Должен заметить, ваши с доктором Лангом отчёты весьма забавны, произнёс вершитель судеб после недолгого молчания, однако в глазах у него не наблюдалось ни единой эмоции.
Что же в них такого забавного?
О, боюсь, вы не поймёте, снисходительно скривился Филдс. Для этого надо очень хорошо изучить вашего наставника.
Не знала, что к нему прилагалась инструкция. Забыли выдать её, когда продавали меня в Монреаль?
Лиллиан упоминала, что вы знаете правду, кивнул он, и Рене не нашла причин спорить. Да, она знала. И слава богу.
Можно было обойтись и без такой лжи. Думаю, я смогла бы понять вашу мотивацию.
Вы да. Кое-кто вряд ли. Филдс вынул из портфеля перчатки, но вдруг остановился и открыто посмотрел на Рене, отчего шрам обиженно зазудел. Слушания переносятся на конец декабря, однако вашему наставнику ничего не грозит. В этот раз пустая формальность. Но позвольте дать совет. Доктор Роше, у вас хорошие рекомендации, прекрасные учителя и определённо есть талант к хирургии. А потому бегите. Спасайте свою очаровательную шкурку, прежде чем с вас её снимут, и прихватите с собой попутчика. Если он, конечно же, согласится.
Филдс вежливо улыбнулся, а Рене ошарашенно уставилась на главу резидентуры[3] целой провинции. Он? Речь шла о Тони? Но с чего бы ему убегать?
Это это немного противоречит вашим собственным действиям, не находите? просипела она, мгновенно забыв про облегчение, что принесла с собой новость о слушаниях. Филдс лишь едва заметно усмехнулся, пока застёгивал пальто.
Всё меняется, доктор Роше. Я пошёл на уступки для Энгтан один раз, потому что мне, в общем-то, было глубоко всё равно, сколько трофеев она собралась разменять в этом году. К тому же, на первый взгляд, вам доставался джекпот. Но потом игра пошла по непредсказуемым правилам. Главный врач, который использует буллинг в качестве приручения сотрудников
Вам известно даже это?! прошептала Рене, чем заслужила взгляд свысока.
Похоже, мне действительно стоило выдать инструкцию. Филдс откашлялся, словно хотел скрыть смешок, но потом неожиданно посерьёзнел. Скажу откровенно, ваше будущее мало меня интересует. По-моему, вам не хватает настойчивости, уверенности, гонора и капли жестокости, чтобы стать чем-то по-настоящему достойным внимания. Но поскольку главный герой здесь вовсе не я, то и не мне писать пьесу. И всё же у меня будет к вам просьба.
Какая? тихо спросила Рене, не зная, то ли поражаться столь низкой оценке своих способностей, то ли быть польщённой, что до обращения к ней за помощью снизошёл сам Филдс. А он тем временем застегнул верхнюю пуговицу янтарного пальто и горько поджал губы.
Заставьте его слезть с таблеток, устало проговорил этот высокий старик, который вдруг нацепил на себя все свои годы. Любой ценой. Обещайте или убеждайте в чём хотите, лгите что хотите, но он должен понять: травма вылечена, а прошлое осталось в прошлом. Нельзя постоянно заниматься самоистязанием, думая, что причины до сих пор ведут к несвершившейся мести. Будто где-то ещё есть незакрытые счета или причины для расплаты. Нет. Всё закончилось. В живых никого не осталось. А потому пришла пора окончательно уяснить, что проблемы головы Колина исключительно в голове самого Колина. Понимаете?
Рене открыла рот, но немедленно захлопнула, когда почувствовала предательское дрожание губ. Заметил его и Филдс, который лишь расстроенно усмехнулся и покачал головой.
Господи
Вы знаете часть правды. Думаю, ещё один кусочек не повредит. Он пожал плечами. Так вы обещаете?
Он задал вопрос с таким нажимом, что ничего не оставалось, как честно ответить:
Да.
