Где едем?
Дамхар, хозяин?
Ответ прозвучал полувопросом, и Ридург усмехнулся. Хитёр, парень.
Правильно. Притри к обочине.
Мгновенно насторожившись, Гаор выполнил приказ. Но ничего страшного не произошло. Хозяин достал из бардачка карту, хорошую штабную карту батальонного уровня, и стал его по ней гонять. Дамхар Гаор знал приблизительно, в училище им подробно давали места предполагаемых боёв, а остальное обзорно, но по хорошей карте главное правильно определиться, а там уже не запутаешься.
Вот и валяй дальше сам, отдал карту Коррант.
Да, хозяин, Гаор положил карту себе на колено, нужным квадратом кверху, и стронул машину.
Ночная езда не слишком большое удовольствие, но лучше, чем и как накликал. Хозяин посмотрел на часы, зевнул и приказал:
Сверни-ка вон туда. Заночуем.
«Вот сволочь, чего же ты в заведении не заночевал? Спал бы себе в гостинице, а я в рабской казарме. Так тебе по-походному нужно», мысленно ругался Гаор, загоняя фургончик в указанном направлении за придорожные, казавшиеся в темноте очень густыми, высокие кусты.
Ага, отлично. Сбегай оправься, выпустил его хозяин.
Гаор обречённо побрёл выполнять приказание. Побег невозможен, куда он с клеймом и ошейником денется? Сопротивление та же смерть. Но но значит, принесла его Мать-Вода к смертному берегу. Спасибо и на том, что не газовня и не пуля в затылок, а в бою. И на том спасибо.
Когда он вернулся, Коррант курил, стоя у фургончика.
Давай, лезь, да не здесь, дурак, через кабину.
Ткань, отгораживавшая кабину от кузова, отодвинута, открывая ловко устроенную в узком промежутке поперечную койку-рундук с развёрнутым на ней спальным мешком, а в кузове, в проходе между мешками и ящиками что-то темнеет. Это уж, похоже, для него. Гаор осторожно перелез через койку в кузов. Задняя дверь, значит, заперта снаружи, раз ему велели лезть через кабину, нет, вон, и изнутри засов задвинут, тёмная ткань на полу старый спальный мешок, простой, без вкладыша-конверта, но раздеться все равно придётся, хоть до белья. Это, конечно, хорошо, было бы хорошо, если бы если бы он был уверен
Его поторопили приказом.
Давай, раздевайся и ложись, чего копаешься.
Беззвучно ругаясь, Гаор разделся до белья и залез в мешок, не рискнув даже переложить его, чтобы оказаться головой к двери, а не к кабине. Хозяин докурил, залез в кабину, тщательно поднял все стёкла, запер изнутри дверцы, разделся и влез в спальный мешок. Всё это Гаор определил по шумам, потому что лежал, зажмурившись и втянув голову в мешок. Ну ну «Мать-Вода, пронеси меня, Судьба-Сестра, матери-владычицы, Огонь Великий, Огонь Справедливый, за что мне ещё и это? Оградите меня, сделайте хоть что-нибудь» беззвучно шептал он, засыпая и стараясь удержаться от сна. Сонного возьмут запросто, трепыхнуться не успеешь, а потом чего хоть придуши насильника, всё равно опоганен. Вроде вроде захрапел, сволочь Гаор осторожно попробовал расслабить, распустить собранные до судорог мышцы.
Но спал он вполглаза, вздрагивая и просыпаясь при малейшем шорохе, и не только не отдохнул, но устал ещё больше, чем, если бы провёл эту ночь за рулем. К рассвету он настолько устал от своего страха, что провалился в чёрную пустоту забытья, откуда его почти сразу выдернул весёлый голос хозяина.
Подъём, Рыжий! Солнце проспишь!
Выпутываясь из мешка, Гаор с тоской подумал, что только утреннего моления Огню Небесному ему сейчас и не хватает.
Обе дверцы в кабине распахнуты, а хозяин, в одной майке и трусах, стоял снаружи, подбоченившись и озирая туманную равнину и начинавшее золотеть небо.
Давай, Рыжий, вылезай как есть, живее, праздник сегодня!
«Какой ещё праздник?» тупо подумал Гаор, выполняя приказ. Про весеннее солнцестояние он за эти дни и думать забыл, занятый совсем другими мыслями. На всякий случай он вышел из машины с другой стороны, но попытка остаться на дистанции не прошла.
