Гончаров был хорошим работником, признал он. Но исправить уже ничего нельзя.
Вам нечего бояться
Я и не боюсь. Дело не в страхе. Просто на место Сергея Андреевича уже принят другой человек.
Колпаков повернул голову и крикнул:
Миша! Зайди!
За тоненькой фанерной переборкой его призыв был услышан. Очень скоро в крохотный колпаковский кабинет ввалился здоровенный розовощёкий парень. Обладатель розовых щёк что-то жевал, и от него не очень приятно пахло дурно сделанной колбасой.
Это Миша, представил его Колпаков. Наш новый грузчик.
Миша смотрел на меня ленивым и бестрепетным взглядом. Вот его-то уж точно не уволят. Не смогут. В случае чего, он упрётся и как дважды два докажет, что не имеют права.
Хороший работник, дал ему оценку Колпаков. Справляется.
За что же его увольнять? как будто хотел спросить он у меня. А может, набег эфэсбэшников оказался для Колпакова всего лишь поводом? Допустим, он давно хотел расстаться с Гончаровым. Причина может быть какая угодно. Вот Мишу этого принять на работу, например. А вакансий нет. Или просто они с Гончаровым не сошлись характерами. Идиот, каких мало. Так отзывался Гончаров о своем бывшем шефе. Значит, отношения у них были не сахар. И как только подвернулся подходящий случай, Гончарова уволили. Просто вышвырнули. И глупо было бы надеяться, что что-то можно поправить. Гончаров знал об этом сразу, потому и выглядел столь расстроенным. А я убедился только сейчас.
Очень жаль, сказал я. Что ж, извините за беспокойство.
И вы уж нас извините, произнёс в ответ Колпаков.
Теперь, когда я уже ни на что не претендовал, он явно успокоился и даже его взгляд несколько помягчел.
Мы ведь не могли ждать, пока там всё прояснится с Гончаровым, объяснил директор. Нам рабочие руки нужны, а не неприятности.
Да, конечно, согласился я, поднимаясь с шаткого табурета.
Необъятный Миша посторонился, освобождая проход к двери. Колпаков вызвался меня проводить. Мы прошли через небольшой и довольно тёмный торговый зал. Два парня-продавца неспешно обслуживали терпеливых и тихих покупателей. Когда я в сопровождении Колпакова появился в зале, продавцы одновременно замерли и бесцеремонно изучили меня с головы до пят. Неизвестно, за кого они меня приняли.
Дёмин дожидался меня в машине.
Ну как? поинтересовался он.
Никак.
Дёмин кивнул, словно и не ожидал услышать иного ответа, и завёл двигатель.
Куда теперь?
На телевидение, буркнул я.
Ты не расстраивайся, Женька, посоветовал Дёмин. И вообще, зачем ты чужие проблемы делаешь своими?
Это как раз наши проблемы.
Он сам виноват, наставительно сказал Дёмин.
Лично я не был в этом уверен. Но спорить не хотелось.
Что там с «Телетриумфом»? спросил я, чтобы сменить тему разговора.
Завтра должны объявить кандидатов в призёры.
Сколько номинаций?
Кажется, восемь.
Как думаешь, мы хоть в одной будем присутствовать?
Дёмин глубоко и обиженно вздохнул, так что даже усы у него обвисли.
Ты издеваешься? осведомился он. Лучшая развлекательная программа страны! Самый высокий рейтинг! Рекламодатели выстраиваются в очередь, чтобы только иметь возможность выложить тридцать тысяч баксов за минуту рекламы в нашей программе!
То-то и оно, усмехнулся я. Как бы кому-нибудь наши успехи не показались чрезмерными.
Дёмин обиженно засопел. Он готов был пойти на конфликт с кем угодно из-за программы, с которой уже успел сродниться.
Прежде чем отправиться на телевидение, мы ещё заехали к Дёмину домой за видеокассетами. Илья поднялся к себе, я остался в машине. Прямо перед собой, на лавочке, я заметил старика пенсионера. Пенсионер был ещё очень даже ничего крепок на вид и, наверное, деятелен. Из тех, что пишут заметки в местную газету и собирают по подъездам подписи в пользу чего угодно. Старик смотрел на меня, и в его взгляде мне почему-то чудилась затаённая неприязнь. Может, с кем-то меня перепутал?
