Понеслась произнес он и услышал звук пронзающей воздух шайбы и щелчок скрещенных на точке клюшек.
Вбрасывание выиграл противник, что разозлило Вольского он ринулся за нападающим «Молота» вместе с остальными. Пас за пасом, и вновь пермяки в позиционной атаке хмурый Абдуллин готовится тащить. Команда нервничает, тренер с помощником напряжены до предела, а тут следующая картина
Гляньте на него! вырвалось у кого-то.
Я, Виталий Николаевич и все наши примкнули к бортику, чтобы лучше увидеть то, что происходит на льду. Вольский, будто сам не свой, рассекает по льду, отрабатывая в защите за троих. На его пути возник мчащийся с шайбой в сторону ворот Артема Абдуллина нападающий «Молота». Вольский догоняет его и сбивает с ног. В пределах правил, показывает арбитр. Шайба достается Илье. Он цепляет ее на крюк клюшки и несется в противоположную сторону площадки, а форвард «Молота» продолжает лежать на льду глядишь, все же назначат двухминутный штраф. Арбитры непреклонны, поэтому приходится подниматься. Желая отомстить своему визави, нападающий «Молота» бросается вдогонку за Вольским. Илья же, никого не замечая, мчится к чужим воротам, не отдавая шайбу ни своим, ни встречающим его чужим.
Во дает!
Один в ноль будет.
Отдай! 17-й открыт! истошно орал с трибуны Степанчук.
Начались в деревне танцы, отреагировал я.
Демон! Сейчас забьет, сказал Брадобреев.
Нет, не забьет, парировал Сергей Соловьев.
Спорим?
Забились.
Блин, нашли время! ворчал я.
Арсений Митяев в недоумении стучит клюшкой, требуя передать ему шайбу. Они с Вольским летели в зону «Молота» на параллельных курсах. Арс недовольно озирается в сторону скамейки запасных «Магнитки-95». Видит недоумение и там это явно ни с кем не согласовано. Вольский полностью дистанцировался от посторонних взглядов и восклицаний. Его волнует реакция только одного человека того, кто побудил его на совершение этого марш-броска. Илья уже не в силах остановиться: очень хочется доказать всем, что он достоин уважения.
Вскоре Илья позабыл и про это он на пределе сил и возможностей. С него ручьем лился пот, дыхание опережало обыкновенное тиканье часов. Он перебирал ногами по льду так быстро, что это движение невозможно уловить глазами. Он вцепился в клюшку; его глаза чуть ли не взрывались от напряжения, веры и желания. Взгляд устремился на вратаря команды противника, к которому Вольский с каждой секундой подлетал все ближе и ближе казалось, что ему уже никто не сможет помешать. Оставалось несколько мгновений до прицельного удара клюшкой по шайбе, которая точно попадет в ворота. Должна попасть в ворота! Обязана!
Где защита?! истошно кричал тренер «Молота».
Он направил всю энергию своего тела в одну точку все для прицельного щелчка, от которого наверняка сломается клюшка. Его сердце билось в таком бешеном ритме, что разгоряченное тело дрожало. Резкая остановка игры или промах стоили бы ему жизни. Кровь в Илье вскипела. Тут и наступил самый важный, волнующий момент Он уже не видел преследующих его хоккеистов, защитников и нападающих, своих и чужих. Он видел только вратаря впереди и несущуюся шайбу, которую Илья подгонял клюшкой. Она казалась ему сверхбыстрой кометой с блестящим хвостом, которая вот-вот устремится во вражеские ворота. Вольский даже на секунду представил, как он феноменально забросит шайбу без посторонней помощи, ни разу никем не остановленный; вообразил, как объедет чужие ворота, всплеснет от радости руками, цинично улыбнется вратарю, окунется в объятия и похвалы одноклубников, а потом невольно поймает мой недовольный взгляд, взгляд побежденного человека, который убедится в том, что чудовищно ошибался. Потом Илья весело отобьет подставленные кулаки всех сидящих и запрыгнет на скамейку через бортик. И никто уже не вспомнит про то, что он весьма эгоистично провел шайбу до чужих ворот через всю площадку под ошалелые взгляды товарищей, с которыми должен был поделиться. Предвкушение гола на секунду стало самым важным моментом в его жизни, но желаемому не суждено сбыться.