Потому что она действительно этого хотела. Была готова стереть до крови язык, истоптать до мозолей колени, сорвать голос в попытке докричаться до Тони. Или его следовало звать Колином? В общем, до человека, которого Филдс спокойно называл по старому имени, кажется, зная о нём слишком многое. Гораздо больше, чем она сама. И внезапно Рене почувствовала себя настолько запутавшейся, словно её выбросили в бурное море с тоненьким плотом из веры в людей. Отвратительное чувство. Вокруг постоянно происходили чудные события, сводились какие-то счёты, затевались странные игры, а она плыла по течению без шанса вмешаться. И никто, ни одна живая душа не желала протянуть ей руку и помочь выбраться. Даже Филдс. Даже сам Энтони. И как же от этого было паршиво!
А потому, движимая горечью от такого пренебрежения к своим чувствам, Рене вскинула голову, чтобы попросить дать хоть немного правды, но с удивлением обнаружила, что коридор опустел. Здесь было тихо и совершенно безлюдно. Какой сюр! Её снова бросили с кусочком мозаики и Джомолунгмой вопросов. Держи, милая! Радуйся! Поиграй, ведь ты ещё глупый ребёнок!
Рене всхлипнула, вытерла нос рукавом, а потом сердито смахнула рукой выбившееся из куртки пёрышко. На глаза опять навернулись дурацкие слёзы. Во всём виновата усталость. Да-да. Однако и Рене Роше не таблетка от всех бед на земле.
Голова устало опустилась на холодную отштукатуренную стену. Стоило бы встать и проверить аудиторию, узнать, ушёл ли Тони, но сил не осталось. К тому же что она ему скажет? Опять начнутся упрёки и поучения. Она фыркнула, поджала колени к груди и поплотнее закуталась в свитер. Идти никуда не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Даже итог слушаний теперь казался незначительной мелочью. Рене не знала, задремала ли снова, но в какой-то момент резко дёрнулась. Сначала она не поняла, что её напугало. Где-то хлопнула дверь? Или закрылось окно? Однако в тишине пустого здания раздались шаги, а потом в ярко освещённом проёме аудитории показалась знакомая долговязая фигура. Она едва заметно качнулась, но успела ухватиться за стену. И только в этот момент Рене почувствовала, как стало легче дышать.
Итак, поле боя Энтони покинул последним. Выключив за собой свет, он тяжело шагнул в сумрачный коридор и вдруг остановился, словно не представлял, куда идти. О, наверное, оно так и было. Вряд ли Ланг бывал здесь так часто, чтобы выучить переплетение лестниц в новом корпусе. Но в следующий момент он потёр рукой лоб, вновь пошатнулся, и Рене пришлось зажать рукой рот, чтобы не выдать себя отчаянным всхлипом. В голове лопнул фейерверк чужой боли.
Насколько я понимаю, это не Монреаль, едва слышно проговорил он и повернулся.
В несколько шаркающих шагов Ланг добрался до нужной стены, а потом тяжело опустился на скамью, отчего в мозгу взорвалась парочка боезарядов. И Рене не знала, как сумела сдержаться. Каким удивительным чудом задавила совершенно безотчётный порыв дёрнуться и помочь, схватить под локоть, обнять за талию Этого Тони не простил бы даже ей. А потому Рене лишь развернулась к нему и с ногами забралась на сиденье, не заметив, как на пол полетели пальто и куртка. Руки сами потянулись вперёд, но Рене вдруг одёрнула себя. «Проблемы головы Колина исключительно в голове самого Колина», вспыхнул в памяти голос, от которого опять нахлынула растерянность. Что это значит? Ей не следовало помогать? Вдруг тем самым она сделает только хуже? Ох, раньше с Энтони было непросто, но хотя бы понятно, а теперь сложно и, похоже, совсем непонятно.
Нет, прошептала наконец Рене, это всё ещё Квебек.
М-м-м, донеслось бормотание, и её без того измотанное сердце не выдержало.
Рене торопливо подползла к безвольно привалившемуся к стене телу, робко коснулась плеча и поймала измученный взгляд из-под полуприкрытых век.
Позволишь? спросила она почти беззвучно, но Энтони уловил и, кажется, удивился.
