Наверно, ты прав, бормочу вмиг пересохшими губами. Мне лучше уйти.
Сгорая от смущения под его въедливым взглядом, пячусь к выходу, в душе проклиная студком и бабушкины пирожки.
Стой! с надрывом просит парень и, резко притянув меня к себе, упирается пальцами в бейджик, случайно перевернувшийся задом наперед.
Яна? с надеждой произносит Соколов, продолжая царапать мое перевернувшееся вверх тормашками имя, и что-то жадно выискивает взглядом в моих глазах.
Аня. Поправляю бейджик, ненароком касаясь напряженных пальцев парня. Я пришла тебе помочь. Можно?
Я смотрю, вы уже познакомились. Доктор Шестаков бодрым шагом входит в палату и, смахнув со лба выступившие капельки пота, с надеждой смотрит на Соколова. Ну как, голубчик, что-нибудь екнуло тут? Он стучит по виску указательным пальцем и с еще большим азартом наблюдает за реакцией парня.
А должно? Потеряв ко мне всякий интерес, Соколов возвращается к той самой стене, которую только что пытался разрушить.
А почему бы и нет? Девушка так настойчиво к вам прорывалась. Шестаков игриво подмигивает, а я по-идиотски хлопаю глазами. Я был уверен, что встреча с человеком из вашего прошлого пойдет вам на пользу.
Но По-быстрому подбираю челюсть и пытаюсь прояснить ситуацию: нет у нас никакого прошлого.
Не волнуйтесь, деточка! лихо прерывает меня главврач. Рано или поздно молодой человек все вспомнит.
Мы раньше пересекались? Теперь наступает очередь парня без спроса влезать в разговор. Но просто перебить Шестакова ему мало! Он снова начинает меня разглядывать, как редкий музейный экспонат.
Нет! спешу с ответом, но тут же добавляю: Точнее, да! Я
Моя дурацкая привычка говорить правду вносит в ситуацию еще большую неразбериху.
Аннушка, как выяснилось, знает про вас все! Да что это за больничная традиция перебивать! Шестаков лукаво улыбается и, подойдя к Соколову, хлопает его по плечу. Вы, оказывается, никакой не голубчик, а самый что ни на есть сокол.
Красавчик хмурится, абсолютно ничего не понимая, и встревоженно переводит взгляд с доктора на меня и обратно.
Ты знаешь, кто я? опасливо спрашивает он, с отчаянной надеждой в глазах подаваясь вперед.
Да Получается как-то неуверенно.
И?.. выдыхает парень, едва справляясь с волнением. Кто я?
Тебя зовут Илья. Соколов, осторожно сообщаю, что знаю, под монотонные кивки Шестакова.
Илья Соколов. Парень перекатывает на языке свое имя и фамилию и, схватившись за лоб, начинает неистово его тереть.
Ни хрена! рычит он. Никаких ассоциаций! Ничего!
Не все сразу, Илюша! пытается успокоить своего пациента доктор и, глядя на меня, вращает ладонью, чтобы я продолжала.
Этим летом ты поступил к нам в педагогический, правда, на учебе так и не появился.
В педагогический? Я? И снова сталкиваюсь с пристальным взглядом, непонимающим, неверящим, несогласным, но до безумия завораживающим.
Да, сглотнув, киваю. На филфак.
Это шутка? Пропуская непокорные пряди пшеничных волос сквозь пальцы, Илья скидывает с себя пухлую ладонь Шестакова и грациозной походкой с повадками дикой кошки подбирается ко мне вплотную.
Теряюсь. Задыхаюсь от близости. Но все же мотаю головой: нет.
Посмотри на меня, девочка! Он проводит руками вдоль рельефного тела, акцентируя мое растерянное внимание на своей татуировке. Какой из меня филолог? А?
Да я и сама вижу, что никакой, но факты вещь упрямая.
Вот! С напускной уверенностью протягиваю парню его же личное дело. Я понимаю, у тебя амнезия. Но это же ты?
Блондин подходит ближе и, выхватив папку, начинает жадно изучать документы.
«Соколов Илья Семенович, 18 лет, родился в деревне Дряхлово. Окончил среднюю поселковую школу с золотой медалью. Победитель районного конкурса талантов в номинации «Лучший баянист».