Давай, шлёпай сюда.
Один раз его уже звали как есть, кончилось это лапаньем и продажей, а сейчас что? Он вышел из-за машины и остановился в трёх шагах от хозяина, угрюмо ожидая неизбежного.
Ридург оглядел его, взлохмаченные волосы, красные воспалённые глаза и расхохотался.
Ты чем это ночью занимался, Рыжий? Как скажи, тебя с бабы сдёрнули и закончить не дали. Сам с собой, что ли?
Гаор стиснул зубы, глотая единственно возможный ответ. Лишь бы не трогал, а остальное он выдержит. От недосыпа и утреннего холода его начала бить дрожь, и он из последних сил сдерживал её.
Ридург снова, уже не улыбаясь, оглядел его.
Ладно, наконец сказал он. Иди, там родник есть, умойся и вообще Ступай.
Гаор осторожно, не поворачиваясь спиной, отступил в указанном направлении и, только отойдя ещё на пять шагов, повернулся и пошёл в кусты.
Кусты сразу обдали его холодной, но сейчас даже приятной росой.
Вот так, босиком, почти голым он не ходил Великий Огонь, да было ли у него когда такое?! Плотный белый туман окружал его, создавая блаженное чувство невидимости. Родник он нашёл по еле слышному журчанию. Крохотная лужица в траве, пузырясь от бившей со дна струи, выплёскивалась узким весело извивающимся ручейком. Гаор медленно опустился на колени в мокрую траву и, наклонившись, окунул лицо в нестерпимо холодную чистую воду. Родник, матёрая, материна вода, наконец-то он пил её, захлёбываясь и блаженно постанывая, черпал пригоршнями и выплёскивал себе в лицо, на плечи и грудь, не замечая, что майка и трусы промокли насквозь, а сушиться-то ему негде и переодеться не во что, и шептал, бесконечно повторяя.
Вода-вода, обмой меня, унеси горести прошлые, принеси радости будущие.
Наконец он выпрямился и огляделся вокруг, оглядел себя и негромко засмеялся. Надо же, как в душе побывал. Ладно, авось за туманом не увидят его. Он разделся догола, выкрутил, выжал трусы и майку и снова надел. Да-а, а сушиться ему сейчас только кроссом. Или ну очень хорошей разминкой. И желательно на солнце. А а вот же оно. Гаор повернулся к просвечивающему сквозь туман золотисто-красному диску.
Здравствуй, Золотой Князь, заждалась тебя Мать-Земля, вдруг вырвались у него не слышанные им никогда раньше слова.
Да, он знал, выучил ещё в училище, да нет, раньше с голоса Сержанта, все положенные молитвы и гимны Великому Огню и его ипостаси Огню Небесному, но сейчас он сам говорил с Солнцем на нашенском языке, языке склавинов, и слова сами приходили к нему, безошибочно точные, единственно правильные.
Гаор остановился, перевёл дыхание, поклонился в сторону Солнца, напоследок снова глотнул из родника, словно поцеловав чистую холодную воду из самой глуби земной, ну да материна вода от Мать-Земли догадался он потому она и сильная, матёрая, и пошёл к машине. Странно, но все его страхи и опасения словно и в самом деле смыло с него, и он шагал твёрдо уверенный в том, что выживет, будет жить, что ничего более страшного, чем было, уже не будет.
Возле просвечивающего сквозь туман тёмного силуэта фургончика слышалось жужжание механической бритвы. Ридург Коррант уже в брюках и сапогах, но ещё без рубашки, брился, глядясь в зеркальце заднего обзора. Когда рядом зашелестели кусты, он бросил, не оборачиваясь.
Очухался? Тогда одевайся, и сейчас выезжаем.
«Не жрамши?» мысленно спросил Гаор, влезая через другую, чтобы не помешать хозяину, дверцу в кабину. Спальный мешок хозяина уже убран, а его вещи так и лежат. Он быстро оделся, жалея, что нет полотенца вытереться, скатал свой спальник и сунул его в угол за мешки. Если не туда, ему скажут.
Заднюю дверь открой, приказали ему снаружи.
Гаор послушно прошёл по фургону и отодвинул засов.
А занавески задёрни обе.
Вон оно что, занавесок две, и если их задёрнуть, то койки не видно ни из кузова, ни из кабины. Интересное устройство.
