Тебе тоже нужно, настаиваю.
Я крепче, мотает головой и быстро прячет банку обратно.
Не было бы у нас этих банок сейчас, если бы не он. И у Леннона с Умником также не было бы шанса. Как и у меня, впрочем.
Richard Walters Unconditional
Это было давно но и не в первые дни, впрочем. Я что-то сделала, наверное, снова грибов набрала, а он опять заметил и орал на меня. Я, конечно, огрызалась, и тогда он произнёс эту фразу: «Что бы это ни было, мы вляпались из-за тебя». Потом добавил: «Я в этом уверен». Вот если бы не добавка, у меня не возникло бы даже сомнений, что фраза касалась грибов и прочих моих действий, влекущих потенциальные проблемы. Но вот, «Я в этом уверен» как-то разрушило всю картину. В то время я начала уже сомневаться в собственных способностях, и у меня появились мысли вроде «может, дело не в том, что я меньше всех помню, а в том, что я просто-напросто тупее всех остальных, а не умнее, как мне думалось в самом начале?». Моё непонимание разговоров (хоть своих, хоть чужих) и остающиеся не отвеченными вопросы стали хроническими, и мне это уже было привычно, поэтому я быстро забыла нашу очередную ссору и его слова.
И вот именно сейчас, когда мы оба худые, как скелеты, сидим в его хижине и смотрим друг на друга, в моей памяти вдруг всплывает этот эпизод. И мне приходит в голову, что ключ ко всему мне вручили в самом начале, просто я, недотёпа, сунула его в дальний карман и забыла.
Ты помнишь что-нибудь? спрашиваю его прямо.
Он отводит глаза и молчит.
Ты помнишь, отвечаю за него.
В моих словах грусть, потому что если он помнил, почему не сказал? Больно думать, как много ошибок я могла бы избежать, насколько счастливее была бы в эти месяцы, насколько счастливее был бы он и я в этом не сомневаюсь, потому что вот уже несколько дней живу с ним в сознании, сплю в его руках, смотрю в его глаза, отвечаю на его поцелуи «Я с краешку».
Ты с самого начала всё помнил?
Мне не хочется быть с ним холодной, да и нет на это права, но по-другому никак не получается.
Нет, сразу отвечает, и я выдыхаю.
А когда?
Он тянет с ответом, долго качает головой, будто сам не верит.
Когда ты болела и совсем мало.
Я соображаю долго.
Когда я болела? Это в самом начале?
Сейчас.
Он поднимает глаза, а я могу смотреть в них вечно. Со всеми остальными иначе: долгие взгляды причиняют мне дискомфорт, я их избегаю, всячески уклоняюсь и строго лимитирую. А вот с ним совсем другое дело.
Почему мне так уютно с тобой? неожиданно для себя самой спрашиваю.
От этого вопроса его лицо становится светлее и мягче, он начинает немного улыбаться.
А ты как думаешь?
Я думаю, всё дело в том
Понятия не имею, в чём. Вернее, уверена, что моя в него влюблённость и это чувство всепоглощающего комфорта, когда он рядом, не связаны. Может, и связаны в том плане, что влюблённость производное, а не наоборот, но я думаю, что помимо любви есть что-то ещё. Нечто гораздо большее.
Его лицо из мягкого становится болезненным.
Ты даже не представляешь, как сильно меня напугала.
Очень хорошо представляю. Я испугалась не меньше, когда все спасались от цунами и бросили тебя
Не все. Ты не бросила.
Он щурится, хотя солнца в хижине не бывает, и от его улыбки на меня накатывает неудержимое желание поцеловать его в губы, но недавно пережитый разговор с Рэйчел быстро возвращает на землю.
Тебе их не жаль? спрашиваю.
Кого?
Альфию и ребёнка.
Жаль.
Он отворачивается, выуживает откуда-то яблоко и, сунув его в мои руки, садится ближе к свету, рядом со своим рюкзаком. Вынимает заготовленные прутья, выбирает один из них и начинает вытачивать стрелу. Это его рутинное, ежедневное занятие, потому что вытачивание стрел экономит время в лесу ему не приходится искать их.
Тогда почему ты не идёшь за ней?
Потому что занят.
В его тоне раздражение. Взбесившийся океан раздражения.
Разве Я знаю, чем ты занят, и безмерно благодарна, но объективно, есть вещи поважнее.
Какие, например?
Ей нужна помощь. Нет, она в ней нуждается.
Я не могу разорваться. К сожалению, на всех меня не хватит.
