Хью. Но мы говорим серьезно.
Я бы хотел узнать больше, нахмурился инспектор. Но если вы не желаете рассказывать, пусть будет так. Мой долг проверять всю информацию, поступающую ко мне. Полагаю, вы, джентльмены, имеете в виду, что мы найдем ее тело Я дам вам знать, если мы что-нибудь обнаружим.
Несколько часов спустя меня позвали к телефону. Инспектор сказал, что в указанном месте было найдено тело женщины. Позднéе следствие установило ее личность.
Несколько дней после этого мы с Хью смотрели в стеклянный шар. Но больше не видели кипения пузырьков, из которого потом появлялась картинка: дом, ивы и то, что лежало под ними. Привидение больше не напоминало о себе.
Марджери иногда почти решает отдать шар мне, но все еще не достигает таких вершин альтруизма. А дальнейшая история о находке тела миссис Вулаби, уверен, известна всем, кто интересуется делами об убийстве.
«Сэр Роджер де Коверли»
Учитывая, что на дворе стоял сочельник, погода выдалась удивительная: ничего подобного не могли припомнить не только старики (память которых изрядно ослабела), но даже люди средних лет, чьи умственные способности пока что не пострадали. И уж тем более такого не видели их дети. В сочельник у нас обычно идет дождь, нынче же всю дорогу в поезде я смотрел на поля, весело сверкающие снегом: по замерзшим водоемам катались конькобежцы. Выйдя на маленькой станции, я увидел закат красный, как ягоды остролиста.
В деревне находился магазин, в котором продавали толстых индюшек, а когда я проходил мимо церкви, колокола разразились веселым звоном
Я пробормотал себе под нос:
Без Чарльза Диккенса тут не обошлось. Семьдесят лет назад он изобрел Английское Рождество, и теперь оно стало явью. Природа никогда бы не додумалась до такого.
Дом, куда я направлялся, стоял в дальнем конце маленького городка в Сассексе. Мой шурин, у которого я собирался провести праздник, купил его шесть месяцев назад, и я впервые выбрался к ним в гости. Вот все, что я знал о доме: когда-то здесь был постоялый двор. Моя сестра Марджери присылала фотографии: массивный георгианский фасад и большие, обшитые панелями комнаты. «Мы въезжаем уже сейчас, сообщала она в письме. А ты должен приехать на Рождество. К тому времени все будет готово центральное отопление, электрический свет и ванные комнаты. Тони просто обожает этот дом и клянется, что покинет его только в гробу. Для работы он выбрал прекрасную комнату, где установлены все его приборы. Знаешь, ходят слухи о местном призраке, и вроде бы в большом зале видели какие-то огни, но я полагаю, что здесь нет ни слова правды»
Последнее письмо я получил несколько дней назад; в нем говорилось, что я должен выехать из Лондона 24 декабря в три пятнадцать; так я и поступил.
Машина развернулась и задним ходом подъехала к двери, водитель нажал на клаксон, оповещая о прибытии, и прежде чем я дотянулся до звонка, вышел Тони. Вслед за ним я вступил в большой холл он казался больше, чем на фотографии; на полу сидела Марджери, делая венки из еловых ветвей и остролиста.
Будь осторожен, вместо приветствия предупредила она. Вокруг минное поле остролиста. Рада тебя видеть, братец!
Чарльз Диккенс, очевидно, проник и в здешние дома.
Но почему остролист? спросил я. Почему еловые ветви? Это все Диккенс?
Никакой не Диккенс, это идея Тони. Я все тебе расскажу, и ты останешься доволен Пойдем в зал, выпьем чаю.
Она встала и взяла меня за руку. Еще с тех пор, как мы были детьми, Марджери всегда брала меня за руку, когда хотела, чтобы я что-то сделал для нее или согласился с тем, что она сделала.
Скажи, чего ты хочешь? спросил я. Но сделать это не обещаю.
Чего я хочу? Да ничего, кроме того, чтобы ты повеселился, улыбнулась она. И принял участие в том, что мы запланировали на завтра. Да, ты прав, Диккенс. У нас будет Рождество в стиле Диккенса. Церковь утром и слишком много еды за обедом. Потом мы будем кататься на коньках до темноты и нарядим новогоднюю ель для школьников. Потом игры. Потом снова много-много еды за ужином и, конечно, ты должен меня поцеловать под омелой[13]. И и Тони где-то раздобыл чашу для рождественского пунша. Знаешь, он непременно хочет опробовать ее. Он и рецепт нашел. А эта чаша она как ведро.
Но зачем? В чем смысл? пожал я плечами. От такого шумного празднования мы только устанем и объедимся.