Ридург закончил бриться, проведя по груди в вырезе майки в последний раз бритвой, вытряхнул её и убрал в чехол. Повернувшись взять с сиденья рубашку, посмотрел на сидящего уже за рулем раба. Надо же, как родниковая вода подействовала, а ведь не прирождённый, и туда же. Надел рубашку, куртку и сел на своё место.
Поехали. Маршрут помнишь?
Да, хозяин.
Ридург кивнул.
Тогда валяй и побыстрее, там на карте едальня шофёрская отмечена. К ней и держи.
Да, хозяин, весело ответил Гаор.
Едальня это хорошо и даже отлично. А то от вчерашнего обеда у него уже только воспоминания остались.
Туман подступал к шоссе вплотную, а в низинах даже заливал его жемчужно-белой клубящейся массой, но быстро редел под поднимающимся и набирающим силу солнцем. Гаор уже уверенно потянулся к бардачку, достал и положил на колено карту. Так, направление правильное, здесь, не доезжая до блокпоста, свернуть вправо на дорогу номер шесть Смотри-ка, а вывеска такая же. «Заезжай не пожалеешь». Так что, это одна фирма, как у Сторрама, главный комплекс и филиалы? Интересно. Большие финансы крутиться должны.
Как и там, здесь были стоянка и заправка, но маленькие. Вместо ресторана кафе, вместо гостиницы примыкающий к кафе домик на одну, ну, от силы две комнаты, а для рабов едва они вышли из машины Коррант первый, а за ним, повинуясь его жесту, вылез Гаор как к ним сразу подбежали две девчонки-рабыни. Одна, постарше, пригласила господина перекусить и отдохнуть, а другая, поменьше, ухватила Гаора за руку и без разговоров потащила за собой.
Всё для рабов было здесь же, но по ту сторону основного здания. Не знающий, как сразу понял Гаор, даже и догадаться не мог, какая бурная жизнь кипит на заднем дворе. Местные рабы как раз завтракали, и его сразу посадили за стол, налили ему кружку горячего пахучего питья, поставили миску каши, дали хлеба и ложку. Рабов было совсем мало, с десяток мужчин и женщин, хотя некоторые, как понял из разговоров Гаор, как раз в зале, клиентов обслуживают.
Издалека, паря?
Из Аргата.
Ух ты-и!
Ну, и как там?
А как везде, усмехнулся Гаор.
Нее, убеждённо замотала головой, рассыпая плохо сколотые волосы по плечам, сидевшая напротив девчонка, чем-то напомнившая ему Кису, у нас лучше.
Это чем? поинтересовался Гаор, доедая кашу.
А мы тутошние, ответила девчонка, а где родился, там и сгодился.
За столом засмеялись. Засмеялся, заканчивая завтрак, и Гаор.
Распоряжавшаяся за столом женщина здешняя Мать, как догадался Гаор дала ему квиток о съеденном им и отправила к машине, а то неладно будет, если хозяин раньше него придёт.
С норовом твой, иной раз так вмажет, так что не серди его попусту.
А так-то он с понятием, поддержал Мать мужчина с растрёпанной светло-русой бородой. Случалось мне его колымагу налаживать. Ничо, по справедливости было.
Получив столь исчерпывающую и обнадёживающую информацию, Гаор поблагодарил Мать, взял свою куртку и каскетку, брошенные им на крючок у входа в рабский барак, и побежал к машине.
Успел он вовремя. Практически, он подошёл к фургончику, а из дверей кафе вышел хозяин, сопровождаемый той же девчонкой.
Взяв у Гаора квиток, он протянул его девчонке вместе с монеткой.
Держи. Остаток тебе на конфеты.
Спасибо, господин, затрещала девчонка, заезжайте, господин, мы уж вас завсегда, господин
Ридург отмахнулся от неё, залезая в кабину.
И снова летит под колёса серый, влажный от росы и рассеявшегося тумана бетон, солнце уже поднялось выше кабины и не слепит глаза.
Так чего ты ночью не спал? вдруг спросил Ридург.
Гаор не ответил, глядя перед собой на дорогу. Ридург покосился на его сразу отвердевшее и ставшее отчуждённым лицо и усмехнулся.
И часто тебя Гархем по ночам дёргал?
Что?! от изумления Гаор не только забыл о положенном обращении, но и непроизвольно обернувшись, дёрнул машину вбок.
То самое, засмеялся довольный произведённым эффектом Ридург.
Гаор медленно помотал головой.