Не дочитав, парень с размаху захлопывает папку, и в палате воцаряется гробовая тишина. Я, кажется, не дышу. Смотрю, как играют желваки на красивом, не по-мальчишески взрослом лице, и боюсь представить, что происходит в голове Ильи в эту секунду. Шестаков тоже молчит, внимательно наблюдает за пациентом и кивает каким-то своим мыслям. Соколов (ну он же Соколов, правда?) тяжело дышит и бессмысленно смотрит в одну точку, а потом внезапно начинает сотрясаться в очередном приступе смеха.
Я еще и баянист?
Илья! впервые называю его по имени, но оно пока слишком чужое для парня. Он меня не слышит. Впрочем, вряд ли он сейчас вообще способен кого-нибудь услышать.
Ботан-филолог-баянист из Дряхлова?
Да. Внутри все сжимается от щемящей грусти и непомерной жалости: мало того что парень ничего не помнит, еще и правда оказалась ему не по душе.
Есть что-то еще? сквозь смех доносится его разочарованный грубоватый голос. Ну давай, удиви меня! Может, я чемпион по сбору картошки? Или лучший исполнитель частушек? А может, моя корова дает больше всех молока? Ну, Пуговица, чего молчишь? Разрешаю меня добить!
Илья, возьмите себя в руки! безрезультатно подает голос главврач, а мне жаль, что парень сам не дочитал свое дело до конца, тогда, быть может, так сильно не веселился бы.
Из родных у тебя только бабушка, но она осталась в деревне, а ты переехал в город и сейчас живешь в студенческом общежитии, точнее, в конце августа заселился и сразу пропал.
Мне кажется, или больничные стены дрожат в такт гомерическому хохоту парня? Впрочем, его дикий, необузданный смех смолкает так же внезапно, как и начался.
Скажи, что это дебильный розыгрыш! Отшвырнув папку в сторону, Илья пристально смотрит на меня, и наши взгляды встречаются. В его небесно-голубых глазах искрится надежда и немая мольба. Тогда неудивительно, что я забыл свою жизнь.
Четыре пропущенных от Артура и от него же тонна ворчливых смайликов в мессенджере я и забыла, что Царев ждет меня на парковке. Едва не спотыкаясь, несусь вниз по лестнице и, благодарно кивнув санитарке, спасшей меня от провала, выбегаю на улицу. И вроде должна радоваться миссия студкома выполнена, но в глазах стоят слезы, мутной пеленой искажая обзор. Казалось бы, чужой человек чужая судьба, какое мне до всего этого дело? На то пошло, у меня своих проблем выше крыши: отца снова уволили с работы, Артур дуется второй день, что предпочла задание студкома его трепетным чувствам, да и по учебе с первых дней полнейший завал. Но нет же! Растроганная неприкрытой беспомощностью этого обворожительного здоровяка-блондина думаю только о нем.
Ну наконец-то! выдыхает Артур и, не дождавшись, пока я пристегнусь, заводит мотор серебристого седана, подаренного ему отцом на двадцатилетие. Нашла ущербного?
Кого? растерянно переспрашиваю я, не зная, куда деть руки и спрятать мокрый от слез взгляд.
Кого-кого! бурчит Царев, выруливая на проспект Мира. Соколова, разумеется.
Нашла. Зажимаю ладони между коленками и отворачиваюсь к окну.
Ань, мне из тебя каждое слово клещами тянуть?! ерепенится Артур. Тебя три часа не было. Думаю, я заслужил чуть больше конкретики.
Соколов лежит в отделении токсикологии. В ту ночь, когда мы нашли Илью, его сильно отравили и ограбили. Ни денег, ни документов, но самое страшное он потерял память. Представляешь?
Да ну, гонишь!
Я серьезно, Артур. Он все понимает, различает предметы, может читать, наизусть помнит даты из истории, но понятия не имеет, кем является сам. Ни лиц, ни событий ничего!
Ого! Я думал, такое только в кино бывает.
Артур, это так страшно!
Что именно?
Однажды проснуться и полностью потерять себя.
Забей, Анька! Ты его нашла, и дело с концом! Остальное не твоя забота. Есть врачи, полиция, друзья, родные Короче, не бери в голову.
Угу Не хочу спорить и снова разочароваться в Цареве. В конце концов, каждый имеет право на свою точку зрения. Артур, давай через универ проедем.
Зачем?
Сразу отчитаюсь перед студкомом.