Ты спрашиваешь у меня разрешение? с трудом проговорил Ланг, а потом болезненно усмехнулся. Глупая
Я просто не знаю, могу ли теперь, пробормотала она. Выждав ещё пару секунд, пока накатывала очередная волна боли, Рене аккуратно обхватила его голову ладонью и чуть приподняла от шершавой стены. Бережно коснувшись привычно взлохмаченных тёмных волос, прошептала: Имею ли право. Позволишь ли. Захочу ли сама. Всё так изменилось
Рене прервалась, но затем упрямо тряхнула головой и встала на колени за спиной Тони. Она наверняка несла самый настоящий подростковый бред, но заниматься самобичеванием из-за сказанного было некогда. Тяжёлый затылок ткнулся в грудину, отчего из лёгких выбило воздух, и Рене сильнее стиснула зубы. Сегодня мигрень Энтони разыгралась как никогда. Осторожно кашлянув, Рене упёрлась основанием ладоней в район височных костей и уже прикрыла глаза, намереваясь привычно скользнуть к основанию черепа, однако в этот миг почувствовала прикосновение. В её левую руку вцепились так, словно та оставалась последней опорой. Сжав холодные пальцы, Энтони слегка повернул голову.
Изменилось? Ты действительно так считаешь? спросил он, а потом неожиданно расхохотался, отчего у Рене перед глазами вспыхнули пятна. Руки сами впились в горячую кожу, Тони вздрогнул и смех оборвался. Наконец он отпустил уже побелевшие пальцы и едва слышно пробормотал: Дерьмо. А ведь, похоже, именно так.
Будто для тебя нет, немного резко откликнулась Рене, но наткнулась лишь на гордо вздёрнутый подбородок и окончательно задеревеневшие мышцы. Господи, это просто замкнутый круг. Раздражение вырвалось наружу, и она слишком сильно оттянула длинные волнистые пряди. Рене не собиралась причинять боль, а потому вздрогнула вместе с Тони и торопливо прижалась губами к тёмной макушке. Прости! Прости я не хотела.
Он ничего не ответил, только чуть передёрнул плечами. И бог знает, сколько прошло времени, прежде чем Рене решилась снова запустить пальцы в густые волосы. Она скользила ладонями и успокаивала сведённые спазмом мышцы, пока думала над словами Энтони. Почему он так удивился? Что смешного нашёл в её растерянности? Неужели считал, будто она спокойно проглотит столько недель обмана?
«О, милый, у тебя куча потайных личностей, родственных связей и фальшивых паспортов, о которых в Квебеке знает каждая собака, но не я? Ничего страшного. Это нормально. Со всеми бывает».
Рене тихо фыркнула. У неё возникло столько вопросов но Энтони, похоже, и не думал на них отвечать. Он молчал так долго, что его наконец прозвучавший в тишине голос показался неожиданно чужим.
Нет, Рене. Для меня всё осталось по-прежнему.
И пусть она услышала эти слова, но смысл ещё какое-то время ускользал от уставшего мозга. И только когда Рене всё же собрала всё в единое целое, из груди вырвался прерывистый вздох.
«О, Тони»
Она опустила руки на широкие напряжённые плечи, а потом едва ощутимо сжала их. Им следовало поговорить. Просто необходимо обсудить это и ещё много всего, потому что продолжать так не имело смысла. Бесконечно держаться за тайны не выйдет. Но чтобы разговорить Тони, потребуется невероятное чудо. Нечто такое, что поможет начать самый тяжёлый в жизни Рене разговор. Целый воз рождественского волшебства.
Ты уже был на Пти-Шамплейн?
