Она была все ближе, и Ярдар, будто притянутый, тоже двинулся к костру. Русалка остановилась на воловьей шкуре, наклонилась, чтобы зажечь от огня свою лучину. Пряди ее волос от этого движения будто пролились вниз, к земле; золотисто-рыжий цвет явственно напоминал о Заранке, но Ярдар не поручился бы, что это и впрямь она. Заранку он никогда не видел с незаплетенной косой, и теперь сходство со знакомой девушкой в этой гостье из тьмы казалось самым незначительным.
Русалка выпрямилась, уже с горящей лучиной в руках. «Огонь в руках держат, а как пророчество свое изрекут, тот огонь погаснет» вспомнилось, что говорила ему Заранка.
Кто ты? почти невольно спросил Ярдар; не было сил ждать в этой гнетущей тишине, оттеняемой шумом ветра в вершинах и криками сов. Зарана это ты?
Я не Зарана, я Звездана, та, что прежде нее родилась, под звездочками частыми, под светлым месяцем, глухо из-под платка ответила дева, метнув не него беглый взгляд.
Ее глаза показались совсем темными, и Ярдара пробило холодом: это не она! Не та, которую он знает! Это имя посланницы той стороны, темного мира! Ярдар опять сглотнул, остро жалея, что не сидит сейчас у себя дома в Тархан-городце.
Дева тем временем начала вращаться вокруг себя, очерчивая круг лучиной, так что горящий ее кончик рисовал в темнеющем воздухе сплошное огненное кольцо, а дымок стлался пологом. При этом она бормотала что-то.
Вокруг круга ходите, а к нам не заходите отгоняла она нежеланных гостей. На голове у меня солнце, на груди месяц, под ногами волк
Закончив, русалка села на шкуру, сделав Ярдару знак тоже сесть напротив нее. Он уселся по-хазарски, подвернув ноги: такая поза считалась строгой и приличной, так веденецкие старшие оружники сидели в шатре Азар-тархана, когда хаканов данщик навещал эти места.
Костерок почти погас, но Ярдар не подкладывал больше сушняка она лучше знает, нужен ли огонь.
Пояс сними, велела она.
Сдерживая дрожь в руках, Ярдар расстегнул хазарскую литую пряжку кожаного пояса эта пряжка и хвостовик, давние подарки Азар-тархана, были знаками его власти над Веденецкой волостью. Он бы лучше умер, чем снял его по воле кого угодно из живущих но теперь перед ним была иная сила, и если он не выполнит ее желание, не откроет ей путь к своей душе, то вся эта встреча окажется напрасной.
Что ты знать желаешь? спросила она, по-прежнему прикрывая лицо платком и не глядя на Ярдара прямо.
И хорошо встречаться взглядом со Звезданой, девой ночных звезд, Ярдар совсем не хотел. Пусть даже перед ним было тело Заранки сейчас в него вселился, призванный ворожбой, дух ее умершей сестры, и в глазах ее тлела сила Темного Света.
Хочу знать сипло от волнения начал Ярдар, сглотнул и начал снова. Какова судьба моя Будет ли мне удача От Олега Вещего удача улетела к кому она полетит в руки, не ко мне ли? Научи, как ее приманить, поймать Вознагражу, как как сумею.
Он хотел сказать «как пожелаешь», но вовремя прикусил язык: мало ли чего она пожелает? О таких желаниях и опрометчиво данных обещаниях длинные сказания складываются
Звездана метнула на него быстрый уклончивый взгляд.
По удаче твоей будет награда моя, глухо из-под платка сказала она. Что ж, давай попытаем твою судьбу.
Она положила лучину на камень очага та уже едва тлела, откинула край шкуры, на которой сидела, и достала три маленьких плоских дощечки. Сделанные из слоистой рябиновой древесины, они естественным образом с одной стороны были светлыми, чуть золотистыми, а с другой темными, будто опаленными. Рябина дерево волшебное и тоже двойственное: принося плоды, оно может считаться добрым, но плоды эти горьки, ибо несут силу Темного Света. Потому древесину рябиновую и берут для жребиев, когда пытают судьбу, ищут тонкую тропку между долей и недолей. На светлой стороне дощечек был вырезан цветущий росток, а с темной два переплетенных змея.