А на завтра это ответственное мероприятие, на мгновение выпустив руль, Артур рисует в воздухе воображаемые кавычки, отложить нельзя?
Но
Ань! шипит Царев. Мне это уже осточертело! У тебя есть время на все: на непонятный студком, жертву отравления Соколова, вечно депрессирующего отца! Только не на меня! Твой деревенский подопечный в хороших руках! Подождет! А у нас по плану роллы, не забыла? Или тоже память отшибло?
Помню, покорно киваю, продолжая смотреть в окно, и решаю умолчать, что дала слово Илье первое время быть рядом и помочь ему освоиться в старой новой жизни. Артур не поймет: взбеленится, снова начнет нудить и еще, чего доброго, заставит отказаться. Роллы, так роллы!
Глава 6. Кеды, тазик и пельмени
Фил
Со-ко-лов Уже минут десять разглядываю себя в зеркале, примеряя звучную фамилию к своей смазливой роже, и жду, когда что-нибудь щелкнет в опустевшем мозге. Ни-чего!
Разговариваем сами с собой, Илюша? Как всегда не вовремя, в палату забегает Шестаков с кипой бумаг. А я выписывать вас собрался. Видимо, рановатенько.
Куда выписывать? Отталкиваюсь от одинокой раковины и подхожу к окну. Там, за стенами больницы, меня никто не ждет. Даже бабка, и та, сославшись на уборку картошки, отказалась приехать. Мол, не маленький, справлюсь сам.
Сокол мой, не раскисайте! Поправив на носу очки, доктор усаживается на стул и раскладывает на столе мою историю болезни. Толстенную историю, надо сказать. Поверьте, на свободе вам будет гораздо лучше. Либо могу перевести в психиатрическое отделение. Полежите там, а в токсикологии делать вам больше нечего.
В психушку? прыскаю со смеху, но тут же беру себя в руки. Еще не хватало, чтобы толстяк приписал мне какое-нибудь расстройство.
Вот и я, соколик, полагаю, что лучше на волю. Верно?
Верно, обреченно киваю и растерянно смотрю за окно, совершенно не представляя, куда мне идти.
Тогда собирайтесь, Илюша. Аннушку я уже обрадовал. Она обещала привезти ваши вещи и помочь добраться до дома, ну, или где вы там живете.
Аннушку, повторяю задумчиво, мыслями уносясь в пустоту.
Эта девочка с огромными глазами и копной русых волос единственная, кому есть дело до меня. Уже больше недели она прибегает в больницу после учебы и делится со мной новостями. Находит время и силы, чтобы помочь восстановить документы. Взваливает на свои плечи общение с участковым. И даже в минувшие выходные вместе с ним доехала до Дряхлова, чтобы заручиться словами бабки касательно моей личности. На моей тумбочке теперь тоже лежат апельсины, а приемные часы перестали быть пустым звуком.
Вот и ладненько! Шестаков звучно хлопает по столу моей выпиской и потирает пухлые ладони. Вот и в вашем, соколик, непростом случае могу поставить галочку. Долгие прощания не терплю, поэтому давайте больше к нам не попадайте.
Шумно выдохнув, доктор поднимается на ноги и спешит прочь. Успеваю крикнуть в спину «спасибо» и снова устремляю взгляд к окну: вариантов нет жду Аню.
* * *
Вот я не понимаю, честно. Уступив место молодой мамочке с карапузом на руках, мы с Румянцевой устраиваемся в самом хвосте «Икаруса». Почему ты помнишь, что борщ это борщ, что ботинок бывает левым и правым, а, например, сколько стоит проезд в автобусе, забыл?
Не знаю, пожимаю плечами и как баран на новые ворота продолжаю смотреть на кондуктора, собирающего с пассажиров плату за проезд: это же можно рехнуться обилечивать так каждого!
Кстати, о ботинках Носом киваю на странного вида кеды цвета детской неожиданности, что красуются на моих ногах. Это точно мои?
Если в прошлом ты не промышлял кражей чужой обуви, то да, чеканит Пуговица, сияя глазками, как драгоценными кристаллами. Я их взяла из твоей комнаты в общаге. Кстати! Отпустив поручень, Аня скидывает с плеча рюкзак и начинает что-то усердно искать.
