Вам не хватало еды с Хромым? Ну, когда вы
Одна птица на двоих на неделю.
О боже вырывается у меня. А вода?
С водой нормально было достаточно ручьёв. А если их не было, твоя бутылка спасала. Я поведу нас тем же путём, чтобы гарантированно пить. К тому же, я думаю, в эту пору в горах нас уже будет ждать снег это упраздняет проблему воды, но поднимает другую
Мы можем замёрзнуть, заканчиваю за него я.
Не замёрзнем! Но мне не нужны дополнительные проблемы, его взгляд нервно устремляется в сторону Цыпы то есть, Альфии.
Как я могла Как же я могла быть настолько уверенной, что он влюблён в неё?
А я думала, вы друзья
Он поворачивается снова ко мне и многозначительно смотрит. Так долго, что всё это наше странное приключение успевает промчаться перед моими глазами.
А ещё ты была уверена, что я не просто враг тебе, но и угроза всему человечеству, напоминают мне.
Не всему, а только девятнадцати уточняю, потупив взгляд в костёр.
Наелась? спрашивает он строго и с нажимом.
Да, отвечаю, зная наперёд, что он сделает.
И когда его нога заканчивает пинать наши палочки с кусочками печённой касатки в костёр, довожу до его сведения.
Ну и зря. Сырая туша к вечеру сгниёт, а вот приготовленная рыба сохранилась бы гораздо дольше. Мы могли бы и вечером поесть, и завтра пообедать ею. А припасы сохранили бы на худшие времена
Теперь его распирает от эмоций так, что ступни не могут спокойно стоять на месте. Я узнаю шквал, который он никак не может утихомирить внутри себя, в том, как безумно и часто его дыхание. Но мудрости во мне всё-таки прибавилось за эти месяцы: намеренно не отрываю взгляд от костра, избегаю столкновения с ним.
И это момент моего триумфа. Я знала, что он сделает, но не остановила, потому что его страхам нужен был выход. Какой-нибудь показательный акт вандализма, чтобы восстановить пошатнувшийся статус главаря. Пьедестал, с которого ему проще будет в будущем сообщать свои решения. Я молча смотрела, как он гробит час нашего труда с голодухи мы нажарили мяса касатки в пять раз больше, чем способны съесть, потому что осознанно приняла первенство и превосходство.
Главное, что я теперь понимаю это важно не только для него, но и для меня, для выживания нас обоих. Это не приключение, это испытание.
Но он, оказывается, тоже способен признавать поражение. Пару минут спустя, совладав с эмоциями, как ни крути, никогда не ведущими к разумности, заявляет:
Хорошо. Спасибо за это замечание. Мы задержимся ещё на пару часов и пережарим всю оставшуюся непорченую рыбу. Много там осталось?
Всё, что было рядом с головой и внутренностями уже можно выбросить. Но и осталось тоже достаточно. Нам хватит.
И как же хорошо, что ему не нужно идти на охоту! А мне не нужно оставаться одной и ждать его. Пусть и злой, всё же спокойнее, когда он рядом.
Нам важно сохранить твои силы, добавляю, подумав. Иди поспи, а я пережарю оставшееся мясо.
И, само собой, получаю:
Нет. Это твои силы нам нужно беречь. Поэтому отправляйся-ка в палатку, а я займусь устранением своей оплошности.
И он тоже получает «нет».
Чтобы не рассориться с ним опять, мне приходится отойти в сторону за хворостом, но Альфа, похоже, не доверяет уже никаким кустам в этой местности идёт за мной.
Потом, пока он молча точит из тонких веток стержни для гриля, я нарезаю мясо для выпечки: партнёры это всегда двустороннее движение и компромиссы. Ему придётся это понять и принять так же, как поняла и приняла его первенство я.
А теперь иди в палатку отдыхать, командует он.
И я слушаюсь, хотя мясо ещё не всё разделано.
Я просыпаюсь от яркости. Солнце светит теперь с другого боку. Оно стало красновато-жёлтым, и его лучи, просачиваясь через голубую ткань палатки и смешиваясь, кажутся зелёными. Только тени сосновых веток так же размеренно и спокойно раскачиваются, словно внушая, что вечность существует.
Чем занимается самый сладкий мальчик? издалека разрезает мою безмятежную вечность вязкий и приторный, как мёд, голос.