Главная туристическая достопримечательность Квебека напоминала картинку с открытки. В духе колониальности, с обветшалыми, на первый взгляд, домиками, она весело светилась миллионами гирлянд и рождественских огоньков. Будучи некогда главным ремесленным центром, Пти-Шамплейн порядком поизносилась, но стойко держалась благодаря бесчисленным маленьким кафе и магазинам с канадскими сувенирами. Это была не улица, а самая настоящая сказка. Островок Старой Европы за тысячи километров от Франции. Он утопал в венках из остролиста и белых хрустящих сугробах. На каменных или отштукатуренных стенах здесь ещё висели газовые фонари, а на второй этаж вели винтовые лестницы. Пти-Шамплейн олицетворяла само Рождество со своим неубранным снегом и мультяшно-волшебным Шато-Фронтенак, который то и дело выглядывал чередой подсвеченных башенок.
Они приехали сюда на машине. На той самой твари, которую в ближайшие годы вряд ли забудут в Квебеке. И хотя Рене предпочла бы никогда туда не садиться, но в университете, так и не удостоив её ответом, Энтони просто направился к выходу. А потому Рене лишь оставалось двинуться за ним следом и сесть в горевший алой подсветкой салон. Они молчали. Пока пристёгивались, пока прогревался двигатель, пока неслись по узким улочкам. Рене иррационально боялась прикоснуться к машине, даже дышать в ней становилось с каждой минутой сложнее, будто та так и горела желанием убить. И совершенно неважно кого: хозяина или его пассажира. Она виляла на заснеженных поворотах, опасно скользила по столетней брусчатке и едва не задевала широким боком фрески на гладко отштукатуренных стенах. Тони лениво придерживал руль двумя пальцами левой руки, а Рене боролась с желанием зажмуриться. Может, хватит уже глупого риска? Но яркие отблески светившейся кобры плясали по тёмным окнам витрин закрытых в канун Рождества магазинов.
В напряжённо гудевшей тишине салона вдруг стало отчётливо ясно, что одного дерзкого желания начать разговор слишком мало. Выяснилось, что для решимости открыть рот и произнести первое слово надо чуть больше, чем юношеский максимализм. Так что Рене молчала, комкала манжеты свитера и искала малейший предлог, а тот не находился удручающе долго.
Они успели приехать и спуститься по убийственной лестнице. Взгляд Энтони скользнул по типичным сувенирчикам в виде оружия первых колонизаторов, и вот тогда Рене наконец-то отыскала, за что зацепиться. Внимание Ланга было приковано к стойке лишь на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы она нашла повод. Дерьмовый, конечно, но уж какой есть.
Тебе снится война?
Снится, коротко отозвался Ланг, и снег захрустел под подошвой тяжёлых ботинок.
И как это?
Энтони равнодушно пожал плечами.
Грязно. А ещё пыльно и шумно. Постоянно чего-то не хватает. То антибиотиков, то чистого инструмента.
Сколько ты там провёл?
У нас допрос? хмыкнул он, но Рене не повелась. Наоборот, быстро обошла Тони, остановившись прямо перед ним, и совершенно будничным жестом смахнула с воротника пальто целый сугроб. С неба вновь валил снег.
Нет. Рене покачала головой. Не знала, что это очередная запрещённая тема.
Энтони скривился, и они вновь зашагали по заваленной сугробами улице, которая быстро становилась безлюдной. Вечер перед Рождеством все хотели провести вместе с семьями, а потому лишь запоздавшие безответственные покупатели выбирали подарки в последних не закрывшихся ещё лавках. Скоро улица совсем опустеет, а вот им с Тони сегодня идти некуда. Только и оставалось месить снег да вести пространные беседы в надежде однажды добраться до нужной темы.
Три года, неожиданно прозвучал за спиной голос, заставив Рене оглянуться.
Надо же, она и не заметила, когда Энтони остановился. Он замер у тира рядом с лотком, где лежали самые дешёвые игрушки на свете, и изучал их с таким любопытством, словно был заядлым зоологом. Хотя вряд ли в мире существовали специалисты по оранжевым единорогам или плюшевым жабам. Неожиданно Энтони усмехнулся и взял в руку серебристого лося. Да уж, символ Канады это святое.
В армии не было ничего интересного, если вдруг ты напридумывала себе трагедии космического масштаба. Отслужил, получил лицензию, вернулся и закончил подготовку на травматолога. А дальше тебе известно.