Вернулся Илья. Сел за руль, завёл двигатель.
Не люблю я его, сказал неожиданно.
Кого? изумился я.
Мужика вон того на лавочке видишь? Настоящий Кащей.
Много крови попортил, да?
Не то слово, Женя. Для него всякий, кто ездит на машине лучше «Запорожца» и не носит штанов пошива местной швейной фабрики вор и контра.
И ты, значит, тоже?
И я, подтвердил Дёмин.
Он разве не знает, где ты работаешь?
Я не спешу докладывать, а ему это и не надо, кажется.
Почему?
И так всё знает. Я буржуй и вор.
Это он тебе так сказал?
В глаза нет. А за спиной доводилось слышать.
Характер скверный, да?
Дело не в характере. Есть такой тип людей: обо всём имеют собственное мнение и только их мнение единственно верное. Они знают, как надо жить. Как должно жить. Как воспитывать детей. Как бороться с преступностью.
А как?
С преступностью-то? уточнил Дёмин. Стрелять, конечно. Чуть что сразу к стенке. Федько целую теорию на этот счёт вывел.
Кто такой Федько?
Старик этот, которого ты видел.
Неужели такой кровожадный?
Я же говорю Кащей.
Дёмин был хмур. Похоже, что этот самый Федько попортил ему немало крови.
Но если это типаж, сказал я, тогда почему бы нам не использовать твоего Федько при съёмках нашего очередного сюжета?
Ты сошёл с ума! воскликнул Дёмин. Остынь.
Но почему? Это же будет не сюжет, а мечта! Настоящая находка!
И чем, по-твоему, будет заниматься мой сосед?
С преступностью бороться! ответил я и засмеялся, потому что в моей голове уже стал выстраиваться сюжет. Бескомпромиссная борьба! Калёным железом! Преступников к ответу!
Дёмин усмехнулся в усы. Наверное, уже оценил возможность разыграть своего недружелюбного соседа.
Собери данные о нём, попросил я. Может быть, что-то из этого и получится.
10
Премия, которая называлась «Телетриумф», была сродни американской премии «Оскар», но в отличие от последней вручалась не за заслуги в создании кинофильмов, а за успехи на ниве телевидения. Придумали эту премию пару лет назад чтобы раз в год, собравшись все вместе, наградить самых достойных. «Лучшая телепрограмма года», «Лучший телеведущий года», «Лучшая идея года» и ещё полдесятка прочих «лучших» стать даже кандидатом в победители в любой из этих номинаций считали не просто честью, а подлинным подарком судьбы. Дело было не в деньгах, за победу в номинации платили всего ничего, а в престиже самого звания победителя. Если твою программу называют лучшей это запоминается всеми и надолго. Добавляется друзей и почитателей. Недоброжелатели же на время оказываются выбитыми из колеи. Про победителя пишут в газетах, прибавляя популярности. И счастливчик купается в лучах славы до следующего «Телетриумфа».
Сам процесс определения победителей протекал в обстановке строгой секретности. Даже имена людей, которые и выносили окончательный вердикт, никто из широкой публики не знал. Организаторы хранили всё в тайне, чтобы, как они выражались, «никто не попытался найти к членам жюри неформальный подход». Члены жюри, эти люди-невидимки, где-то когда-то собирались, как подпольщики, обсуждая на своих тайных сборищах списки претендентов на звание «лучших». Списки претендентов обнародовались едва ли не в самый последний момент ровно за неделю до церемонии оглашения имен победителей. Всего семь дней отводилось телеобщественности и широкой публике на то, чтобы обсудить справедливость выдвижения тех или иных кандидатур и просчитать шансы каждого соискателя. В эти семь дней умещались дивные по хитрости интриги и громкие споры, доходившие до ссор. В этом, наверное, и заключалась предусмотрительность организаторов оставив на обсуждение слишком мало времени, они уберегали телевизионный мир от соблазна погрузиться в пучину войны всех против всех. Заполненная скандалами и выяснениями отношений неделя стремительно таяла, завершаясь церемонией оглашения имён победителей, после чего ссориться дальше уже не было смысла, оставалось только обсуждать уже свершившийся факт, и всё в конце концов само собой затихало до следующего года.