Альфа
Его аж передёргивает. Интересно вот, насколько сильно он ненавидит своё имя, настолько же сложно мне его произносить. Он называет меня «Седьмая», и это просто номер, то есть, вещь обезличенная и успокаивающая тем, что временная. Каждый из нас, хочет верить, что всё это выживание когда-нибудь закончится.
Альфа, она беременна.
Сочувствую.
У меня шок, и, видимо, поэтому я сижу с открытым ртом. Где Рэйчел? Пусть посмотрит на него сейчас! И пусть вспомнит все свои песнопения в его адрес. Как она там говорила? Он помогает всем? Он заботится, поэтому его любят? Он даёт людям чувство безопасности?
Его рука стёсывает кусочки дерева с будущей стрелы с явным остервенением.
Ты должен ей помочь Все так считают, все этого ждали ждут.
Боюсь, на этот раз не получится.
Что и ребёнка своего тебе не жаль?
Охотник прекращает стругать прут, который явно испорчен он уже вдвое короче его обычных стрел.
Какого ещё «своего» ребёнка?
Она беременная, Альфа! мои нервы тоже не железные.
А я тут при чём? вспыхивает он.
Ты? Ты
Мне кажется, я задыхаюсь. Все слова разбежались, и собрать их во что-нибудь вменяемое мне удаётся не сразу.
Вы спали в одной хижине! Все это видели!
Ты месяц спала в палатке Леннона. Мне что, озаботиться ещё и тем, что ты беременна? Лучше не надо! Беременность и роды в этом лесу ты точно не переживёшь, и, боюсь, на этот раз я буду бессилен!
Он орёт. Если у него и был какой-нибудь хитрый план, то теперь вся деревня в курсе, что он вполне вменяем.
У меня трясутся руки. И я уже, оказывается, давно рыдаю. Только теперь заметила.
Он швыряет испорченный прут в костёр, вынимает новый и берётся за него. Пока я молчу, дело спорится будущая стрела похожа на будущую стрелу.
Рэйчел говорит, что ты отец.
Забавно, хмыкает. Рэйчел знает обо мне больше, чем я сам.
Я начинаю рыдать ещё сильнее. Слёзы просто душат.
Это не ты?
Это не я.
Интересно вот: от плохих новостей я расстраиваюсь, но держу себя в руках. А стоит обрушиться новостям хорошим и выдержке конец. Слёзы, как горная река.
Ты уверен?
Абсолютно.
Я просто мало помню
Мой нос полон соплей и дышать приходится ртом, а поскольку вся эта беседа эмоциональный предел, из меня иногда вырываются некрасивые хлюпающие звуки.
Только сегодня, а точнее, сейчас, Рэйчел объяснила мне что такое ну, секс. Мы ничего такого с Ленноном не делали! И я помню об этом настолько мало да ни черта я не помню! Вообще, ничего! Поэтому, думаю, у меня этого и в прошлой жизни не было.
Он замирает. Смотрит прямо перед собой на тонкие лучи света, сочащиеся из изгороди, потом медленно поворачивает голову, и мы оба зависаем в глазах друг друга.
Ты не девственница.
У меня мороз по коже. И приступ неукротимых слёз в миг вылечен.
Тебе откуда знать?! выпаливаю я.
Его глаза сужаются. Такого выражения на его физиономии я ни разу ещё не видела. Даже дышать перестаю в предвкушении того, что он ответит.
Ложись спать. Этой ночью мы уходим.
Глава 3. Бегство
Motion Sickness Phoebe Bridgers
На мне куртка и рюкзак. В рюкзаке только лекарства. Всё тяжелое у него: наша одежда, спальники, мачете, запасы еды, палатка, нож, копьё, бутылки с водой и туалетные принадлежности. И всё равно я еле ноги волоку.
Рюкзаки собирал Альфа. Запасы еды тоже. Я понятия не имела, что у него всё давно продумано, рассчитано, заготовлено: сухие фрукты, вяленая рыба и мясо. Даже сахар есть кусочками и несколько консервов не всё, оказывается, он отдал тогда Цыпе.
Я сама себя не узнаю: он сказал пора, и я встала, натянула куртку, повесила на себя рюкзак и вышла. Теперь вот топаю вслед за ним и не задаю вопросов. Не то что бы мне было не интересно, куда мы идём и почему выбрали этот путь, просто я уверена в его решениях.
Мы почему-то и в лес не пошли, и не спустились на пляж. Насколько я могу ориентироваться в темноте и узнавать местность, наш маршрут проходит вдоль побережья, но на возвышении. Мы проходим все точки, где в долгосрочном плане планировалось выстроить все десять срубов.
