Готлиб откинулся на спинку кресла, подперев голову рукой, и задумчиво умолк, всецело отдавшись воспоминаниям. Наконец он поднял взгляд. Отражённые язычки пламени плясали в его глазах, и казалось, что взор его до сих пор хранит отсвет давних погребальных костров.
То был страшный год, медленно начал он. Мы с Густавом работали день и ночь. Пять лекарей скончались на наших глазах, нас болезнь каким-то чудом пощадила. Именно тогда дороги наши разошлись: я стал приверженцем полифармации, Бреннель же продолжал резать и вычищать эти проклятые чумные бубоны. Наверное, от его кровопусканий и припарок умерло тогда больше людей, чем от самой чумы. Да Кто знает? Вот так и получилось, что с тех пор мы враги. К несчастью, в друзьях у бургомистра ходит Густав, а не я.
Жуга некоторое время молчал, нахмурившись.
По-моему, только дураки отвергают силу целебных трав, наконец сказал он.
Не суди так строго. Готлиб многозначительно поднял палец. Среди аптекарей и в самом деле слишком много недоучек и обманщиков. Беда в том, что Бреннель не способен отличить зёрна от плевел.
И что делать? спросил Жуга.
Ничего. Готлиб пожал плечами и бросил письмо в камин. Пергамент затлел, края его обуглились, сургуч потёк крупными голубыми каплями, тотчас загораясь. Аптекарь повернулся к Жуге.
Я устал от этих бесконечных споров, сказал он. Никому не под силу избавить город от крыс, а мне тем более. Пусть всё остаётся как есть. В конце концов, я не волшебник.
Жуга промолчал.
* * *
Горшок Яцек достал что надо глазурованный, средних размеров, без сколов и трещин.
Годится?
Вполне, заверил приятеля Жуга. Тащи воду.
Когда Яцек вернулся, Жуга уже распаковал котомку, вытащил мешок с гречкой, соль и какие-то травы. Разложил всё на столе.
Лей сюда, скомандовал он.
Ты что делать собираешься? спросил озадаченно Яцек.
Сейчас увидишь. Только не мешай.
Когда горшок наполнился, Жуга задумался на секунду, затем улыбнулся, протянул к нему руки и негромко произнёс что-то вроде: «Энто-вашта!»
Сперва Яцеку показалось, что ничего не произошло. Он хотел пошутить, открыл рот, да так и замер, завидев, как над горшком заклубился пар.
Вода кипела!
Яцек был так поражён, что даже заглянул под стол, думая увидеть огонь, но там не было ничего. Жуга тем временем уже сыпал в кипяток крупу, солил, мешал варево ложкой. Посмотрел на Яцека.
Это м-магия? запинаясь, выдавил тот.
Все аптекари немного колдуны, усмехнулся Жуга. Да что это с тобой?
Это адский огонь, заворожённо глядя на горшок, пробормотал Яцек, и добра от него не жди!
Адский огонь? Жуга поднял бровь. Не мели чепухи.
Тогда объясни, как ты это сделал! Откуда взялся жар?
Травник пожал плечами:
Где-то на юге стало чуть холоднее, вот и всё.
Поклянись именем Господа!
Клянусь.
Яцек немного успокоился, подошёл к столу и заглянул в горшок. Вода кипела ключом. Вкусно пахло кашей.
Если это белая магия, неуверенно начал он, где заклинания? Ты призвал чьё-то имя, и вода закипела!
Никого я не призывал, сказал Жуга, бросая в горшок травы и порошки. Запахло пряностями. Я всего лишь приказал воде: «нагрейся», и только. А маги, которые возятся с заклинаниями, просто не знают, какие слова в них действительно важны, и цвет подобрать не могут.
Цвет? Какой цвет?
Жуга замялся.
Долго объяснять Скажем так: надо сказать Слова и представить Цвет. Если всё верно, тогда получится. Понятно?
Жуга пробормотал вполголоса, и варево перестало бурлить. Он зачерпнул кашу ложкой, попробовал.
Готово. Садись есть, пока не остыло.
Всё ещё недоверчиво качая головой, Яцек сел за стол.
Вскоре с ужином было покончено, и приятели, вымыв посуду, залезли под одеяла. Жуга уснул сразу. Яцек же долго ворочался, размышляя над происшедшим, потом махнул рукой, пробормотал: «На всё воля Божья» и тоже погрузился в сон.
* * *
Серое на чёрном.