Я бы никогда не додумалась такое ему сказать. Да что там, мне бы никогда не пришло в голову, что он «сладкий». И что со мной не так?
Само собой, мой глаз мгновенно находит щель в дверном проёме палатки. Альфа сидит у костра ко мне спиной, и с высоты мне видна только его кудрявая макушка. Цыпа стоит напротив и улыбается. Её улыбка, в отличие от голоса, очень натуральная, мягкая, радушная. Мне уже сотню лет так никто не улыбался, и от этого как-то очень сильно щемит в груди. Такое чувство, словно вся моя жизнь состояла из таких вот точно улыбок, и сейчас всё моё существо неосознанно по ним тоскует.
Альфа ничего не отвечает, и прекрасная улыбка на её лице фатально тает. В последней надежде Цыпа выбрасывает белый флаг:
Я только хотела сказать, что очень рада вас видеть В одиночестве так тяжело Я правда я искренне очень рада видеть вас обоих.
Мы рады, что ты рада, отвечает он, наконец, а я аж выдыхаю.
Альфа молча поднимается, переходит на другую сторону костра и снимает очередную порцию жареной рыбы, сгребая её на тот же камень, который мы использовали раньше для остывания.
Его голова оказывается на уровне Цыпиной талии, прямо рядом с ней, и я как в трансе вижу её руку, мягко опускающуюся на его волосы.
Господи, совсем тихо говорит она, какой же ты всё-таки сладкий
Одного взгляда на его лицо мне достаточно, чтобы понять: всё со мной так. От эпитета «сладкий» его лицо скривилось до такой степени, что начинает напоминать акулий оскал. У меня аж кожу вспучивает пупырышками от яркости впечатлений. И уши прижимаются к черепу.
В какой-то момент мной вместо ревности овладевает страх, что он сейчас развернётся и с размаху
Я только хотела спросить, нет ли у вас лишней еды? Так вкусно пахнет сразу исправляется Цыпа, доперев, видно, наконец, что её милого Альфы больше нет.
А тот выпрямляется и кажется рядом с ней горой.
Слушай Я сейчас скажу важное. Очень важное. Поэтому собери все свои выдающиеся способности и услышь меня.
Слушаю.
Собирай вещи и возвращайся в лагерь.
Я хочу пойти с вами.
Альфа качает головой:
Нет.
Но почему?
Ты знаешь.
Можно мне еды? Немного.
Он стоит и молча на неё пялится. Потом, наконец, медленно и очень чётко произносит:
Я не буду тебя кормить. И тебе не удастся меня разжалобить.
Её будешь?
Буду.
Почему?
Потому что «запах», ухмыляюсь про себя.
Серьёзно? Мне сейчас перед тобой отчитаться? Или можно позже?
Не отчитывайся. Просто объясни. Неужели трудно?
Не трудно. Не вижу необходимости.
И всё-таки, мне хотелось бы знать, Альфа. Мы ведь дружили с тобой, всё было хорошо. И тут вдруг она. Почему она?
Я смотрю, у тебя привычка не внимать с первого раза. Но мне не сложно, я повторю: нет у меня желания делиться личным с теми, кого оно не касается. Это ясно? И ещё раз: я не буду тебя кормить. Возвращайся сейчас, если хочешь выжить.
Я никогда не видела тебя таким
Он с самого начала моей болезни такой. Только иногда случаются редкие проблески как раз в такие моменты мы и целуемся.
Глаза у Цыпы такие красные, что она похожа на Белого Кролика. А я думаю: как хорошо, что Цыпа нам попалась не только мне огребать.
Иди в деревню, повторяет он чуть тише, но нисколько не ласковее.
Можем мы хотя бы дружбу сохранить?
Есть мнение, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может.
Но мы ведь дружили!
И дружба эта закончилась чем? Сейчас оставь меня в покое. Седьмая вон свободна вы ведь, кажется, друзья? Или это тоже в прошлом?
Меня аж передёргивает.
Альфа, я тебя не узнаю! Что с тобой случилось? не унимается Цыпа.
Осточертело всё.
И даже я?
Ты в первую очередь.
Даже у Цыпы заканчивается запас стойкости. Она закрывает лицо руками и всхлипывает.