Уже очень короткое время спустя я с трудом передвигаю ноги чтобы сделать шаг мне требуется усилие. Всё дело в ночном времени я в этом уверена, просто мой организм дневная птица, а не ночная.
Можно передохнуть? спрашиваю у него, вконец выбившись из сил.
Он останавливается, смотрит на меня с некоторой обречённостью, затем вздыхает и говорит:
Снимай рюкзак.
Да я сама понесу! Только давай немного передохнем.
Некогда отдыхать.
Альфа протягивает руку и не грубо, но всё-таки резковато стаскивает с меня рюкзак.
Ты думаешь, они станут нас преследовать? Считаешь, им заняться нечем?
Не знаю, отвечает он. В последние дни так и было.
Ясно, значит, мы перестраховываемся. Что иногда тоже нужно.
Но почему нельзя просто передохнуть? Ночью идти опасно. Давай дождёмся утра?
Дойдём до лагуны, тогда и остановимся. Минут на двадцать.
Я в ужасе: такое расстояние, да ещё ночью, мне точно не пройти. Мало того, что силы не восстановились после болезни, так ещё и куртка в ней тяжело идти! Раньше я в куртке только спала.
Спотыкаясь и еле перебирая ногами, я стараюсь не отставать от него.
Ты правда, думаешь, они за нами пойдут?
Теперь у них есть всё, кроме развлечений, отвечает он, не задумываясь. Гоняться за ведьмой очень увлекательно, а ненавидеть вообще, любимое занятие всех времён и народов. Очень выгодно отвлекает от проблем насущных и тяжело решаемых. Сложно придумать, как пережить зиму без овощей и фруктов, но можно легко избавиться от ведьмы. Реальную проблему это не решит, но позволит чувствовать себя лучше.
Они всерьёз ненавидят меня?
Альфа останавливается и некоторое время очень внимательно рассматривает моё лицо.
Я не знаю. Ты почти всё время сама по себе. Если бы больше проводила с ними времени, у тебя однозначно было бы больше шансов на их снисхождение.
Терпеть не могу снисхождение!
Даже ценой жизни?
Я не знаю, что на это отвечать. Слишком сложный вопрос для моей скудной памяти и ненадежно работающего мозга.
И Леннон тоже меня ненавидит?
Не знаю.
Чуть погодя он решает всё же добавить:
Леннон нет. Леннон точно нет.
Как только мы, с горем пополам, добираемся до скалы, я получаю долгожданные указания:
Посиди пока, передохни.
Альфа вынимает из своего рюкзака верёвку. Она связана из двух: первую, пластиковую изумрудного цвета, мы нашли на побережье, вторую, сделанную из натуральных волокон, Альфа принёс из землянки, ещё когда наткнулся на неё в первый раз.
Что ты будешь делать? спрашиваю.
Мы спустимся в низину тем же путём, каким однажды поднялись сюда, на скалу. Это сэкономит нам несколько часов пути.
Гениально! Только теперь я понимаю: если бы мы пошли по пляжу, на весь путь в моем нынешнем состоянии ушёл бы день, не меньше. А так, когда спустимся, нам уже будет рукой подать до лагуны. Там и отдохнём.
Альфа привязывает верёвку к своей талии одним концом, а второй обвязывает вокруг меня.
Ты первая. Как только спустишься до выступа, подожди меня. Длины верёвки до конца лаза не хватит.
Хорошо, подожду.
Мне бы сейчас главное только спуститься в целости и сохранности, как он и предполагает, а не шлёпнуться. Недостаток сил и слабость это только одна проблема, вторая заключается в том, что я ещё и соображать стала хуже.
Свесив в лаз ноги, я долго не могу решиться опустить туда же живот.
Не бойся, приободряет меня мой спутник. Я удержу.
Минут десять спустя, когда я в гордом одиночестве сижу на выступе и жду, пока он тоже слезет, меня развлекают размышления о том, что всего нескольких его слов обещания удержать хватило, чтобы я тут же рванула вперёд.
Вместо Альфы первыми появляются наши рюкзаки. Я ловлю их и отвязываю.
Зачем? спрашивает он, спустившись.
И до меня только теперь доходит, что верёвка нужна была только для того, чтобы спустить рюкзаки и меня. Я третий рюкзак, самый тяжелый.
И самый ценный, добавляет Альфа.
Последняя фраза у меня вслух что ли вылетела? Господи, что же делать с головой Но «самый ценный» мне очень нравится. Невообразимо сильно, так, что я аж до ушей улыбаюсь, и мне приходится отвернуться, чтобы он не заметил.
