Я мобильник где-то потеряла, вставила я в ее поток красноречия, не зная, что еще сказать.
А, тогда понятно. Ну, так ты приедешь? ничуть не сбавила оборотов Сильвия.
Куда?
Как куда? Как куда, дорогая?! Давать мне эксклюзивное интервью! Ты забыла, что мы готовим специальный выпуск «Десять самых выдающихся граждан года»? Там даже сам Гольденберг будет! Я рассчитывала на тебя, ну как же так?! теперь она зазвучала расстроено.
Да я после больницы все никак в норму не приду, попробовала я оправдаться, размышляя, не тот ли самый Гольденберг встречался с Мадам. Если тот, надо бы разузнать о нем побольше.
Там и Мадлена будет, вещала Сильвия, она ведь получила награду «Золотой голос Венеции», как теперь без нее? И кстати, она выложила на своей странице пост о том, что ей предстоит грандиозная помолвка. И лицо жениха на фото, только специально размытое. И он мне очень смутно напоминает твоего мужа. Вот офонарела, коза, правда? Нам срочно нужно сочинить о вас статью, ну, ты понимаешь, сделаем вам общую фотосессию, расскажете, как хорошо вам живется вместе, какие-нибудь милые подробности семейной жизни. Пусть она удавится, да? Но для начала ты должна мне интервью. Мы чуть не потеряли лицо «Томм-энд-Хенсер»! Ты выжила в аварии! Ты обязана об этом рассказать.
В глубине души я не видела ничего выдающегося в том, что выжила. Подушки безопасности, в конце концов, как раз и созданы, чтобы спасать людям жизни, тут уж скорее стоит хвалить их создателя или конструктора автомобиля. Но фамилия Гольденберг так и манила меня своей тайной, и устоять не получилось.
Только я без колес, закинула удочку я.
Не беда, мигом заглотила наживку Сильвия. Я сейчас же за тобой выезжаю.
Таким вот образом и решился вопрос, как выбраться из особняка, не привлекая излишнего внимания. Сильвия меня отвезет, куда надо. Так уж и быть, попритворяюсь еще немного Фэй, отвечу на вопросы интервью, попробую узнать побольше о Гольденберге, а потом слиняю по-тихому, как и планировала, в сторону автобусной станции. Отличная идея.
Когда я закончила разговор и вернулась, в гостиной уже не было ни Мадам, ни Розы. Малыш из столовой тоже исчез вместе со своей няней, а на его месте сидел заспанный и одетый лишь в домашние штаны Кевин и цедил из высокого стакана апельсиновый сок, одновременно просматривая что-то в телефоне. На столе перед ним стояло блюдо с аппетитными разноцветными капкейками, но несмотря на голод, я жадно впилась взглядом не в них, а в его обнаженную грудь. К своей неописуемой радости не заметила на ней никаких букв. Второго помеченного Фэй брата я бы не вынесла.
Кевин перехватил мой взгляд, обращенный на его полуголое тело, и расценил его по-своему, судя по сияющей улыбке.
Доброе утро, детка, иди сюда, позвал он и протянул руку.
Зачем ты врал мне, Фокс? напустилась я на него вместо приветствия, пользуясь тем, что мы остались наедине. Почему не сказал, что поехал за Хантером следом после нашей ссоры? Что ты от меня скрываешь?
Он тут же помрачнел и нахмурился.
Мать рассказала? Вечно у нее язык без костей.
Рассказала, кивнула я. Я думала, ты мне друг, Фокс. Считала, что могу тебе доверять. А ты
Конечно, я блефовала. Ничего такого не считала на самом деле. Просто хотела послушать, как будет выкручиваться, и понаблюдать за реакцией.
Неожиданно Кевина словно подменили. Он вскочил из-за стола, опрокинув стул, и навис надо мной. Только теперь я осознала, какой он все-таки высокий. И как он похож на брата, когда злится.
А я и правда твой друг, Фэй, прошипел он мне в лицо. Настолько друг, что даже тебя жалею. Я не знаю, почему ты так держишься за Хантера, но разбивать тебе сердце я бы не хотел.
А разбить мою машину хотел бы? потеряв самообладание, бросила я ему в лицо.