Чего ты ожидала? После всего, что устроила? Ты интриганка, оказывается а это, как выясняется, и есть то, что я больше всего не выношу в людях!
На меня он так ни разу не рычал. В сравнении с этим, просто немного повышал голос. Господи, думаю, как же хорошо, что я не интриганка
Внезапно Цыпа отрывает от лица руки.
Даже не верится, с тяжестью в голосе, но и одновременно с обречённым спокойствием вдруг произносит она, что человек, стоящий сейчас передо мной, когда-то так усердно засовывал свой язык мне в рот.
Альфа тотчас же бросает взгляд на палатку. С расстояния, увидеть меня через щель невозможно же или возможно?
А вот это уже было подло.
Если в голосе Цыпы была тяжесть, то это тогда что? Конец света?
И низко, добавляет он с нажимом на каждое слово. Убирайся вон. И больше никогда не попадайся мне на глаза.
Цыпа смотрит на него в упор. Он тоже не сводит с неё глаз.
Ты как будто другой человек с дрожью в голосе озвучивает она мои мысли.
Я, как и многие, не тот, кем старался казаться.
Когда он входит в палатку, вернее, залезает в неё, я импульсивно и, наверное, слишком резко отодвигаюсь в сторону. Не то что бы боюсь, но, наверное, моя нервная система перестала выдерживать бесконечный натиск его отрицательный энергии.
Альфа замирает на пару мгновений, будто осознавая, что только что произошло. Его лицо бледнеет, а глаза становятся ещё злее. В какой-то момент мне действительно становится страшно и даже кажется, что он вот-вот меня ударит, а когда его рука вытягивается в моём направлении, я шарахаюсь от него, как от чумы. Схватив за ворот куртки, Альфа резко притягивает меня к себе и обнимает. Так стискивает, что мне аж дышать затруднительно. Только через несколько минут я обращаю внимание на тот факт, что мы немного качаемся, всё так же в обнимку посередине своего дома.
И мне, наконец, доходит: ему очень плохо.
Не смей меня бояться! шёпотом приказывает моему уху. Никогда не смей
Глава 7. Что такое страсть?
В тот день мы успеваем преодолеть большой участок пути почти до самой землянки. С сумерками, однако, приходится разбить лагерь, не дойдя всего пару часов до неё. Хотя, надо быть честной, не в сумерках дело у меня просто не осталось сил, и как бы я ни старалась это скрыть, он, конечно, увидел.
Мы не разговаривали ни во время пути, ни перед сном. Но он обнял меня, засыпая. Лёжа в его объятиях и пытаясь разглядеть звёзды сквозь тонкую ткань, я с трудом отгребала в стороны тяжёлые мысли о том, что сказала Цыпа, и что так сильно его разозлило. В том её жесте, когда она положила руку ему на макушку была не только смелость, но и обыденность. Словно делала она это уже не в первый раз, и подобный жест не самое интимное, что в принципе между ними возможно, потому она так и удивилась, когда он откинул её ладонь.
Это так больно, оказывается принимать, что человек, который значит для тебя так много, может состоять в отношениях с другими людьми. Какими бы ни были эти отношения это место, куда у тебя нет приглашения.
Lykke Li Happy Hurts
Я сразу узнаю берег, где за густыми деревьями спрятан старый деревянный дом с разбросанной то ли ветром, то ли цунами черепицей.
Поскольку Альфа и не думает останавливаться, приходится спросить:
Мы разве не к землянке идём?
Нет.
А куда?
Куда получше. Увидишь, когда придём.
Может, хотя бы в огород заглянем?
Альфа останавливается, сбрасывает рюкзаки на песок.
Я уверен, что в этом нет смысла. Нам ничего не оставили, не сомневайся.
Скорее всего, он прав: Цыпа прожила тут несколько дней, чем-то же она питалась? И когда все её запасы вышли, она направилась в лагерь. А на полпути ей и встретились мы.
Но ты права, тебе нужно передохнуть. Тут есть место подходящее.
«Подходящее» было произнесено таким странным тоном, уже, правда, мне знакомым. В тот раз мы говорили о моих памяти и опытности в интимных делах.
Подходящим местом оказывается поляна всего в каких-нибудь семи-восьми минутах на восток от землянки. Мы с Рэйчел тогда наощупь взяли курс повыше на север и пропустили место, от которого всё во мне начинает светиться.
