Я вообще жениться не собираюсь, сказал я. А девчонок буду лупить, где не встречу.
Ты ещё маленький, сказал Халва, и ничего не понимаешь.
Сам ты маленький, оборвал я его.
Играть совсем расхотелось, да и жён себе выдумывать. Повисла гнетущая тишина.
А пойдемте, ходы в снегу рыть, предложил Валерка.
Вспомнил ворчание отца, когда в последний раз просил у него для этих целей лопату.
Делать вам нечего. Лучше б снег от фундамента отбросал весной работы меньше будет.
Не, предложил я. Пойдёмте окопы рыть. Должны, точно знаю, должны враги напасть на наш дом. А мы окопы выроем и всех перестреляем. Пока врагов ждём телик посмотрим.
Телевизор аргумент. Ребята сразу согласились, что окопы возле дома рыть интересней, чем ходы в сугробе.
Это с тёплой печки работа казалась лёгкой и интересной. Недавняя метель так скрепила снег, что я быстро выдохся и заскучал. Чтобы как-то поддержать боевой настрой, предложил хором спеть. И первым затянул:
Шёл отряд по берегу, шёл издалека
Песню о героическом Щорсе мои друзья не знали, но дружно подхватывали припев:
Ээ-эй! Ээ-эй! Красный командир
Мама в окно постучала, перед ртом щепотью машет обедать зовёт.
Продолжайте, я сейчас.
За столом усидеть не было сил на подоконник пристроился с тарелкой, ем и посматриваю, как ребята в снег вгрызаются.
Отец увидел, подивился и похвалил:
В жизни всегда так бывает кто-то вкалывает, а кто-то руками водит. Учись, сын, головой работать лопата от тебя не уйдёт.
Отец ушёл скотину убирать, а мне на мороз не хочется. Сестра уроки учит прочитает в учебнике, захлопнет, сунув палец закладкой, глаза закроет и повторяет вслух:
Чьи это поля, чьи это мельницы? Это панов Вишневецких. Это
Забудет, собьётся и вновь в книгу подсматривает.
Чья это дура с книжкой у печки? Это панов
Хлоп! Люська стукнула меня учебником по голове. Я бросился на сестру с кулаками, но она так лягнула меня в живот, что я кубарем (как давеча Серёжка) улетел под кровать. Оттуда возвестил на весь дом, что не очень-то доволен подобным обращением с будущим Героем Всей Страны. Крупная слеза упала на пыльную половицу и застыла стеклянным шариком. Мама вошла с кухни.
Смотри, как она меня лупит, сквозь рёв жалуюсь я. У меня даже один глаз выпал.
Мама вопросительно посмотрела на сестру. Люся, зевнув в учебник:
Уроки учить мешает.
Следая. Не лезь, мама подвела итог инциденту и удалилась на кухню.
Жду отца уж он-то заступится, наведёт в семье порядок. Но вместо отца заходят ребята.
Вон он, ваш командир под кроватью хнычет, сказала мама.
После такого представления вылезать совсем расхотелось. Ребята постояли немного у порога и ушли. Отец пришёл.
Плюнь и растери.
Разделся, лёг отдыхать перед сменой.
Толик, айда бороться.
Я тоже разделся и кинулся на отцовы ноги. Они сильные и очень хитрые всё время норовят скрутить меня в бараний рог. Долго выпутывался, устал.
Отец:
Тащи книгу почитаем.
С Люськой мы сказки читаем, а с отцом толстенную книгу «Следопыт». Про индейцев, про войну. Вообщем, жутко интересную. Отец начинает бойко, потом запинается, делает паузы и умолкает. Книга падает ему на грудь. Он вздрагивает и начинает снова, с уже прочитанного. Так повторяется несколько раз. Наконец, он решительно откладывает книгу и говорит:
Давай поспим.
Ну, что ж спать, так спать. Но сначала. Вот бы мне ружьё такое, как у Следопыта чтоб само метко стреляло. Я б тогда. А кто б узнал? Как ни суди а без Филимона Купера о Следопыте никто б не узнал. Придётся браться за перо. Уж я бы написал видит Бог! Глаза начинают слипаться, но уснуть не удаётся мама позвала:
Толя, собирайся в баню.
Зимой баню топят редко в морозы дров надо много, поэтому используют любой случай, чтобы напроситься к соседям. А у нас телевизор как пригласительный билет. В этот раз Нина Мамаева прибежала за сестрой.
С девчонками не пойду, заявил я.
Я тебе не пойду, мама грозит сначала пальцем, потом кулаком.
Приходится вылезать из тёплой постели. Но и девчонки не в восторге от моего общества.
Люся:
Да он уж большой, чтоб с нами ходить.
Мама:
Помоете, не сглазит.
Нина:
Помоем, конечно, помоем. Айда, Толяша, на ручки.
Это она из-за телевизора такая ласковая. А может, я ей симпатичен? Она-то мне определённо нравится больше всех Люсиных подруг. Я когда вырасту, наверное, на ней и женюсь. Вот интересно, кто на Люське женится? Впрочем, пусть это будет хороший человек. Жалко её сестра всё же, и не всегда она со мной дерётся, иногда защищает и книжки читает, когда попрошу. Размышляя об этом на полку в бане, я плескался водой на девчонок.
