Иногда мне казалось, что каждая вторая ее фраза содержала шпильку в сторону Кондора. Иногда я была уверена, что мне не казалось, и Присцилла использовала каждую мелкую возможность, чтобы поддеть племянника вне зависимости от того, присутствовал ли он поблизости лично.
Впрочем, совершенно так же легко она могла ставить его в пример там, где считала нужным.
В первое время меня это задевало, как не могло не задевать ощущение, что ты становишься чем-то вроде стенки, в которую одна из сторон бросает мяч, чтобы он срикошетил в оппонента. Мне хватило ума молчать, даже если замечания казались мне несправедливыми, и со временем то ли я привыкла и перестала обращать внимание, то ли тон Присциллы стал мягче, потому что я не пыталась с ней спорить, но так или иначе ворчать на нерадивого племянника при мне она стала реже.
Зато я сама начала на него почти злиться.
Потому что иногда мне очень нужно было с ним поговорить как сейчас, после того, как я вышла из библиотеки и вдруг осознала, что руки начали мелко дрожать, а внутри меня, где-то чуть ниже ребер, поселилась обжигающая холодом пустота. Моя первая попытка колдовать почти самостоятельно, черт возьми! мой первый самостоятельный выбор действия, удачно выполненное задание, не похожее на эти бесконечные упражнения по каллиграфии и рисование кривых картинок, мои первые неуклюжие, но сработавшие чары были тем, за что я очень хотела бы, чтобы меня похвалили.
Только рядом не было человека, который сделал бы это так, как я хотела.
Но раз уж леди Присцилла почти приказала мне пойти поесть, наверное, стоило сделать это в первую очередь, чтобы меня не накрыло откатом, тем самым, что случается с волшебниками, переоценившими свои силы. И уже потом решать вопрос со своим желанием злиться и обижаться на всяких там чародеев, избегающих меня по поводу и без.
Цепочку с кристаллом я все еще носила, но даже когда я хотела использовать эту штуку по назначению, что-то мешало мне. То ли упрямство, то ли глупый страх, что мое желание поговорить и поделиться чем-то может быть воспринято как каприз избаловавшейся девицы, для которой и так сделали слишком много всего.
В гостиной горел огонь в камине, и Тересия пыталась обыграть Ренара в карты. Он, кажется, поддавался ненавязчиво, словно желая быть любезным с доброй леди, но ни в коем случае не смутить ее.
Я прошла в комнату, стараясь не дышать слишком громко. Мне очень не хотелось бы, чтобы они оба заметили, что у меня все еще дрожат ноги. И руки тоже. Мне бы вообще хотелось, чтобы игра в карты шла не в этой комнате, а где-нибудь в другом месте, и у меня не было бы лишнего повода врать, потому что, заметив меня, леди Тересия сердечно улыбнулась.
Я же обещала ей немного своего внимания, правда?
Отвратительно иногда быть доброй и милой.
Вы уже закончили, милая? спросила она, рассматривая меня так, словно знала, что происходило в библиотеке, и жаждала подробностей.
Тех самых, которыми Присцилла просила не делиться кое с кем. Кое с кем, кого дель Эйве привыкли не посвящать в свои планы, чтобы этот кое-кто не пугался того, с чем этим планы часто оказывались связаны.
Ренар перехватил мой взгляд и подмигнул мне.
Да, сказала я, наблюдая, как одна из карт исчезла у него в рукаве. У меня разболелась голова, и леди Присцилла отпустила меня отдыхать.
На лице Тересии отразилось искреннее сочувствие.
Бедняжка, сказала она. Попросить слуг принести вам чай или что-то еще?
Нет, спасибо, я осторожно помотала головой. Я сама. Наверное. Хочу пройтись, почти пропищала я, пересекая комнату быстрыми мелкими шагами. Скоро вернусь.
Соврала, конечно.
И вместо того, чтобы вернуться и доставить Тересии удовольствие наблюдать за тем, как я послушно читаю вслух разные истории, пока она вывязывает петли кружевной салфетки, я попросила служанку передать, что головная боль меня совсем одолела.