Он отшатнулся.
Думаешь, это я все подстроил? Считаешь, что перекладываю на Хантера свою вину?
Я молчала. Мадам такого тумана напустила, что любой вариант казался правдивым. Зря только выдала свои мысли Кевину. Надо было схитрить, промолчать
Он отшвырнул стул ногой, и тот с грохотом отлетел в стенку. Я невольно попятилась, а он отвернулся, и какое-то время мне оставалось наблюдать, как поднимаются и опускаются от сердитого дыхания его плечи. Когда Кевин обернулся, на его губах, как всегда, играла легкая улыбка.
Когда-нибудь ты поймешь, что я люблю тебя больше, чем Хантер, он помолчал, разглядывая меня и будто принимая какое-то решение. Что ж. Ладно. По крайней мере, ты уже не сможешь меня обвинить, что я сделал это специально.
С этими словами он схватил свой телефон, нашел в нем что-то и протянул мне.
Слушай, отчеканил ледяным тоном, посмотри на дату сообщения и послушай.
Это оказалась запись голосовой почты, которая включалась, если абонент не успевал ответить на звонок. Я не стала спорить и внимательно изучила цифры. Тот день, а, вернее, та ночь, когда по словам окружающих произошла со мной катастрофа. Я нажала на значок воспроизведения, и в динамике зазвучал тихий и невнятный голос. В первые секунды мне даже не пришло в голову, что говорит Джеймс. Но, вслушавшись, я поняла: это он, просто очень пьяный.
Фокс мой муж произносил слова с трудом, делал большие паузы и шумно втягивал носом воздух, ты мне нужен, братишка кажется, я убил ее черт, нет, не кажется я уверен я убил ее что мне теперь делать?.. Как жить дальше?.. Помоги мне, а?..
Между мной и Кевином повисло гнетущее молчание, пока мы оба слушали пьяные сдавленные рыдания моего мужа на записи автоответчика. Потом звонок отключился. Кевин смотрел на меня, по-прежнему слегка улыбаясь, но в глазах плескалась ярость.
Я не слышал это сообщение, потому что находился с матерью и успокаивал ее после вашей с Хантером ссоры, слова безжалостными колючими кинжалами сыпались с его губ. А когда услышал тут же перезвонил, кое-как выяснил адрес. Как раз и мать вмешаться просила. Отыскал Хантера возле какой-то забегаловки, он успел так нажраться, что не мог сам сесть за руль. Машина была поцарапана, Фэй. Тут я ничего не придумал. Я пытался выяснить, где ты, но Хантер лишь твердил, что убил тебя, а потом вырубился совсем.
Лицо Кевина перекосилось, то ли от отвращения, то ли от сочувствия.
И тогда я сделал то, о чем жалею. Я отогнал машину Хантера к своей мастерской и привез его сюда, уложил спать. В моей голове так и крутилась мысль, что он убил тебя, но я ничего не сделал. Я выбрал его, а не тебя, помог замести следы преступления. Как я мог потом тебе в этом признаться?! Когда стало известно, что все обошлось, я сам себя изнутри сожрал муками совести. Мне надо было броситься тебя искать. Надо было сразу звонить в полицию но тогда они замели бы Хантера. Надо было так сделать но я предпочел предать тебя, а не его. И бесконечно ждал, когда обнаружат твое мертвое тело. Лучше бы сам сдох
Он опустился на колени и вжался лицом в мой живот, а я размышляла о словах Мадам. Так ли уж она лукавила, когда говорила, что ее сыновья крепко дружили? Что, если, как всегда, причина всех бед в Фэй? Это она поссорила их, заставила ревновать друг к другу. Могла ли я винить Кевина за то, что в критической ситуации, когда брат оступился, он предпочел помочь ему? Могла ли я теперь не верить, что от Джеймса исходит опасность? Теперь, когда своими ушами слышала его признания, высказанные, когда он напился под очевидным гнетом вины?
Наверное, вот так и совершаются людьми все их главнейшие, судьбоносные ошибки. Возможно, мой муж и не был хладнокровным убийцей, но в порыве ярости он совершил преступление. Пусть даже сразу раскаялся иначе с чего ему потом так сильно накачиваться спиртным? Кевин, находясь в шоке от признаний брата, помог ему скрыться, а потом был вынужден из-за стыда утаить правду от меня.