Сестра:
Чё сидишь, как барин кто-то тебя мыть будет.
Смотрю, неопределённо ответил я и тут же пожалел.
Смотришь? Люся придвинулась ко мне. Смотришь?
И хлесть мне мыльной мочалкой по лицу. Сразу глаза защипало. Я заревел.
Нина вступилась:
Люська, ты что сдурела?
Она попыталась промыть мне глаза. Я не дался и получил ещё и подзатыльник. Не видел от кого, но, думаю, что от сестры, потому что Нина отнесла меня в предбанник, где я и прохныкал, пока не пришла мама.
4
К соседям Томшиным сын Володька приехал из армии с молодой женой. В первый же день молодка поскандалила со свекровью и ушла к соседям. Приютили её Власовы, у которых, говорили, старик в войну предателем был. Они были нелюдимы, их не любили. Володька метался от жены к матери, пытался примирить, потом, отчаявшись, запил.
Езжай туда, откуда приехал, заявил ему родитель Пётр Петрович Томшин. Ты мне больше не сын.
За дело взялся мой отец. Он привёл Володьку к нам домой, поил и потчевал, приговаривая:
Ты ешь, ешь, и тогда тебя никакая хмелюга не возьмёт по себе знаю.
Беседовал с ним, беседовал. Про себя рассказывал. Была у него большая любовь с медсестричкой одной, когда после ранения на фронте в госпитале лежал.
Ну, казалось, ни минуты без неё прожить не смогу. Выписка тут подоспела. Как без неё ехать? И она на службе. Хотел остаться. Сама уговорила поезжай, мать повидай. Дома, веришь ли ты, как с поезда сошёл, забыл, как и не было её. Через полгода письмо прислала: «Что ж ты, сокол мой ясный.» А я, веришь, даже лица её вспомнить не могу.
Поучал гостя:
Не любовь, это Петрович, приворот один. Любовь это когда дети общие, хозяйство, и тебе другой женщины на дух не надо. Рви ты с ней, ломай своё прошлое, пока совсем голову не задурила. Ищи такую, чтоб мать уважала такая для жизни нужна.
Судьба первого Володькиного брака была решена. Однажды я увидел приезжую. Шла она мимо, худенькая, тонконогая, глаза большие, чёрные и затравленные. Со спины она была жалкая, но взглянешь на маленькое упрямое личико и невольно думаешь, что есть в ней что-то колдовское. Походив по судам и Советам, вскоре она уехала ни с чем. Володька завербовался на Север и отправился в те края, где деды его упокоились.
5
Среди ночи взлаяла собака пришли Николай и тётя Маруся Томшины. Он одет, она в пальто поверх ночной сорочки Пётр Петрович опять гульбу учинил. Отец пошёл успокаивать. Сосед встретил его с топором в дворовой калитке.
Брось топорюгу, давай поговорим, предложил отец.
Пётр Петрович с размаху всадил его в столбик:
Заходи, коль не боишься.
Отец не боялся. Томшин был лыс, курнос, маленького роста, невзрачного вида мужичок. Подвыпив, всегда ревновал свою жену. И хоть повода она не давала, он обвинял её в отсутствии любви. А она, без преувеличения, красавица, каких поискать. Оба из раскулаченных семей, встретились на Севере. Только у Петра Петровича умерли родители, и ему разрешили вернуться в мир обетованный, а Марусе ещё куковать, если б не поженились
Кроме Николая у Томшиных были ещё два сына. Про Володьку я уже рассказывал, а Геннадий учился где-то. Коля младшенький, ему с отцом не совладать. Немного погодя ушли женщины мама с тётей Марусей. Мы Люся, Коля и я сели играть в домино. Вечёрка затянулась. Зеваем во всю ивановскую, а от взрослых вестей нет. Лица у нас мрачные, на душе тревога.
Чего он там? спросила сестра.
Из-за Володьки, покривился Николай.
Николай старшеклассник. Он старше Люси и пытается держаться солидно, но обстоятельства тому не способствуют.
Я не понимаю, пожала плечами сестра. Чего этим взрослым не хватает?
Николай виновато потупился наши родители свои скандалы к ним не носят.
6
А ещё у нас в соседях тётя Груша (Аграфена Яковлевна) Лаврова и дядя Саша Вильтрис. Он латыш и попал в наши края в войну то ли беглый, то ли сосланный, к армейской службе непригодный: у него мокрая язва на ноге. Он мало пил, много шутил, поднимал гири для здоровья и научил кота прыгать через веник. Мы с ним ладили.
У тёти Груши трое детей Иван Алексеевич, Николай Алексеевич и Екатерина Александровна, а фамилия у всех Лавровы. Николай, когда пришёл из армии, подарил мне золотых птичек из погон ни у кого таких не было. Он куражился несколько дней, как положено у дембелей, а потом его порезали ножом хулиганы. А может, бандиты разное говорили. Только Николай отмалчивался. Он и из больницы вышел забинтованный торопился, потому что старший брат Иван надумал жениться. Из пожарной охраны взяли лошадей для форсу. Особенно заметен был вороной жеребец Буян. Зверь, не лошадь говорили знатоки.