Дальше я спущу тебя на верёвке, объясняет Альфа. Но, если её длины не хватит, тебе, возможно, придётся спрыгнуть. Сможешь?
Конечно, обещаю я. А как спустишься ты?
Тяжко вздохнув, он обрисовывает свой план:
Пока ствол дерева будет достаточно узким, и я смогу его обхватывать, буду ползти. Как только он расширится настолько, что мне никак его не обхватить, привяжу верёвку и спущусь по ней. Надеюсь всё получится.
И мне становится ясно: наш гениальный план это только для меня расслабленный безопасный аттракцион, а для него испытание.
Слушай, говорю ему, там внизу была умершая ветка. Я её запомнила, потому что она тянулась-тянулась к свету, но так и не дотянулась. Предлагаю вот что: полезем до этой ветки по очереди, потом ты спустишься первым вниз, а я перекину верёвку через ветку её длины должно хватить и присоединюсь к тебе. Потом просто выдернем её конец. Так и для тебя безопаснее будет, и верёвку сохраним.
Альфа смотрит на меня с недоверием:
Я не помню там никаких веток.
Просто ты невнимательный.
Я лезу первая. Как только добираюсь до ветки, усаживаюсь на неё в том месте, где она прикреплена к стволу, и отвязываю верёвку.
Ну что? кричит мой напарник. Есть там эта ветка?
На месте, ору в ответ. Спускайся давай!
Вместо него опять первыми вниз съезжают рюкзаки. Я думаю: почему просто не сбросить их отсюда на землю? Биться-то там особо нечему.
Добравшись до меня, начальник миссии, в конце концов, хвалит:
Молодец, Седьмая. Верёвка нам ещё пригодится.
Он тоже пропускает ветку между ног и садится позади меня.
Я думала, ты сразу вниз спустишься.
Немного передохну.
Он запыхался: ползти, упираясь руками и ногами в отвесную стену скалы, а спиной в ствол дерева довольно непросто, опасно и требует немало сил. Он тоже устал. И он тоже после болезни.
Я вот всё думаю, начинаю и намеренно замолкаю.
Не проходит и минуты, как он любопытствует:
О чём?
Ну вот, ты же сказал, что кое-что вспомнил, когда я болела. Правда, не сказал, что именно, но ладно, допустим, это так. Но ведь поцеловал-то ты меня до того
Допустим, соглашается он.
Раз поцеловал, значит, выбрал. Ты же не из тех, кто целуется просто так?
Не из тех, основа соглашается он.
Если ты меня выбрал, то мне хотелось бы знать, почему?
Вместо ответа, я слышу позади себя шорох, а когда оборачиваюсь Альфы и след простыл он уже спускается по верёвке, да ещё так шустро! Не то, что пауком по стене лезть!
Когда очередь доходит до меня, я приземляюсь не на груду веток и обломков камней, оставшихся после цунами, а прямиком в его руки. И это нравится мне не меньше, чем «Самый ценный рюкзак».
Так что там? Почему из нас двоих ты выбрал меня? напоминаю вопрос, пока ответчик упаковывает верёвку обратно во внешний карман своего рюкзака. Только честно.
Из вас двоих?
Он бросает на меня какой-то, мягко говоря, недружелюбный взгляд. Потом ещё один, и на это раз я бы назвала его злобным.
Ну, между мной же и Цыпой ты выбирал? Или там ещё кто-то был?
Поднявшись, надев на себя оба рюкзака и сделав первый шаг по ему одному известному пути, Альфа, наконец, открывает рот, чтобы ответить:
Ты своенравная, своевольная, болезненно относишься к свободе. Ты умная, справедливая. Ты можешь быть нежной и заботливой, но не для всех и не всегда. Это нужно заслужить или заработать. Может быть, поэтому твои забота и нежность воспринимаются по-другому, их ценность выше. Намного, гораздо выше. Они как награда или наркотик. Их не просто хочется получить, ты становишься одержим вначале желанием, потом потребностью. В тебе так много красок, что окружающие блёкнут на твоём фоне, становятся неинтересными, скучными. Пресными. Утомительными. И только за тобой хочется бежать, искать тебя, а поймав, всеми силами держать, но ты всё равно выскользнешь. Снова убежишь, но недалеко ровно туда, где я снова смогу тебя найти. Гармония. Это называется гармония. Для кого-то твоя пестрота это слишком. Кто-то хочет линейности и покладистости, и в этом их комфорт. Для кого-то даже в тебе мало огня, а для меня в самый раз.