Я не знал, что нам светит в нынешнем «Телетриумфе», но хотя бы в одной номинации мы должны быть представлены. Между собой эту тему мы почти не обсуждали, это слишком отвлекало от работы, но то, что все наши держали в голове мысль о предстоящей церемонии я видел.
В день объявления предварительного списка мы так и не собрались: я всерьёз загорелся идеей использовать на съёмках Дёминского соседа, и теперь колесо завертелось, каждый выполнял свою работу. Встретились только вечером. Последним приехал Дёмин. У него был едва ли не самый сложный участок собрать максимум информации о своём соседе, причём сделать это тихо, без привлечения внимания, иначе вся наша затея теряла смысл.
Ну как? нетерпеливо спросил я, едва только Илья нарисовался на пороге нашего кабинета.
Это ты о чём?
О твоем соседе.
Ах, о соседе! протянул Дёмин. С ним всё нормально.
А сам обвел нас вопросительным цепким взглядом. Убедившись, что никакого подвоха нет и мы действительно ничего не знаем, Илья расправил плечи и несколько снисходительно произнёс:
А чего это у вас тихо, как на кладбище?
Есть повод для веселья? осведомилась Светлана.
Вы, как я вижу, ещё не знакомы со списками «Телетриумфа».
Вот теперь я понял, в чем дело. И у меня ёкнуло сердце. Значит, есть! Попали в списки!
Мы там есть, подтвердил мою догадку Илья.
В какой номинации? встрепенулась Светлана.
Дёмин снисходительно посмотрел на неё, как смотрит учитель на не слишком скорого на догадку ученика, и наставительно произнёс:
Самая большая ошибка, которую только может допустить человек, моя милая это недооценка собственного труда и таланта. И поэтому когда ты говоришь «в какой номинации»
Так вот в чем дело! Мы попали в две номинации сразу! Или вообще сразу в три!
Ещё боясь поверить в столь радостное событие, я не выдержал:
Не томи, Илья! Сколько номинаций взяли?
Семь, сказал Дёмин.
Я захлебнулся воздухом.
Семь, совершенно будничным голосом повторил Илья. Только в одной номинации мы не присутствуем «За многолетнее служение телемузе». Годков нашей программе не хватает. Но это, я думаю, дело вполне поправимое. И лет через двадцать мы сможем и по этой номинации пройти.
11
Когда я служил на флоте, сказал Гончаров, мы с моим дружком
Погодите-ка, остановил я его. На каком таком флоте? Вы же служили в автобатальоне.
В автобатальоне он был младшим сержантом, это я точно помнил, мне об этом рассказывала его супруга Нина Тихоновна.
Служил, да, засмеялся Гончаров.
Я уже привык к тому, что он любит что-либо придумывать. Выдумки его были совершенно безобидными, как правило о нём самом. Таких людей обычно называют вралями, у них никогда не поймёшь, где они говорят правду, а где присутствует вымысел.
Так вот, когда я служил в автобатальоне, как ни в чём не бывало перестроился Гончаров, мы с моим дружком пошли в самоволку, а дело было ранним утром
И опять было непонятно, правду он рассказывает или анекдот.
Лично мне Гончаров нравился. Он вполне освоился в нашей компании, и порой даже казалось, что он работает с нами не несколько дней, а годы. С ним было легко и нехлопотно. Если попросишь о чём-то, будет сделано безусловно в срок и так хорошо, как ты сам даже не предполагал. Он напоминал Дёмина точно так же умел всё и точно так же каждодневно демонстрировал свою нужность, только в отличие от Ильи Гончаров всё делал намного веселее и беззаботнее, как будто нелёгкие для прочих людей задачи лично им решались между делом, шутя. Была в нём какая-то легкость, та приятная непосредственность, за которой сплошное удовольствие наблюдать со стороны. Он нравился всем, и даже Дёмин, поначалу встретивший его в штыки, через пару дней заметно смягчился.