Внезапно Вольского поразило, словно ударом молнии. Ее воображаемый электрический разряд прошелся по всему раскаленному телу хоккеиста от головы до ног и рук, по каждой клеточке. Он прошел по ногам, которые затряслись и перестали держать его, по рукам, которые мигом ослабили хват, по спине, которая не удержала осанку. Он даже не успел понять, откуда последовал удар. Его источник нападающий «Молота», которого в самом начале атаки неловко опрокинул Илья. Парень настиг обидчика и со всей силы отомстил дерзкому форварду, исподтишка зарядив по нему клюшкой.
Сокрушительный удар. Защиты на Илье будто и не было вовсе. Парнишка из «Молота» невольно вырубил Вольского: удар по плечу и частично по шее достиг мозга и сердца, что вмиг отключило Илью, как короткое замыкание отключает электрическую сеть. Вольский никак не предвидел такого исхода, поэтому до ужаса напугался столь странному состоянию. Все его ощущения и мысли мигом улетучились куда-то в небытие, за пределы телесной оболочки; ему показалось, что и душа тоже покинула тело И это тело просто свалилось как старое пальто с вешалки прямиком под свисток арбитра, зафиксировавшего грубое нарушение. В глазах у Ильи потемнело; ноги надломились, словно спички. На скорости Вольский рухнул на лед и врезался в борт за воротами «Молота».
Единственное, что Илья успел сделать, прежде чем потерять сознание, это прикрыть решетку шлема крагами. Пронзительную боль от столкновения с бортом он уже не почувствовал. В этот момент все затихло, все потеряли дар речи и устремили свои взгляды на то, что произошло на льду. Тишина продлилась пару секунд, затем по скамейкам и трибунам прошелся шумок негодования. Такое периодически происходит, поэтому все до последнего думали, что Илья лежит и по-мужски терпит сковавшую его боль и сейчас непременно поднимется. Но Вольский продолжал лежать неподвижно.
Этого еще не хватало. Вольский, вставай же, вставай, сквозь зубы приказывал ему я, но тщетно. Степанчук как ответственный за ребят и их здоровье уже мысленно сел на нары.
Страх, пробежавший неприятным холодком по спине, неизвестность, удивление, томительное ожидание и абсолютно неуместный интерес что только не витало в воздухе. Среди хоккеистов наконец-то проснулось сопереживание, волнение и сострадание к другу. Присутствующие на льду уже давно обступили лежащего без сознания Вольского: даже хоккеисты из другой команды, даже арбитры все просто стояли и смотрели
***
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам сущность его уничтожается на глазах, перестает быть. Но когда нечто умирающее есть человек, человек знакомый, близкий, любимый тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется смертельная печаль, надрыв и духовная рана, которая так же, как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится прикосновения извне.
Для всех Вольский неотъемлемая часть команды, часть единого кулака. И эта часть исчезла. Что же, спрашивается, будет с таким неполноценным кулаком? Ответ очевиден. В особенности тогда, когда команда и так не в очень хорошем состоянии. Что же, спрашивается, будет с тренером, с его ассистентом, если этот надрыв, полный боли и сострадания, постиг абсолютно всех, кто стал невольным свидетелем разыгравшийся в тот день драмы?
Я и Степанчук чуток помешкали и, поскальзываясь на льду, спешно устремились к Илье. Он лежал на животе и не шевелился. Вокруг него сомкнулось плотное людское кольцо, но ближе всего к нему стояли и сидели хоккеисты его команды. Не каждый день сталкиваешься с таким.