А я, узнав обо всем, зачем-то наклонилась и сама Кевина поцеловала.
4
Даже оказавшись рядом с Сильвией в ее намытом до блеска алом кабриолете-«Понтиаке», я все еще ощущала на губах этот поцелуй. Он жег кожу раскаленным клеймом и мешал сосредоточиться на более насущных проблемах. Что побудило меня к подобному шагу? Зачем поддалась неосознанному порыву?
Было ли это побочным эффектом от вхождения в роль Фэй, которую я при Кевине в меру своих способностей играла? Мы ведь поцеловались уже не в первый раз с момента моего пробуждения после катастрофы. Но тогда инициатором всегда выступал он, я лишь позволяла, затаившись в чужой личине, как в скорлупе. А теперь поцеловала сама и не могла не заметить, как заблестели его глаза, как воодушевился он этой наградой.
Посеешь поступок пожнешь привычку. Что если я начала привыкать к мысли, что с Кевином меня тоже связывают отношения? Что если меня зацепило то, как он пришел и освободил меня из наручников Джеймса, словно рыцарь, спасающий принцессу от огнедышащего дракона? Что если мне было приятно ощущать себя в его руках, когда он нес меня вверх по лестнице, а моя голова покоилась на его плече? Что если, поднимая маленькую черную карточку с серебряным тиснением, оставленную у порога моей спальни, я с замиранием сердца предвкушала приглашение на свидание?
Что если я все же Фэй, а прочее самообман? Что если мне просто не хочется смотреть в глаза реальности, где в прошлом моих мужчин было двое? Или трое? Или четверо? Что если я не та светлая девочка, которая, подняв голову, смотрела из глубины зеркал? Что если я ее прямая противоположность?
Или я все же не Фэй? Просто в какой-то момент, когда Кевин встал на колени и уткнулся лицом в мой живот, мне стало его жалко? Он так искренне раскаивался, так очевидно стыдился собственной вынужденной лжи, что мне и самой стало неловко. За то, что уж я-то откровенно лгу ему в глаза, притворяюсь кем-то другим и раскрывать карты до поры до времени даже не планирую. За то, что если он и был счастлив с Фэй (а на видео именно такое впечатление они вдвоем и производили), то уже никогда не будет, потому что теперь я настоящая стою препятствием между ними и вновь уступать свое имя и свою жизнь незнакомке-захватчице не собираюсь. Кевин убивался о том, что не спас ее, а я, как ни странно, даже радовалась, потому что не случись катастрофы, не столкни меня Джеймс с шоссе кто знает, что бы ждало настоящую Кристину?
Жалость такое чувство, оно как хамелеон легко маскируется под что-то другое. Мы думаем, что любим человека, а на самом деле жалеем. Мы считаем, что дружим, но по факту занимаемся благотворительностью опять же из сочувствия. «Бедненький, как он без меня». «Дурочка, она же пропадет без моих советов». Как часто люди попадают в ту же ловушку, в которую угодила я?
И если бы я знала, что ловушка эта распахнула свои обманчиво гостеприимные объятия, еще когда во мне только созрело решение притвориться Фэй, а поцелуй с Кевином лишь усугубил положение ни за что бы в нее не попалась.
Но я тогда не знала.
Что касается Сильвии, то она оказалась яркой шатенкой модельной внешности с неиссякаемым запасом сплетен на языке. Я переживала и напрягалась, продумывая поведение в роли Фэй, но напрасно всю дорогу мне оставалось лишь слушать Сильвию, поддакивать и к месту кивать. Она засыпала меня незнакомыми именами и подробностями чужих жизней, и в какой-то момент я отчаялась и просто перестала запоминать. Столько всего и сразу мой мозг не осиливал.