Это не то, это тоже, бурчит себе под нос, плавно покачиваясь в такт движению автобуса, пока я, как настоящий трус, цепляюсь обеими руками за все, что только можно, лишь бы устоять. Бред! Как вообще люди ездят стоя?! И почему мне все это в диковинку? Неужели я настолько пропитан деревенской жизнью, что боюсь общественного транспорта как огня?
Вот! ликует Румянцева, протягивая ключ, и награждает меня обворожительной улыбкой, немного наивной, но такой искренней и чистой, что я зависаю и отпускаю поручень. Хочу, как Аня, быть смелым и ловким.
Это от твоей комнаты. Держи! напоминает о себе Пуговица, не понимая, что я сейчас целиком и полностью сосредоточен на удержании равновесия. Она смеется. Ну конечно! Потом берет меня за руку, вкладывает ключ и сжимает мою ладонь в кулак. Так-то лучше!
Да! Намного! срывается с моих губ. Правда, думаю я совсем не о ключе.
Илья, а что с кедами не так? щебечет Румянцева и вновь хватается за поручень, оставляя меня одиноко болтаться возле задних дверей.
Они мне велики.
Сильно?
Размера на два.
Странно Аня забавно сдвигает брови, пытаясь придумать объяснение.
Наверно, все же не мои, помогаю с ответом.
Твои, Илья, твои! со стопроцентной уверенностью заявляет девчонка. Просто другого размера не было в магазине, а искал ты именно такие.
Такие? Нет, я, конечно, смирился со своим деревенским прошлым и дипломом лучшего баяниста, но, черт побери, что было с моим вкусом? Мало того что на мне джинсы, облегающие ноги ничуть не хуже капроновых колготок, футболка с идиотской надписью «Abibas» и ветровка, насквозь пропахшая печкой, так еще и кеды непонятного оттенка я оттяпал в магазине последние. Пижон, ё-мое.
Не нравятся, да? с наигранным сочувствием смотрит на меня Аня, а сама еле сдерживает рвущийся на свободу смех. Та еще ехидна!
Нет! недовольно бурчу и даже не падаю, когда автобус заходит в поворот.
Мне, честно говоря, тоже, признается Румянцева, наморщив аккуратный носик. Но другой обуви я в твоей комнате не нашла. Ты бы, Илюш, за поручень взялся, а то мало ли
Не упаду не переживай! Получается грубо и самоуверенно.
Как знаешь. На щеках Ани тут же проступает легкий румянец. Она немного растерянно отворачивается к окну и молчит. Чувствую себя не в своей тарелке: что мне стоило перевести все в шутку, а не срываться на единственном человеке, протянувшем мне руку помощи?
Я знаю, как было на самом деле, продолжая удерживать равновесие, делаю шаткий шаг навстречу. Мне их купила бабушка.
Бабушка?
Получилось! На губах Ани улыбка, а в глазах интерес.
Ага! На вырост.
Полупустой автобус моментально наполняется звонким смехом.
А вот и не на вырост, хихикает Румянцева, наплевав на осуждающие взгляды других пассажиров. А чтобы ты носочки шерстяные поддевал.
Стоит представить эту картину, как невольно и сам начинаю сотрясаться от смеха и забываю взяться за поручень, когда автобус резко тормозит на светофоре.
Ой! только и успевает пискнуть Аня, волею судьбы прижатая моим телом к пыльному окну.
Прости! шепчу, утопая губами в мягком шелке русых волос. Понимаю, что должен отойти, еще раз извиниться, но с головой пропадаю в легком, едва уловимом аромате, исходящем от девчонки. Сладкий жасмин переплетается с почти невесомой терпкостью мимозы и рождает поистине магическое послевкусие.
Соколов, сделай шаг назад! приводит меня в чувство Пуговица и отчаянно упирается ладошками в мою грудь.
Прости! бубню невнятно и тут же нахожу предлог не отходить. Мне кажется, я что-то вспомнил.
Наша остановка, смущенно бормочет Аня и юрко высвобождается из-под моего веса. Илья, идем!
Она берет меня, немного растерянного, за руку и тащит за собой. Черт, как все же неудобны эти автобусы: мало того что постоянно трясет, какие-то чужие, незнакомые люди без зазрения совести норовят ткнуть локтем побольнее, так еще и выйти из этого ада нужно успеть, а не то ржавые двери ногу откусят или шею передавят. Брр!