Врать Тересии было неприятно почти как врать ребенку, верящему тебе до последнего и ждущему от тебя самого хорошего, но в тот момент мне вдруг расхотелось произносить любые слова. Я не то позорно сбежала, спихнув это вранье на другого человека, не то отступила, решив, что сбегу через тайные коридоры дома и спрячусь в своей комнате, под одеялом. Пока же я сидела одна за большим, рассчитанным на целую семью столом, пила чай, который, по заверениям Моул, старшей горничной, должен был помочь мне от головной боли пусть и выдуманной, и пыталась понять, что произошло.
Я не услышала, как открылась дверь, и очнулась только, когда Ренар сел напротив меня, очень серьезный, и сложил руки на столе, подперев ладонью подбородок.
Леди Присцилла отпустила тебя живой, сказал он. Как обычно. Но что-то в этот раз, кажется, пошло не так.
Я сделала еще глоток чая, пытаясь решить для себя, можно ли рассказывать некоторые подробности Ренару. Ренару, который и так знал куда больше, чем я сама.
Давай, рассказывай, под столом он вроде бы случайно задел меня ногой.
Леди Присцилла, сказала я, попросила меня погасить свечу с помощью магии.
И ты справилась?
В этом было больше утверждения, чем вопроса.
Я, по словам леди Присциллы, решила задачу нетривиально, кивнула я.
И как же? он чуть приподнял брови, улыбаясь.
Она просила не разглашать подробности, но, скажем, я подумала, что темнота может сгуститься так сильно, что у огня просто не будет возможности продолжать гореть, я говорила тихо и быстро, боясь, что в столовую зайдет кто-то из слуг или сама Тересия, которой вздумается еще раз уточнить, как у меня дела. Ну и оно получилось. Внезапно. У меня получилось колдовать, но я чувствую себя так, словно вляпалась в очередную неприятность.
Моя рука сначала взметнулась вверх, очертила круг в воздухе, и снова опустилась на скатерть ладонью вниз, пальцы сложены лодочкой, словно я пытаюсь спрятать что-то живое, шевелящееся рядом с кожей, жука, бабочку или огонь.
Ренар вздохнул, явно не собираясь впечатляться моими успехами, и протянул руку, чтобы погладить мои пальцы.
Иди спать, все так же серьезно сказал он. Слишком много всего для тебя одной сегодня.
Я задумчиво смотрела на его пальцы поверх моих пальцев и пыталась поймать за хвост ускользающую мысль. Мысль была не очень приятной. Я сдвинула брови, хмурясь, и почувствовала, что выдуманная головная боль начала становиться вполне реальной.
Я опять сделала что-то не так, сказала я.
Ну, сделала и сделала, Ренар пожал плечами. Я вон сегодня чуть не попался, когда Тересия заметила исчезновение дамы шпаг. А ты неплохо справилась с тем, чему тебя, замечу, никто раньше не учил.
Я улыбнулась, почти просияла.
Спасибо.
***
Я проснулась и села в кровати быстрее, чем Ахо успел поднять голову и посмотреть на меня, чуть щуря светящиеся глаза. Резкое движение, видимо, прогнало сон окончательно, и мы с котом-фэйри уставились друг на друга, не зная, что делать дальше.
Снятся кошмары, человечье дитя? раздалось рядом.
Я промолчала в ответ. Мне правда снился неприятный сон про темноту, которая поселилась в библиотеке, между полок, на них и внутри них, потому что одна девочка имела неосторожность призвать эту тьму снаружи, из-за окна, ведущего в сад и еще черт знает куда. Это был просто сон, жутковатый и яркий, от него хотелось выпить чаю или поговорить с кем-нибудь, чтобы картинка из головы поблекла и исчезла. Не один из тех снов, о которых я должна была рассказывать, потому что они могли означать опасность.
Ну, я на то надеялась.
Спи, сказал Ахо.
Когтистая лапа вытянулась вперед, зацепив ткань покрывала.
Я замотала головой и отбросила в сторону одеяло. Стало холодно до омерзения, но чары, если это были действительно чары, меня не коснулись. На мгновение я подумала, что очень хотела бы взять кота за шкирку и выставить за дверь, в коридор, где, возможно, притаилась черная птица, гоняющая Ахо по всему дому просто от своей птичьей скуки. Но что-то мне подсказывало, что за подобную бесцеремонность я могу ждать любой мелкой пакости в пределах нашего мирового соглашения.