Слуги мои верные, собирайтесь ворожить, судьбу пытать Ярдара, Ёкулева сына, забормотала дева звезд, раскладывая дощечки перед собой. Светлый месяц Владими́р[17], зеленый дуб Троесил, и ты, святая земля-мать, скажите истинно ли Олег киевский удачи лишился?
Она подняла разом все три дощечки и подбросила над шкурой. Они упали, Ярдар невольно вытянул шею. Белая сторона черная белая!
Ярдар ободрился: две белых дощечки на одну черную означали «да» удача покинула того, о ком задан вопрос. Парит в невидимой вышине огненная птица-удача, ищет нового избранника.
Светлый месяц Владими́р, зеленый дуб Троесил, и ты, святая мать-земля, скажите придет ли удача к Ярдару, Ёкулеву сыну?
Она опять подбросила дощечки, и Ярдар подался вперед.
Черная щепка белая!.. черная
Он опять сглотнул, охваченный дрожью, будто облитый внезапно холодной водой. Только одна белая дощечка! Далеко от него удача, легко не дастся в руки
Светлый месяц Владими́р, зеленый дуб Троесил, и ты, святая мать-земля, скажите ждать ли добра веденцам от раздора хазарского?
Белая сторона черная черная.
Ярдар взялся за горло, будто его душило что-то. В ушах звенело. Взгляд упал на лучину тусклый огонек угас, дымок больше не вился.
Приговор произнесен.
Тонкая белая рука взяла погасшую лучину. Звездана встала на шкуре и стала вращаться в обратную сторону, приговаривая:
Слуги мои верные, разбегайтеся, расходитеся, где вам место, там и сидите, добрым людям не вредите. На голове у меня солнце, на груди месяц, под ногами волк
Повернувшись так трижды, она бросила лучину на кострище и сошла со шкуры. Ярдар все сидел, глядя перед собой и пытаясь сообразить, что же он услышал. Жребии выпали четыре раза белой стороной и пять раз черной. Плохо, но не совсем плохо. Они ведь могли выпасть черной стороной и все девять раз. Сейчас неудача лишь немного пересиливает удачу. Так может, еще не все пропало и можно развеселить хмурых судениц?
Ярдар поднял глаза и снова вздрогнул. Звездана исчезла, рядом с воловьей шкурой стояла Заранка и деловито заплетала косу. Дух сестры покинул ее, а платок, которым раньше закрывала лицо, она повязала вместо пояса, преграждая невидимым гостям доступ к себе.
Что, хороши ли вести? спросила она, словно не сама бросала черно-белые дощечки.
Будто сама не знаешь? Ярдар переменил позу на более вольную, вытянув одну ногу и опершись локтем на поднятое колено другой. Видела же.
Ничего я не видела. Не было меня здесь.
Ярдар хмыкнул, но возражать не стал. Может, она и правда не знает, что здесь нагадала та, что приходила в ее обличии.
Но где же тогда была в это время сама Заранка?
Там, где обычно пребывает ее сестра?
Четыре белых жребия выпало, черных пять. Не слишком добрые вести, как по-твоему?
Ярдар говорил почти небрежно отважные витязи из древних северных сказаний пренебрегают дурными знамениями. Но в душе надеялся, что Заранка опровергнет его слова, даст ему надежду
Да уж бывает получше, охотно согласилась девушка. Близко летает твоя удача, а в руки не дается.
Она доплела косу и уперла руку в бок, будто она сама и есть та непокорная удача.
Чем же ее приманить? Ярдар смотрел на нее, подняв голову. Знаешь?
Не отвечая, Заранка перевела взгляд на закатное небо багряные полосы солнечных следов истончились, почти растворились в море прозрачной темно-синей тьмы. Сумерки сгустились, Ярдар уже плохо видел лицо Заранки и оттого вдруг усомнился: а что если это опять та, другая?
Может, и знаю задумчиво ответила она, будто ожидая подсказки от далекого солнца.
Ярдар опять увидел мысленно ту избушку, только теперь уже Заранка подходила к двери, стучала, что-то говорила, поклонившись, той старушке, что вышла на стук
Ну а знаешь, так помоги, он встал, чтобы быть к ней ближе и лучше видеть ее лицо. Или не сумеешь?
Теперь он говорил без насмешки: дело такое, что и взрослая ведуница не всякая сумеет.