Поляна скорее похожа на долину с высокой и сухой, почти белой травой, выспевшие колосья которой покрыты белым пухом. Когда слабый ветер проходится по ним, ковёр оживает и превращается в мягкое ласковое море. В таком не страшно и тонуть ничего ведь плохого не случится.
Я так долго любуюсь этой красотой, что даже голова начинает кружиться.
Что-то ты притихла внезапно замечает Альфа.
Он уже разложился: вынул наши спальники и расстелил на траве, развернул бумагу с запечённой рыбой.
Тут так красиво! признаюсь я. Может, тут останемся?
Навсегда? сощурившись уточняет он.
Да! радостно киваю я.
Боюсь, зимой тебе всё это разонравится. Особенно, если я не успею построить нам хотя бы шалаш.
И тут только до меня доходит:
Ты отправил её в лагерь, потому что она гарантия моей безопасности? я усаживаюсь рядом с ним.
Ну наконец-то! расплывается он в улыбке. И это, разумеется, не единственная причина.
Мне плевать на все возможные причины всего сущего на земле. Он улыбается! А я не видела его улыбку сотни, нет, тысячи лет. И мой рот невольно тоже растягивается.
Но Альфа вдруг почему-то перестаёт улыбаться. Нет, на этот раз не из-за того, что огорчён, а по какой-то другой причине. Его глаза как-то слишком внимательно смотрят на мои губы, и мне не нужна память, чтобы догадаться, почему. Его желания так очевидны, что их, кажется, можно ощутить физически.
Я только начинаю осторожно к нему приближаться, когда его высокомерие и непоколебимость обрушиваются на меня одним нескончаемым, цикличным потоком потребности.
Мда. Выходит, у него всё-таки есть потребности, и он, оказывается, от них зависим. Они подло срывают с него корону, выбивают из-под ног трон и заставляют прижиматься ко мне губами. А когда я открываю рот, чтобы ему было удобнее, у него совсем царственный разум сносит.
Люди слышали, как он выл от боли и страха. А слышал ли кто его удовольствие? Как такой негромкий звук способен быть настолько пронзительным, что всё тело покрывается мурашками? А вызывать такое торнадо внутри?
Когда его пальцы касаются кожи на моей талии, я на время забываю дышать. Они прижимаются к моим рёбрам, и шторм внутри меня превращается в цунами, но, когда они неожиданно сдавливают мою голую грудь, я трезвею.
И залепляю пощёчину.
Его губы алые, как и обе щеки, хотя хлестнула я только по одной, а зрачки ненормально расширены. Ему нужно время, хоть и короткое, чтобы собраться с мыслями, вдохнуть и выдохнуть:
Извини Я сделал больно?
Нет! Не больно. Но ты вообще охренел?
В каком смысле? шёпотом спрашивает он.
Его зрачки уже приняли нормальный человеческий размер, но зато глаза теперь расширены так, будто у меня три головы, и он в ужасе. Серьёзно? Меня боится?
И правильно делает!
Ты куда руки свои суёшь?! то ли уточняю, то ли напоминаю я.
Нет, он всё ещё заторможен, видно, не вышел до конца из транса. Да, было очень приятно в моменте, с этим нельзя не согласиться. Но он же всё сам и испортил!
Он ещё некоторое время смотрит на меня ошарашенно, потом проводит по лицу рукой и когда убирает её, я наконец, вижу привычного Альфу.
Прости. Это больше не повторится.
Он резко поднимается и направляется к берегу.
Эй, ты куда? кричу ему вдогонку.
Разве это безопасно уходить на такое расстояние? А вдруг с ним что? А если ко мне кто-нибудь нагрянет, пока его нет?
Но никто ко мне не наведывается добрых пару часов. Солнце за это время успевает перекатиться на другой бок и покраснеть. Дни всё короче и короче.
Ты где был? спрашиваю его, когда возвращается.
Я и поплакать, и поспать за это время успела, и обдумать всё тридцать три раза, заново взвесить и ещё несколько раз пережевать. Как ни крути я права, ну если логически, но внутри есть такое подлое и острое чувство, что нет.
Нужно было побыть одному. Бывает у тебя такое? бросает короткий на меня с прищуром взгляд.