Камень, камень! Везде камень! Быстрые шаги приближаются, катятся по пятам, звенят гулким эхом и некуда бежать!
!запах человека!
!запах железа в его руках!
!запах каменной западни!
!запах смерти, смерти, смерти!
Чёрная тень на серой стене. Свист железа! Страх, и безысходность, и отчаяние
Ярость!!!
Сжаться серым злым комком, ощерив острые крепкие зубы
(«Жуга, проснись!»)
и прыгнуть, прыгнуть, прыгнуть! Вцепиться на лету, чтобы выпала из руки железная палка
(«Да проснись же ах, чёрт!»)
чтобы закричали от боли, чтобы путь
(«Жуга!!!»)
был свобо
Наконец глаза открылись.
Сердце бешено колотилось. На губах был острый привкус соли. Жуга пошевелился и почувствовал, что простыни и подушка под ним мокры от пота. Он сел и огляделся.
Комнату заливал серый утренний свет. Было тихо. Яцек сидел на своей кровати, прижимая к себе окровавленную ладонь.
Эй, окликнул его Жуга, что стряслось? Я кричал?
Тот гулко сглотнул и покосился на дверь.
Хуже, сказал он. Я хотел тебя разбудить, но на миг мне почудилось, что я поселился вместе с вервольфом. Он посмотрел на свою руку. Его передёрнуло.
Жуга вытер рот рукой. Пальцы его окрасились красным.
Так это я тебя укусил?
Яцек кивнул:
Что с тобой творится, Жуга?
Тот помолчал. Встал, завернулся в одеяло и прошлёпал босыми ногами к окну. Постоял, глядя на улицу. Обернулся.
Каждую ночь в этом проклятом городе я жду сна, а приходит морок, сказал он. Неладное творится в Гаммельне, Яцек Почему бургомистр хочет, чтобы Готлиб уничтожил всех крыс в городе? Они что, и вправду нападают на людей?
Яцек раньше не обращал на это внимания, но теперь припомнил, что месяцев шесть тому назад от крыс и впрямь не стало житья. Вспомнил, как серые разбойники насмерть загрызли полосатую соседскую кошку, как покусали нескольких ребятишек. Вспомнил их дерзкие, изобретательные налёты на лавки и склады. А ещё леса эти строительные! Яцек даже вздрогнул при мысли об этом.
Это верно, сказал он, но что тут странного?
Крыса тварь трусливая и сама не нападёт, если только не загнать её в угол. А в Гаммельне это случается сплошь и рядом Что у тебя с рукой? Ах да Жуга потянул к себе котомку и вынул мешочки с травами. Давай посмотрим, что можно сделать.
Поколебавшись, Яцек протянул ему свою ладонь.
Слышь, Жуга, спросил он. А что тебе снилось?
Не знаю, пожал плечами тот. Но постараюсь узнать.
* * *
Ну-ка, ну-ка Тонкие пальцы Иоганна Готлиба коснулись жёлтого Т-образного крестика у Жуги на шее. Откуда это у тебя?
Жуга бросил растирать в массивной бронзовой ступке травяную смесь и вытер пот рукой.
Крест? переспросил он. Так он всегда был при мне А что? Или видели где такой?
Естественно, видел, кивнул аптекарь. Обыкновенный безглавый крест. Необычно только, что сделан он из янтаря.
Почему? насторожился Жуга.
Что «почему»?
Почему необычно?
Готлиб откинулся на спинку стула и сложил ладони домиком.
Видишь ли, мой юный друг, начал он, это кельтский крест. Кельты, или говоря иначе юты, жили некогда в наших краях очень давно, правда[6]. А янтарь камень балтийский. Интересно получается, не правда ли?
Я в этом не разбираюсь, хмуро буркнул Жуга. Хотя Он вытер руки и, порывшись в своём мешке, извлёк тусклый браслет зелёного металла. Что вы скажете вот об этом?
Аптекарь с интересом подался вперёд, взял браслет и невольно вздрогнул, ощутив в пальцах лёгкое покалывание. На лице его отразилось недоумение.
Браслет был с камнем. Девять подвесок, разных по форме, окаймляли его по кругу. Готлиб пригляделся внимательнее и различил шарик, каплю, замысловатый узел-трилистник, фигурку человека, что-то похожее на рыбку, колесо с четырьмя спицами, восьмилучевую звезду, лодочку и спираль.
Жуга стоял рядом, ожидая ответа.
Готлиб с осторожностью положил браслет на щербатые, жжённые кислотой доски столешницы и с минуту молчал, рассеянно глядя на пламя свечи.