Или мать попроси как воротится, передай ей, что здесь было. Может, она знает средство? Я за ценой не постою
Заранка повернулась к нему и внимательно осмотрела, будто прикидывая, сколько кун за него взять. Под этим оценивающий взглядом Ярдару стало неуютно, но вместе с нем он осознал, что находится на пустом берегу наедине с молодой девой. Эта мысль его и взволновала, и приободрила. Не так уж мало он может предложить даже лучшим невестам Веденецкой волости, а тем более какой-то мыши лесной!
Да знаешь ли ты, в какую даль мне за твоей удачей сходить придется? мягко, отстраненно ответила Заранка, будто мыслями была уже в той дороге.
Не дойдешь, больше по привычке усомнился Ярдар, надеясь, что не прав.
Этим вечером он начал верить, что Заранка, за чьим плечом таится ее невидимая сестра, способна зайти очень далеко.
Я-то, может, и дойду. В густеющей тьме Заранка смотрела на него с отдаления в пару шагов, он не видел ее взгляда, но чувствовал его, будто что-то теплое касается кожи. А вот цены моей тебе не одолеть.
Это мы посмотрим, по привычке человека, которому не к лицу признавать свое бессилие, ответил Ярдар.
Сам подумай: стану ль я для чужого человека утруждаться, Темный Свет тревожить?
Ну так чего ты хочешь? Уставший от всех загадок этого дня Ярдар терял терпение.
Коли поймаю для тебя добрую долю хочу, чтобы она и моей долей была.
Это как? Пополам, что ли, поделим?
Нет. Доля добрая у нас будет общей или никакой!
Ярдар опешил. Он слышал, что она сказала, и понимал, что это значит, но не мог поверить.
Ты о чем?
Коли хочешь, сотку я тебе пояс и добрую долю к тебе привяжу. Ты тем поясом меня в дом введешь, а я свой на печь заброшу[18]. Угодна ли такая цена?
«Блуд на тебя напал», хотел сказать Ярдар обезумевшей в лесу среди кудов девке, но прикусил язык. Не то место и не то время, чтобы говорить вестнице судениц, что она сошла с ума и рубит дерево не по себе.
Сестра моя живет у вас в доброй славе, напомнила Заранка, так и я не хуже буду.
Так сестра Ярдар хотел напомнить ей, что Ольрад, хоть и хорошего рода человек, ему, воеводе, не в версту.
Ты вдовец, да и годами не отрок. Не всякая хорошая невеста за тебя пойдет. Приведешь новую жену прежняя ей жизни не даст, взревнует, с белого света утянет. Другая какая сгинет, а я ей не по зубам. Управлюсь. И добрую долю крепко-накрепко к тебе привяжу. Подумай. Как будет пояс готов, принесу. Сговоримся отдам тебе твою долю. А нет твоя воля.
Ярдар открыл рот, но не нашел ответа. Голос Заранки звучал так повелительно, что он усомнился: она ли с ним говорит? Или та, которой лучше не перечить?
Он еще раз вгляделся в ее лицо, будто искал в нем подсказку: можно ли ответить ей «да»? Другая дева с таким лицом считалась бы красавицей: правильные милые черты, голубые глаза, розовые губы будто соткана она из цветов и ягод. Но от глаз, от губ, от всей внешности ее словно веет той лаской, что манит в смерть. Лаской тьмы, обещающей глубокий отдых вечного сна после всех страданий и трудов. Отроки на игрищах сторонились Заранки к этим милым чертам не шло никогда их не покидавшее выражение несокрушимой самоуверенности, будто уводившей ее за тридевять земель от всякого, кто стоял с нею бок о бок.
Доля и недоля твои сейчас почти в равной силе, заговорила она, и снова Ярдар ощутил, как она далека. Самую малость недоля одолевает. Сам гляди под ноги как следует: ступишь верно выиграешь долю, ошибешься пропадешь. А пока прощай, закончила Заранка. Мне домой, да и тебе пора. К полуночи только и доберешься.
Она попятилась, не дожидаясь ответа, и отступила к опушке рощи.
Ярдар тронулся туда, где был привязана его лошадь. Она права: до Тархан-городца он доедет только к полуночи, в глухой тьме, и хорошо, что кобыла хорошо знает эту дорогу и не собьется.
Он обернулся Заранка в ее белой рубахе уже затерялась среди белых березовых стволов. Вон тот вроде шевелится это она?
Да берегись! долетело до него издали.
Уж поберегусь, гроза те в бок! выругался Ярдар вполголоса, зная, что его никто не услышит.