О, вовсе нет. У нашего торжества есть цель. Но прежде я должна показать тебе наш большой зал. Она открыла дверь и включила свет. Ну? Разве он не божественен? Я его обожаю! Представь только, в прежние времена, когда джентльмены жили в красивых домах в деревне, а не в Лондоне, в этих коробочках для пилюль, здесь была бальная зала и в ней собирались все окрестные жители. Все-все, жившие поблизости, танцевали здесь. Тебя впечатлили размеры? Семьдесят футов в длину[14], и мы собираемся оставить залу практически пустой. Камин, два кресла перед ним, темный полированный пол и плотные красные шторы на окнах. Те, кто жил очень давно, были бы довольны, если бы снова заглянули сюда. Они всегда танцевали здесь в рождественскую ночь, а те, кому было далеко возвращаться, оставался в доме до утра.
Мне на ум пришла фраза из письма сестры.
Марджери, это комната, где видели огни? спросил я.
Должно быть. Но я, к сожалению, их не застала, сказала она. Только те, что от нашей люстры. Но, возможно, если
Я прервал ее.
Кажется, я начинаю понимать. Ты хочешь мучить нас всех старомодным Рождеством, дурацкими играми и обжорством, чтобы создать атмосферу. Не отрицай этого. Снаружи снег и мороз, и ты думаешь дополнить картинку обстановкой внутри. Ты хочешь перенестись в прошлое, так? Никогда в жизни не слышал подобной чуши! Тони, повернулся я к ее мужу, ты же ученый человек, материалист. Как ты мог поддаться этому?
Тони сел в кресло и устремил на огонь отсутствующий взгляд.
Именно потому, что я материалист, сказал он. Да, именно поэтому.
О, объяснись, я вскинул бровь.
Я совершенно убежден, сказал он, повернувшись ко мне, что в этом мире нет ничего, что не имело бы материалистического объяснения. Что бы мы ни услышали, что бы ни увидели или ни почувствовали все имеет объяснение. Если бы мы только достаточно знали Попробую раскрыть свою мысль. Предположим, вы с Марджери живете сто лет назад, а я живу здесь и сейчас, окруженный всеми изобретениями современности. Я включаю радио, и вы с Марджери слышите колокола из Лондона. Я указываю на небо, и вы видите стальную птицу самолет. Или я звоню в лавку и говорю в маленькую черную трубку, чтобы мне немедленно прислали индейку, и ее присылают. Что бы подумали об этом вы, люди, живущие в тысяча восемьсот двадцать седьмом году? Вы бы сказали, что это магия, сверхъестественное. Но нет это чистая наука, феномен, идеально соответствующий тем законам природы, которые не были открыты в ваше время. Ты это допускаешь?
Конечно. Но что дальше?
А вот что. Как ты думаешь, какое открытие можно считать одним из самых великих? Открытие нового измерения! Оно намного больше авиации и рентгеновских лучей. Точно так же, как у вот этой комнаты, коробки или вон той чайной чашки есть длина, ширина и высота, так и у времени есть свое измерение. И я уверен: точно так же, как радио позволяет услышать звуки, источник которых находится за много миль отсюда, скоро будет создан совершенный прибор, который донесет до нас то, что было много лет назад, или же то, что будет через много лет. О нет, мы не станем путешествовать во времени, это представление ошибочно. Мы останемся в настоящем, а прибор донесет до нас то, что происходит в прошлом, точно так же, как радио доносит звуки из почти бесконечного далека. Нам не нужно ехать в Лондон, чтобы услышать перезвон Биг-Бена, он доносится до нас с помощью радио. Биг-Бен звонит каждую четверть часа, это незыблемо, и создатели радио материализовали этот звон, чтобы он стал доступен слуху тех, кто живет далеко от столицы. Биг-Бен реален для нас, где бы мы ни находились. Так же и с прошлым: оно присутствует здесь постоянно.
Тони замолчал на секунду совершенно непреднамеренно, а я, всматриваясь в тускло освещенную комнату, вдруг осознал, что мои глаза улавливают какое-то движение. Нет показалось. Без сомнения, это свет, падающий на отполированные доски пола, создал у меня такое впечатление.
Есть феномены, которые люди, одаренные воображением, называют игрой подсознания, но на самом деле они так же материальны, как баранина, продолжил Тони. Например, призраки и предчувствия они слишком обстоятельно описаны, чтобы мы, глупые ученые, отрицали их. Но ученые не могут объяснить эти феномены, поэтому теряют самообладание и списывают все на воображение, на несвежие котлеты из омаров или же говорят, что это случайность. Но как только ты поймешь теорию времени и пространства, ты осознаешь: призрак это всего лишь некая проекция того, кем человек был раньше; эта невесомая полупрозрачная проекция пришла по эфирным волнам времени, точно так же, как по радио до тебя доходит звук из отдаленного места. Или, предположим, ты видишь во сне то, что и правда случится несколько дней спустя. Тут тоже ничего удивительного изображение пришло к тебе из будущего. Говорить, что призраки, духи или предчувствия сверхъестественны, значит, почти наверняка совершать ту же ошибку, которую совершил бы человек сотню лет назад, назвав телефон или радио сверхъестественной вещью. Но мы же знаем, что это не так.