Гончаров умел быть полезным всем. Он помогал Светлане переносить и настраивать аппаратуру, ездил с Дёминым за милицейской формой, необходимой для следующих съёмок, по моей просьбе встретился с родственником героя нашей будущей передачи. Он, кажется, совсем не уставал и между делами ещё успевал посвящать меня в свои задумки. Гончаров всерьёз приготовился участвовать в съёмках и уже знал, что и как будет происходить на съёмочной площадке.
Пригласим на съёмку Стёпку, втолковывал мне Гончаров. Это мой дружок юности. Мы с ним жили на одной лестничной площадке. Представляете? Мы лет двадцать не виделись. И вот встреча. А я, оказывается, уже вовсе не я, а очень важный человек, но только жутко засекреченный. И вот Степан, узнавши эту страшную тайну
Тайну ещё надо придумать, напомнил я.
Это без проблем! беззаботно отмахнулся Гончаров.
В том, что дело обстоит именно так, я нисколько не сомневался. После гончаровской импровизации в буфете я был уверен, что лапшу на уши он повесит этому пока неведомому мне Степану в два счёта.
Степан он жутко головастый, уважительно сказал Гончаров. В институте такие рефераты писал, что профессора с ним за руку здоровались. А сейчас и сам уже, наверное, профессор. Вот он встретится со мной, а я, к примеру, буду офицер из контрразведки. И я его попрошу какую-нибудь формулу вывести.
Какую? не понял я.
Особенную какую-нибудь, с прежней беззаботностью парировал Гончаров.
Его невозможно было чем-либо смутить или сбить с толку. Он не боролся с возникающими трудностями, а отметал их с порога, и не в этом ли была причина кажущейся лёгкости его существования?
Со Степаном вашим потом разберёмся, сказал я. Позже. Сначала Дёминский сосед.
А после соседа я со Степаном?
Не сразу, сказал я. Будет ещё «Телетриумф».
Это что такое?
Премия для лучших телевизионщиков.
Вам дали премию?
Ещё нет, признался я. Может, и вовсе не дадут. Но на церемонии надо быть обязательно.
Когда?
На следующей неделе.
Я тоже пойду.
Гончаров это сказал безапелляционно, а я даже не знал, что ответить. Все места в зале были распределены заранее, и Гончарова в списках приглашённых, естественно, не было.
Это где? спросил Гончаров. Чтоб я знал, куда ехать. Или вы за мной заедете?
Там только по пригласительным билетам, неуверенно сообщил я.
Так пусть дадут ещё один.
Это невозможно. Билеты распределяются загодя. Вот нам прислали три: для меня, для Светланы, для Дёмина
Я у Дёмина возьму, с превеликой непосредственностью сообщил Гончаров.
И я ни на мгновение не усомнился в том, что именно так всё и будет. Успел изучить этого человека.
Он не сможет отдать свой пригласительный, попытался втолковать я. Потому что без билета Илью не пропустят в зал.
А ему-то зачем? пожал плечами Гончаров. Он там уже был, наверное.
Был, конечно. В прошлом году. Но вся штука в том, что в прошлом году мы не проходили по семи номинациям сразу. Я представил реакцию Ильи на предложение Гончарова отдать пригласительный билет ему и внутренне содрогнулся. Это будет взрыв. Катастрофа. Гибель Вселенной.
Я попытаюсь договориться по поводу вас, пообещал я. Чтобы на церемонию следующего года внесли в списки.
Хорошо, кивнул Гончаров. Но в этом году я тоже хочу там быть.
Это была почти детская непосредственность. «Почти» потому что ребёнку можно объяснить, почему ты будешь поступать так вот и так, а взрослому это объяснить очень сложно, почти невозможно потому как совестно. С его стороны это даже не было нахальством. Просто он привык так жить.
В этом году не получится, вяло запротестовал я.
Нет, Женя, так не пойдёт, вдруг нахмурился Гончаров. Ведь мы в одной команде. Так? И почему в таком случае вы мною пренебрегаете? Чем я плох?
Я не нашёлся, что ему ответить на это. Есть вещи, очевидные для всех. Но не для Гончарова. Он, наверное, как-то по-особенному устроен.
Хорошо, попробую что-нибудь придумать, пообещал я.
Без всякой, впрочем, надежды на успех. Просто пока я не знал, как сказать Гончарову правду.