Выводя коня на тропу и садясь в седло, он поневоле оглядывался. В лесу кричали совы.
Глава 7
Миновало четырнадцать дней с тех пор, как Ольрад с отроками уехал провожать Амунда с его войском, и Мирава не находила себе места от беспокойства. Пути до впадения Упы в Оку, где кончалась Веденецкая волость, было около пяти дней, и он уже должен был вернуться. Целыми днями она, кроме самого жаркого полуденного часа, возилась в огороде, пропалывая гряды репы и моркови, лишь бы не смотреть все время на тропу вдоль реки и не воображать себе всякие беды и раздоры. Хоть князь Амунд показал себя настроенным мирно, а Ольрад человек благоразумный и не вздорный, все же поездку в обществе кровных врагов хакан-бека нельзя назвать безопасной.
Под вечер, возясь у летней печи с горшком, Мирава услышала позади себя легкий, приятный для слуха перезвон.
напевал приятный женский голос.
Догадываясь, что все это возвещает, Мирава обернулась и слегка поклонилась Озоре. Та даже в обычные дни носила по три узорных, лучистых кольца на очелье с каждой стороны, и они звенели на ходу. Как она что-то слышит, когда над ушами все время звенит?
На руках Озора держала одно из своих многочисленных чад их у нее было шесть или семь, еще двое или трое, постарше, гонялись друг за другом посреди площадки. У чада резались зубы, и, видно, вопли утомили хозяина, вот Озора и вышла покачать его снаружи.
Жарок да медок, да полный горшок! приветствовала она Мираву, потом улыбнулась: Что, все нет твоего кузнеца? С чего бы ему так задержаться, а?
Мне неведомо, спокойно ответила Мирава. Он никуда больше заворачивать не думал. Может, в Брегамирове дело какое нашлось.
Ольрад, как общительный человек и делатель хитрый[19], был желанным гостем во всяком городце и веси. Однако Мирава не сомневалась, что в такое неспокойное время он не станет рассиживаться в гостях.
А то, может, Озора опять усмехнулась, прищурив светлые голубые глаза на загорелом лице, он Амунду полюбился, тот его и сманил с собой в Киев или откуда он там?
Он из Плеснецка, это еще дальше от Киева на запад, пояснила Мирава, знавшая об этом от Ольрада, но нахмурилась: эта шутка ее не развеселила. Что ты безлепицу выдумываешь? Будто у них там своих кузнецов нет.
Таких умелых, может, и нет, Озора покачала головой, опять зазвенели шесть колец Ольрадовой искусной работы. Откуда им быть, в такой дали?
Она имела в виду, вдали от Хазарии, которая в глазах веденцов была чудесной страной, полных сокровищ и хитрых умений.
Да они всякого узорочья от бохмитов навезли, Мирава вспомнила восторженные описания серебряных, позолоченных чаш и блюд с чеканкой, которые Ольрад видел в шатре Амунда, небрежно брошенные на овчину на земле. У них нынче настоящей зерни полны короба, к чему им наша, литая[20]?
Озора лишь усмехнулась. Дитя вновь завопило, и она, укачивая на ходу, понесла его прочь, к дубу на валу.
Разговор этот, при его краткости, так растревожил Мираву, что она не хотела есть и ночью заснула с трудом. А утром встала до зари и, едва отперли ворота, чтобы выпустить на луг стадо, вышла из городца и направилась по широкой тропе вдоль берега. После ночи было еще прохладно, и Мирава закуталась в большой платок из толстой бурой шерсти. Двигаясь быстрым шагом, к тому часу как высохла роса, Мирава уже добралась до Крутова Вершка, проскочила мимо дворов, где пахло дымом из летних печей и хозяйки неспешно носили воду от реки, и, миновав перелесок, вышла к тыну родного своего дома.
Огневида уже подоила корову и вышла из хлева с ведром молока. У леса бродили, привязанные к колышкам, пять-шесть белых и бурых коз. Всю эту живность кур, козлят, поросят, телку, Огневиде давали в уплату за роды, погребения, лечение и прочие дела, требующие особых умений. Благодаря им она и без мужа жила хорошо и даже брала одного-двух отроков из Крутова Вершка косить сено или запасать дрова. Братанич покойного Датимира, Тетерка, рубил корягу у колоды и приветливо помахал Мираве.