Нет, хозяин, ни разу.
Тогда чего психовал? Обычно, кто под ним побывал, Ридург снова усмехнулся, долго не в себе бывают. Если, конечно, живы остаются.
Что Гархем сволочь, Гаор знал давно, но чтоб настолько его даже передёрнуло мгновенным ознобом.
Ну, так чего молчишь?
Боялся, хозяин, неохотно ответил Гаор.
Чего? искренне удивился Ридург и, тут же сообразив, начал хохотать.
Смеялся он долго и с таким удовольствием, что невольно улыбнулся и Гаор. К тому же ночные страхи сейчас и ему казались пустыми.
Ну, уморил, Ридург вытер выступившие на глазах слёзы, достал сигареты и закурил. Ах ты, задница непорочная, сколько лет в армии?
Вместе с училищем семнадцать, хозяин, ответил Гаор.
И ещё девственник? Так такого ж не бывает, я эту систему знаю. Вот дурак, нужна мне твоя поротая задница, мне баб вот так, Ридург даже чиркнул себя ребром ладони по горлу, хватает. Нашёл из-за чего психовать. А, лицо Ридурга стало серьёзным, а если бы и так, то что б ты сделал? посмотрел на мгновенно оцепеневшее лицо раба и кивнул: Понятно. А за такие мысли тебе самое малое двадцать пять «горячих» положено. Понял?
Да, хозяин, глухо ответил Гаор.
По приезде и получишь, закрыл тему Ридург.
Гаор вёл машину, внимательно оглядывая дорогу, запоминая названия на мелькавших указателях и изредка сверяясь с лежавшей на колене картой. Перспектива порки, конечно, не радовала, но, во-первых, это ещё когда будет, во-вторых, если это окончательно снимет проблему, то он согласен, в-третьих, новокупленного раба всегда в первые дни бьют больше обычного, чтобы потом уже не трепыхался, и не за это, так за что другое, но его бы всё равно для начала выпороли. А раз нрав у его хозяина, как его уже дважды предупреждали, крутой, то чего ещё ожидать? Переживём, не страшно.
Проехали мимо украшенного в честь праздника съезда в храм. Ридург машинально, явно думая о своём, пробормотал молитву, а Гаор даже головы в сторону храма не повернул. Он свою молитву уже вознёс, её приняли, а до храмов он и раньше охотником не был, ходил только по приказу и строем.
Маленькие и странные после Аргата города, где дома не впритык, а каждый по отдельности, за забором, как скажи, здесь только родовые замки, но уж очень маленькие. Рощи, луга, по которым бродят коровы и овцы. Небольшие частые реки с узкими, на одну машину, мостами. Убегающие вбок не шоссе, а дороги без покрытия, и поля, поля, поля
Ридург с таким искренним удовольствием смотрел на раскрывающийся впереди и по бокам пейзаж, что Гаор понял: это Родина. И снова ворохнулась мысль: а его Родина где? По Аргату он никогда не тосковал, места, где воевал ну, так это тем более, те места он помнит хорошо, но специфически, и вернуться туда не хочет. В Чёрное Ущелье он, что ли, поедет? Туристом? Или на Валсу? Которую помнит чёрно-красной от дыма и крови, и когда по ней медленно и неотвратимо плыло пятно горящей нефти, а впереди деревянный наплавной мост с машинами, где и раненые, и снаряды, и горючее, и прыгать в воду бесполезно, потому что пятно во всю ширину, и тяжёлое молчание людей, видящих свою приближающуюся смерть, и из машины с госпитальной эмблемой одинокий голос.
Братья, добейте, братья
Он тогда закричал, пинками пошвырял тех, до кого смог дотянуться, в воду, прыгнул сам и поплыл наискосок навстречу огню, поднырнул под него и плыл под водой, прорываясь против тащившего его вниз течения, насколько хватило дыхания, а над головой было темно от затянувшей поверхность нефти, и всплыть в темноту это сгореть, а не всплыть это задохнуться и утонуть. Он выплыл, за ним на берег выползли, потому что встать не могли, ещё семеро, они лежали в чёрной страшной грязи, жадно дышали, а там ниже по течению клубился чёрный липкий дым от горящих заживо людей. Их спасло то, что пущенная айгринами нефть развернулась от берега до берега, но узкой полосой, а верхнее течение было быстрее нижнего, и на противоходе они выиграли те миги, на которые могло и не хватить дыхания.