Несмотря на это, Сильвия мне понравилась. Она производила впечатление живого и незлобивого человека, легкого на подъем и открытого с друзьями. Но все-таки где-то в глубине души меня бесконечно точил червячок, что эта милая девушка дружит с Фэй, а не со мной настоящей. Глядя на нее, я вдруг заскучала по Джесс своей прежней подруге и соседке по квартире. Тихоня Джесс, с вечным пучком на голове, в джинсах и кедах, которая на вечеринках пополняла ряды «девочек, сидящих у стены», но зато превращалась в бешеную фурию, когда мы устраивали домашние пижамные вечеринки, накачивались пивом и ржали как сумасшедшие до утра. Именно она притащила в дом кота и твердо заявила, что теперь он будет жить с нами. Интересно, Джесс уже вышла замуж? Парни почему-то ленились как следует ее рассмотреть.
Редакция, которой заправляла Сильвия, мне тоже пришлась по душе. Несколько сотрудниц трудились за компьютерами, попутно обсуждая что-то между собой и названивая кому-то по телефону. Я с белой завистью смотрела на их маленькую, но несомненно дружную компанию. Хорошо бы работать в таком коллективе, щелкать по клавишам, пить кофе и обмениваться новостями! В соседнем помещении, оборудованном под съемочную студию, кипела жизнь. Седовласый интеллигентного вида мужчина в дорогом костюме нежно обнимал перед экраном объектива молодую красивую девушку. Когда я шепотом поинтересовалась у Сильвии, кто это такие, та сделала круглые глаза:
Ну ты что, мать, совсем после аварии из гнезда выпала? Это же Смагински, писатель, очень популярный сейчас. «Пять тысяч дней до восхода». Нет? Не слышала? Я его еле выцарапала для специального выпуска. А это его новая жена. Старая умерла от рака год назад. По телефону он сказал мне, что снова счастлив, и мы решили сделать на этом акцент для читателей, поэтому пригласили и ее.
Я с интересом рассматривала явно мезальянсную пару. Юная супруга, хоть и стильно одетая, показалась мне в чем-то диковатой. Как лесная кошка. Она щурила большие, чуть раскосые глаза после каждой фотовспышки и жалась к своему возрастному мужу. Про самого писателя я не знала совсем ничего четыре года назад такого имени на обложках еще не существовало но на фоне молодой красотки он выглядел бодро и свежо. Интересно, как бы отнеслась к новому браку его покойная супруга? Одобрила бы выбор, руководствуясь пожеланием «лишь бы любимый был счастлив»? Или расстроилась, что ее, состарившуюся и погибшую от страшной болезни, так быстро и легко заменили более свежим и не скоропорченым товаром?
От размышлений меня оторвала крохотная взъерошенная девчушка, которая прибежала по зову Сильвии и всплеснула руками:
Фэй! Что у тебя с головой?! Сильвия, почему ты мне заранее не сказала, что у Фэй с головой?! Как нам выпускать ее на камеру? А-а-а! А-а-а-а!
Вообще-то с головой у меня только внутри было все плохо, а снаружи я ее с утра помыла, причесала и уложила, но, похоже, мой внешний вид консультанта по красоте совершенно не устраивал. Меня куда-то потащили, усадили перед зеркалом, красили и делали прическу, подбирали наряды для съемки, попутно обсуждали, что я «стала сама не своя» и «так изменилась после болезни», и мне подумалось, что мир акул фэшн-индустрии опаснее, чем лапы Джеймса или псевдодружелюбность Мадам здесь настоящую Кристину раскусят в два счета по неправильно уложенной челке.
Зато кое-что полезное тоже удалось выяснить. Из болтовни редакционных девушек выходило, что загадочный друг Мадам по имени Гольденберг ни кто иной как избранный в этом году мэр, а Мадлена, «Золотой голос Венеции», его дочь. Я бы хотела исподтишка взглянуть на них, как смотрела на писателя, но они уже приезжали и давали интервью ранее, так что тут мне обломилось.
Правда, без неприятностей тоже не обошлось. После фотосессии, во время которой фотограф, молодой визгливый парень с длинными затянутыми на затылке в хвост волосами, постоянно выражал недовольство то моей позой, то выражением лица, я внезапно обнаружила, что моя сумка пропала. Совершенно точно помнила, что оставляла ее в студии на виду, и не понимала, как она могла исчезнуть, ведь вроде бы не спускала с нее глаз. Все бы ничего, если бы в ней не лежали бабушкины драгоценности стоимостью в миллионы!