Не знаю, что сие, признал он наконец. И почему от него ощущение такое, тоже не знаю. Металл незнакомый это не железо и не бронза, и, уж конечно, не серебро. В любом случае работа древняя.
А фигурки и камень? спросил Жуга.
Старик задумался.
Символы эти можно толковать по-разному, начал он. Шарик, скорее всего, олицетворяет Вселенную, капля текущее время, а восемь лучей звезды восемь сторон света. Но возможно также, что шар означает землю, капля воду, а звезда небо. Спираль это символ бесконечности, но может быть, и образ змеи в таком разе означает мудрость. Фигурка человека ну, это понятно. Крест в круге отражает движение, опять же, бесконечность, а кроме того повторение всего сущего, ибо, как сказано у Екклесиаста, «все реки текут, возвращаясь к истокам своим» Да Но вообще-то это ересь. Лодка, рыбка и тройной узел были в почёте у тех же ютов, но что они могут означать, мне неведомо.
Но ведь вы почти всё объяснили
Если бы! усмехнулся Готлиб. Пусть даже каждый рисунок в отдельности что-то значит, все вместе они бессмысленны. Вдобавок к кельтам эта вещь не имеет никакого отношения священным у них считалось число пять, а подвесок, как видишь, девять. Что касается камня, то это чёрный опал самоцвет более чем странный. По одним поверьям, он приносит удачу, по другим несчастье, единого мнения по этому вопросу нет.
Аптекарь повернул лежащий браслет, и чёрная поверхность камня вспыхнула радужными сполохами в свете свечи.
Великолепный камень! восхищённо сказал Готлиб. Если мне не изменяет память, благородные опалы добывают только в одном месте в разрушенном трахите в Червеницах.
А где это? спросил Жуга.
Э-ээ где-то в Чехии. Готлиб протянул ему браслет. Или в Моравии, не помню. Возьми. Больше я ничем не могу тебе помочь. Кстати говоря, ты мог бы выручить неплохие деньги за него.
Спасибо, но мне не хочется его продавать.
Как знаешь.
В это время зазвенел дверной колокольчик. Готлиб пошёл открывать и вскоре вернулся с объёмистым свёртком. Внутри оказались: изящная шкатулка с жемчужным ожерельем, кошелёк с деньгами и сопроводительное письмо от владелицы местной богачки. Жемчуг потускнел от старости, утратил игру и блеск, письмо содержало просьбу вернуть ожерелью первозданный вид.
Ох уж эти женщины! покачал головой Готлиб и улыбнулся. Сколько раз я говорил, что жемчуг камень мягкий, его легко поцарапать Ну что ж, посмотрим, чем тут можно помочь. Он повернулся к Жуге и распорядился: Поставь воду на огонь. И принеси мне уксусу и красного вина.
Тот кивнул, спрятал браслет обратно в мешок и пошёл наверх.
* * *
Кружка пива на ночь лучшее снотворное, рассуждал, укладываясь, Яцек. Если снится всякая гадость, выпей, и всё как рукой снимет. Он протянул перевязанную руку и взял со стола кувшин с пивом. Отпил. Глянул вопросительно на Жугу.
Будешь?
Жуга сидел на кровати, сложив ноги кренделем и запустив пятерню в нечёсаные волосы, задумчиво разглядывал рассыпанные по одеялу травы и коренья. Поднял взгляд.
Нельзя мне пить сегодня, сказал он. Ты скажи лучше, кофей у тебя есть ещё?
Есть, кивнул Яцек. А что?
Так, ничего. Просто я почти все травы Готлибу сбыл. Ты бы дал щепотку, а?
Тот пожал плечами:
Возьми, разве жалко. Да только не уснёшь потом.
Ничего, я уж как-нибудь.
Стемнело.
Вскипятив в горшочке воду, Жуга отобрал трав из своего запаса и приготовил настой. Насыпал на ладонь горку пахучего коричневого порошка, постоял, размышляя и прикидывая, потом махнул рукой и бросил в кипяток всю горсть. Подождал с минуту, отцедил через тряпицу получившийся взвар, покосился на Яцека (тот уже спал), выпил всё и залез под одеяло.
Было тихо. За окном накрапывал дождик-полуночник. Лёгкие капли шуршали по крыше, стекали кривыми дорожками по стёклам. Изредка сквозь туманную пелену туч проглядывал бледный серп луны. Жуга лежал, глядя на косой чердачный потолок и чувствуя, как мысли оплетает глухим пологом вязкая, тягучая дрёма чёрные травы тянули за собой. Дурман крепчал, давил на виски, гнал мысли, и лишь сила чужеземного напитка не давала Жуге соскользнуть в чёрную воронку целиком.