Врач, где врач?! Где он, когда так нужен?! спрашивал кто-то с дрожью в голосе.
Словно танк и бульдозер, Степанчук и я растолкали столпившихся хоккеистов в разные стороны. Увидев воочию лежащего Вольского, мы тоже ощутили тот самый страх, витавший вокруг травмированного (или чего похуже) 16-летнего хоккеиста. Будто вся неопределенность и грусть момента сосредоточилась тогда именно в этом месте. Я с каменным лицом оглядел хоккеиста остальные ничего не предпринимали. Рот немного приоткрыт, глаза закрыты, но плотно не зажмурены, кожа побелела от холода, на щеках, лбу, бровях и ресницах блестели капельки пота, дыхание едва уловимо. До пульса еще нужно докопаться через толстый слой экипировки. При беглом осмотре можно заключить, что Илья безмятежно спит. Но это хуже, чем сон. Все стояли в недоумении.
Что же вы стоите?! растерянно и одновременно зловеще рявкнул Степанчук, сварганив фирменную физиономию (все мышцы его лица напряжены, а глаза вытаращены).
Чибриков с Бречкиным искали виновника происшествия в толпе. На первых порах они хотели хорошенько его отделать, положить рядом с Вольским. Плевать на штрафы и возможную дисквалификацию.
Мое же лицо не выражало абсолютно никаких эмоций я стоял перед Вольским на коленях, ощущая жуткий холод от исцарапанного льда: «Этого ты хотел, засранец?» думал я, аккуратно снимая с него шлем. Подложив ему под голову крагу, я прощупал пульс на руке и на шее слабый и неровный. Я раскрыл его веки, стараясь не делать резких движений, увидел бессознательно потемневшие глаза.
Я поднялся и спокойно объявил:
Пошлите скорее за доктором человек без сознания, меня поразило, что обозначенная профессиональная помощь только лишь коснулась льда где-то позади. Промедление может стоить нам очень дорого. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?
Хладнокровие, бессердечность и отсутствие хоть какого-нибудь сострадания от моего имени поразили присутствующих. Магнитогорских хоккеистов особенно. Они, конечно, догадывались, что я способен на такое, но никак не ожидали того, что я останусь в стороне от беды. Я и сам не ожидал. Роль, всего лишь роль От собственного поведения мне самому стыдно и тошно, но ненужные эмоции я подавил и внезапно словил злобно-серьезный взгляд Митяева, который стоял ближе всех ко мне. Я посмотрел на Кошкарского и Брадобреева их глаза говорили мне: «Ты не человек ты бессердечная машина!» Я отвернулся от них и вышел из толпы. Наверное, полкоманды хотело положить рядом с Ильей меня, а не форварда «Молота». Предысторию знали все.
Это одновременно спокойное, тихое, мирное, размеренное, сонное, умиротворяющее чувство окрыленности и пустоты, радости, смертельной скованности, отчаяния и печального осознания конца, который постепенно переходит в страх, привычку, а затем и в телесное и душевное тление. Вольский чувствовал, что находится в каком-то глубоком сне, полном неизвестности: все перед его глазами заблестело, словно в облаках. Его одолевало приятное чувство отторжения от прежней жизни, от всех ее трудностей, условностей, проблем, границ пришло осознание того, что все кончилось, мучения и недоразумения позади, волнения завершились, как и напряжение с нервяками все это в прошлом, все кончилось.
Странно, но в последнее время все хорошее в жизни Илья начисто забыл, поставив перед собой только самое негативное, поэтому в первые минуты пребывания в новом и необычном для него состоянии он не вспомнил про хорошее, а когда вспомнил, то это заставило его занервничать, напрячься, открыть глаза и не поверить тому, что происходило вокруг. Состояние странное и волшебное, даже пугающее; к тому же Вольский погрузился в него неожиданно он мог сию секунду нарушить тонкую незыблемость, помешать окружавшему его равновесию. В первые минуты явно не хотелось производить столь значительные изменения, побаиваясь не пережить их. Либо он просто обрадовался этому, хотя и внезапная радость заставила его ужаснуться.