В камине уже давно остались только тлеющие угли, и я подошла ближе, по дороге нашаривая домашнюю обувь там, где ее оставила (конечно же, не на месте), и натыкаясь на мебель.
Не спится, сказала я, не поворачивая головы. Пойду прогуляюсь.
И я стащила со спинки кресла халат. Он слегка пах вербеновым мылом, которым я пользовалась, и казался мне теплее, чем воздух вокруг.
Ахо, растекшийся темным пятном по кровати, передвинулся видимо, поднялся на четыре лапы и потянулся, продолжая наблюдать за мной. Я же нашла на комоде простой подсвечник, оставленный здесь на всякий случай, и свою зажигалку.
Скупой оранжевый свет от единственной свечи сделал мир вокруг чуть более ясным. При желании я могла бы додумать силуэт заснувшего в кресле незнакомца или принять собственное платье за чью-то тень.
Тени следовали за каждым движением моей руки, и я подумала, что первым делом, когда разберусь с магией, нужно будет научиться создавать эти, как их светлячки? пульсары?
Как тут вообще называется эта светящаяся штука из магии, которую можно повесить над своим плечом?
Уйди, шикнула я на Ахо, когда тот попытался встать между дверью и мной. Отталкивать его ногой я не рискнула. А если мне просто до уборной?
Кот презрительно чихнул и заявил, что подождет меня в паре шагов от двери.
Снаружи была темнота и задернутые плотные шторы на окнах.
Я поплотнее запахнула халат на груди и постаралась понять, как удобнее держать подсвечник за металлическую петлю, чтобы воск, капающий со свечи, не попадал на пальцы.
Помнится, у леди Бланки подобные прогулки не заканчивались ничем хорошим для героини.
***
Дом дель Эйве с его серыми каменными стенами и парой высящихся над садом башенок напоминал маленький, почти игрушечный замок, уменьшенную версию крепости, в которой люди жили, а не прятались от врагов. Здесь были огромные окна и балкончики, световые фонари и застекленная витражами оранжерея на третьем этаже, с самой солнечной, насколько вообще можно было говорить о солнце в Галендоре, стороны. Первый этаж предназначался для посетителей, на втором жили хозяева и, отдельно от них, в предназначенных для этого комнатах, гости, по статусу своему хозяевам равные. Третий этаж предназначался для разного рода вещей. Именно там, на третьем этаже, была оранжерея и, как я выяснила, маленькая, не такая богатая, как в Замке, оружейная. И там же были комнаты для старших слуг и для гостей иного рода, чем я, менее знатных, менее значимых, менее прихотливых, тех, кому не предназначались обитые тканью стены и мягкие ковры на полу, высокие потолки с лепниной и удобная кровать.
Пожалуй, будь я более романтично настроена, подобная несправедливость меня бы возмутила до глубины души, и я бы, топая ножкой и грозя именем своей небесной покровительницы, попыталась бы рассказать заносчивой знати, что такое демократия. Но за несколько недель жизни в чужом мире, обитатели которого за редким исключением чтили законы гостеприимства, я научилась принимать все эти правила и порядки как должное и даже увидела в них некоторую логику.
Дель Эйве отличались свободомыслием, думала я, осторожно выходя из галереи, ведущей к моей комнате, поэтому Присцилла, хоть и смотрит на Ренара с презрением, принимает тот факт, что ее племянник считает этого человека или не человека, я еще не поняла, своим другом. Поэтому Парсиваль так легко общается с Шамасом, который принадлежит совсем к другому слою общества и которому, наверное, кто-нибудь из блистательных придворных или из тех серьезных волшебников, которых я видела в Академии, когда была там, не подал бы руки не говоря о том, чтобы сидеть с ним у камина и болтать за бутылкой виски.
Ахо скользнул из дверей темной тенью, бросился мне под ноги, и я чуть не споткнулась. Огонек свечи замигал, пара капель воска попала на мне на палец, и я зашипела.
Черт тебя дери!
И тут же получила мягкий удар лапой по голой лодыжке.