И тут, непонятно откуда, нахлынул слепой, беспричинный страх.
Он лился в окно, плясал на потолке с бликами лунного света, сочился сквозь щели в полу, лез под дверь, таился под кроватью, шелестел мокрыми лапками по крыше. Грудь сдавило, воздух напитался страхом, как осенний мох водой. Нечто зыбкое и неуловимо чужое, царапаясь, пыталось пролезть вовнутрь извне, как путник дождливой ночью стучит в запертую дверь. Сердце вдруг замерло, а через мгновение чёрная пелена поднялась, и Жуга увидел, как
* * *
город разлёгся на поверхности земли неровной каменной коростой, таращился в темноту слепыми пятнами одноногих масляных фонарей, скрипел на ветру ржавыми петлями ворот и ставней, и повсюду в нём в каменных подвалах, под хрупкой черепицей крыш, в пустотах старых стен и даже в часах на ратуше копошился, жил своей тайной ночной жизнью серый крысиный народ. Маленькие создания сновали по улицам, добывая еду и разыскивая убежище, изгоняли врагов и чужаков, содрогались в экстазе единения и растили потомство, и надо всем этим скользил туманным крылом всепоглощающий СТРАХ. Ночь всегда принадлежала им, всегда, но только не сейчас, не теперь, когда что-то непонятное творилось здесь, когда
Серое на чёрном.
Наконец-то ночь, ночь, когда не режет глаза противный свет и не надо суетиться! Но придёт день, и ОНО опять погонит нас, погонит слепо и злобно, и мы, не отдыхая, словно загнанные в угол, снова выйдем из своих укрытий.
И мы выходим
мы грызём
мы бежим
мы ломаем
кусаем
и не можем остановиться, потому что нам страшно, страшно, страшно!!!
* * *
Яцек проснулся среди ночи, разбуженный непонятными звуками, и некоторое время лежал неподвижно, насторожённо прислушиваясь. Выглянул опасливо из-под одеяла.
В мансарде было холодно. За окном, подсвеченные матовой луной, неслись по небу рваные клочья облаков. Шёл дождь. Яцек повернул голову и различил в зыбком полумраке фигуру Жуги на кровати. Рядом на полу чернело в световом пятне тонкое, будто очерченное углём, неровное кольцо.
На первый взгляд казалось, что Жуга спит, но вскоре Яцек пообвыкся в темноте и увидел, что глаза у того открыты. Правая рука травника свешивалась с кровати, чуть касаясь досок пола, и согнутые костяшки пальцев отбивали причудливый, замысловатый ритм. Дом молчал, окутанный сном, и негромкий этот перестук разносился дробным эхом в ночной тишине, будоражил мысли, вызывая из глубин памяти что-то очень древнее, смутно знакомое, но счастливо забытое. Яцек лежал, затаив дыхание, гадая, чем всё это кончится, и уже начал было снова засыпать, как вдруг стук прекратился. Жуга поднял голову с подушки и вытянул шею, глядя в дальний угол. Яцек тайком покосился туда и невольно вздрогнул: там, в кромешной темноте поблёскивали огромные, с грецкий орех, глаза.
Яцек тихонько ущипнул себя за руку, надеясь, что видение сгинет, но глаза не хотели исчезать. Круглые и жёлтые, словно две маленькие луны, они, казалось, висели там сами по себе, и лишь присмотревшись, можно было различить их обладателя мохнатую двуногую страшилку ростом чуть повыше табуретки. Существо мигнуло пару раз, мягко и бесшумно переступило с ноги на ногу. Качнулись корявые, свисающие до пола руки. Длинная пушистая шерсть скрывала очертания тела, и когда ночной гость стоял неподвижно, то совершенно сливался с темнотой, лишь мерцали блюдечки глаз, глядя то на Жугу, то на Яцека. Из угла он не выходил то ли не хотел, то ли просто боялся. Некоторое время в комнате царила тишина, затем Жуга заговорил.
Ты узнал меня, Яртамыш? хриплым шёпотом спросил он. Отвечай!
Непонятное чучело в углу зашевелилось, подняло голову.
Не произноси моё имя при чужаках, донёсся из угла тихий, похожий на шелест опадающей листвы голос. Я узнал тебя, рыжая голова.