Вольский так и лежал на холодном льду, на том же месте. Он лежал и не хотел ничего менять, был спокоен и равнодушен, будто все знал и со всем смирился, что бы с ним ни приключилось дальше. Время остановилось. Вокруг царило обилие света и холода, так что Илья даже немного замерз мысленно: он знал, что ему холодно, но не чувствовал этого его голова не дружила с телом. Еще бы, покойники ведь существа бесчувственные. Форвард лежал неподвижно, словно он спит и видит прекрасный сон. Но неизвестный голос пробудил его
Вначале шумы, которые слышал хоккеист, издавались тихо и неразборчиво. Но потом их источник резко приблизился к нему, и непонятные звуки стали похожи на голос, рождающий отдельные слова, которые органично образовывали предложения:
Я чувствую, что ты боишься. А ведь секунду назад бесстрашным был. Желал ведь распрощаться с жизнью, которая тебе надоела, наскучила, замучила тебя. А сейчас все свершилось так, как ты и хотел. Ты не рад? Наверное, еще не понял, где ты и в каком состоянии. Так уж и быть, я дам тебе пару минут отдышаться и прийти в себя. Хотя о чем это я? Здесь никто не дышит, и времени как такового нет, голос показался Илье знакомым, но он никак не мог собрать все разлетевшиеся на осколки мысли в одно целое и постараться идентифицировать его. Хоккеист чувствовал пугающее опустошение, будто вся его память, все его мысли, характер, поведение и инстинкты стерлись, поэтому полагаться ему не на что. Даже свой голос, ставший тихим, хриплым и грубым, Илья не узнавал. Хоккеист не мог пошевелиться: наверняка пролежал на этом месте целую вечность и вмерз в лед.
А лежал он на знакомом ему катке в хоккейной школе, на том же льду, за теми же воротами «Молота», у бортика. Ледовый совершенно опустел. Илья слышал один только странный посторонний голос и ненавязчивый гул то ли холодильного оборудования, то ли ветра снаружи. Поразительным для него стало также то, что на обычно плохо освещаемом катке теперь стало ослепительно много белого света. Куда-то подевались немногочисленные зрители, исчезли команды и обслуживающий персонал.
Чувства медленно возвращались к Вольскому неизвестный голос нарушал ласкающую уши вечную тишину. Илья впервые постарался подняться, но не получилось тело его не слушалось, он его попросту не чувствовал, ему просто внушалось то, что тело у него есть. Присутствовали всего лишь вольные мысли, простейшие умозаключения и свободная душа. Вновь послышались слова, исходящие от расплывчатого силуэта, глядевшего на Илью сверху вниз:
Не вставай, Человек словно ощущал все чувства и мысли, одолевавшие Илью. Не надо этого делать, спокойно твердил силуэт, подошедший к хоккеисту. Лежи спокойно, наслаждайся умиротворением, пока есть время ты всю свою жизнь ждал этого момента. А тот мир, из которого ты ушел, никогда бы не предоставил такой возможности, Илья крепко зажмурил глаза и медленно открыл их снова. Ярчайший поток света на секунду ослепил его. Человек весело и удивленно произнес еще одну реплику. Не узнал, что ли?
Неизвестный отошел в сторонку, облокотился об бортик и спросил:
Итак, что ты хотел этим доказать? собеседник пристально изучал Вольского. Сам Илья лишь слушал его и старался узнать говорящего, но пока был не в силах этого сделать. Чего ты хотел этим добиться? Доволен теперь? Видимо, ты всегда мечтал закончить свою жизнь именно так. О карьере вообще молчу.
Я умер? смог вымолвить Вольский, не узнав собственного голоса. Он понимал, что его желания стали явью, а когда он произнес свою догадку вслух, то удивился и одновременно испугался как ребенок. Вот до чего доводят безрассудные желания.