Когтей чертов фэйри не выпустил, но мог бы.
Не позволяет ли человеческое дитя себе слишком много вольностей? спросил он, продолжая тереться у моих ног так, что я застыла, понимая, что если опять попытаюсь идти вперед опять споткнусь. О кота.
Я фыркнула, отколупывая с кожи застывший воск.
Ну так пожалуйся Кондору, что я шляюсь по его дому по ночам, потому что мне осточертело Ай!
В этот раз кошачьи когти ощутимо меня царапнули так, немного, даже не до крови.
И чем леди недовольна? кот отошел на пару шагов вперед, будто бы опасался, что я его все-таки пну.
Я прижала одну руку к животу.
Леди, скажем, перенервничала, сказала я спокойным шепотом, потому что здесь, рядом с выходом на парадную лестницу, невдалеке от дверей, ведущих в хозяйские покои, мне вдруг стало не по себе а вдруг кто-то услышит?
Чертова птица, например?
От которой шума куда больше, чем от фэйри-кота, и с которой, при всей ее симпатии ко мне, договориться куда сложнее.
Если Ахо еще как-то признавал за мной право на собственную волю, то Корвин, кажется, считал, что леди Мари Лидделл это что-то среднее между домашним животным и маленьким ребенком, существо неразумное и беззащитное, поэтому в случае, если она вдруг решала подвергнуть себя реальной или мнимой опасности например, разговору с подозрительными друзьями семьи он, Корвин, непременно должен находиться рядом и строго щелкать клювом рядом с чьим-нибудь ухом.
Только и всего? кот моргнул.
Я хмуро свела брови:
Конечно, такая мелочь, буркнула я и сделала шаг вперед, игнорируя Ахо. Я все-таки хочу походить туда-сюда по коридорам. Или посижу здесь на ступеньках. Смена обстановки успокаивает, знаешь ли. И да, мы, наконец, дошли до лестницы, и я, подобрав полы халата и ночной рубашки, действительно села на верхнюю ступеньку, поставив свечу рядом. Кажется, мне никто этого не запрещал.
Не запрещал, Ахо подошел и сел парой ступеней ниже, став, кажется, чуть больше, чем был обычно. Он вытянулся, как статуэтка, и дернул ушами. Если, конечно, вы не задумали какую-нибудь злую шалость или глупость. За пределы дома я, на вашем месте, не выходил бы.
Всегда мечтала прогуляться по морозу в ночной рубашке и тапочках, сказала я и вздрогнула, потому что прогулка по морозу в ночной рубашке со мной однажды случилась. Повторять не хотелось. Я никуда не сбегу и ничего не украду, добавила я уже спокойнее. Просто, правда Такое чувство, что я заводная кукла, которую можно доставать из шкафа по вечерам и играть с ней
А потом прятать обратно в шкаф?
Кажется, фэйри проявил необычайное для его характера сочувствие.
Он даже ткнулся лобастой головой мне в ногу несильно, почти ласково.
Ночные прогулки по дому это лишь побег из шкафа, человеческое дитя. Но не способ снова стать живой девочкой, сказал Ахо и, чуть подумав, добавил: Более того, мне кажется, что вы, леди Лидделл, именно вы, а не чужая воля, создали эту куклу.
Разрешив таскать себя за руки в разные стороны? спросила я.
Нет, Ахо снова сел, обернув хвостом лапы. Запретив себе говорить и договариваться.
Я молча уставилась на уходящие в темноту ступени. Лестница вела вниз, красивая и широкая, с ворсистым ковром на ступенях и зимними букетами из сухоцветов на сгибах перил. Где-то сбоку был проход в покои хозяев, и там, в одной из комнат, в которой я никогда не бывала, жила Присцилла.
Если я сейчас возьму и заявлюсь к ней, прихватив по дороге один из канделябров, и попрошу защиты, потому что мне приснился нехороший сон, боюсь, строгая леди дель Эйве возьмет меня за ручку и лично отведет в библиотеку. Разбираться с тем, что я натворила, если я действительно что-то натворила. А потом, пожалуй, заставит остаться там на ночь и написать двадцать страниц реферата на смежную тему. Для общего развития, тренировки концентрации, усидчивости и твердости руки.