Николай дал мне задание:
Всех ребят собирай к магазину покатаю.
Почему к магазину? А по нашей улице зимой не то, что лошади, пешеходу не пройти так заносит. Николай сначала возил гостей свадьбы чин-чинарём Буян бежал красивой рысью. Все веселились и кричали прохожим:
У нас свадьба!
Нам, пацанам, тоже удалось разок прокатиться с Бугра до самого вокзала и обратно. Потом наш возница крепко выпил за столом и опять взялся за вожжи. Желающих с ним кататься не нашлось. Тогда он кликнул пацанов кому-то надо дурь свою показать. От кнута и посвиста Буян рванулся в галоп разукрашенные сани понеслись. Дышать становилось всё труднее казалось, сердце выскочит из груди и помчится прочь, оставив тело в санях на произвол судьбы. От свиста ветра в ушах и звона колокольчиков под дугой должны были лопнуть барабанные перепонки. Как мы прохожих не подавили, уму непостижимо тогда ведь тротуаров не было. На крутом вираже сани перевернулись, и мы полетели в снег. Я потерял шапку, а потом нашёл на ней сидел Вовка Грицай и, держась, за плечо, громко стонал.
Что с твоей рукой? спросил я.
Кажется, сломал.
Остальные хохотали. А если не сугроб было бы до веселья?
7
Сугробы громоздятся у нас Гималаями. За околицей до самого леса холмистое поле вот на нём-то, разгоняясь, и берут начало зимние метели, а потом, врываясь в посёлок, озорничают по дворам и крышам, чудно перестраивают всю архитектуру по своей прихоти. Спрессованный ветром, спаянный морозом снег плотными хребтами перекрывал улицы, рассекал огороды, накрывал заборы, устраняя все границы. Если попадал на пути дом и его заносил до самой крыши. Трудно было угадать, где пройдёт снежный вал в следующую метель, из чьего дома соорудит он берлогу. Для хозяев бедствие, для ребятишек отрада. Бегать можно напрямки, через чужие огороды заборов не видно. И на санках кататься с пологой кручи не надо горку заливать. И ходы можно в сугробах рыть хоть целый город под снегом, было б желание.
Как-то вечером собрались девчонки погулять, и я за сестрой увязался. На улице светло, как днём звёзды блещут рядом с яркой луной, снег сияет, искрится, будто днём в солнечных лучах. Мороз бодрит и задорит э-ге-гей, канальи! По сугробу плотному, как дорога, разбежишься, будто по воздуху летишь под ногами верхушки деревьев.
Дом Ершовых занесло под самую крышу гребень сугроба припаялся к грибку ворот. Калитку даже и не открывают прорубили сверху ступени снежные к дверям. Смешно. И страшно вдруг однажды заметёт, и из дома не выберешься до весны. Да доживёшь ли?
Витька Ершов возле дома ходов в сугробе понорыл, будто крот. Лабиринт запутаешься. Если вверху светили, слава Богу, звёзды и луна, то лаз чернел кромешной тьмой. Девчонки заглядывали, но лезть не решались. Вдруг из него донёсся звук, от которого похолодело внутри. Это мог быть тот самый страшный Бабайка, которым пугают старухи. А может.
Из лаза раздался грозный рык. Девчонки с визгом бросились врассыпную. А я. Меня сбили с ног и чуть не затоптали в сугроб. Очень близко, за моей спиной заскрипел снег под чьими-то ногами. Я в ужасе обернулся Виктор Ершов!
Что, малыш, перепугался? Вставай, сейчас бабьё попугаем.
Прекрасная мысль! Отличная мысль! Сейчас мы покажем этому трусливому племени, где раки зимуют. Я побежал вслед за Ёршиком, дико вопя и махая над головой руками для пущей жути. Но куда мне за ним угнаться, таким долговязым. Сначала потерял из виду, а когда нашёл, он уже вполне мирно беседовал с девчонками и приглашал в свой лабиринт. Они отказывались. Наконец Натка Журавлёва согласилась и полезла за Виктором в чёрную дыру. Долго их не было. Подружки сказали они там целуются. Вполне возможно Ёршик многим девчонкам нравился.
8
Тогда я тоже решил возле дома вырыть лабиринт в сугробе прохожих пугать. Стою с лопатой у ворот ребята мимо с клюшками идут на каток в хоккей играть. Сашка Ломовцев что-то шепнул, и все остановились, глядя на меня.
Толька, спрашивает Ломян. Тебе сколько лет?
Я молчал, подозревая подвох. Скажешь «семь», начнут смеяться почему не учишься, иль для дураков ещё школы не открыли? Скажешь «шесть», в ответ и в кого ты такой умный в дурацкой-то семье?
Так и
Шесть, осторожно начал я и добавил. Седьмой пошёл.
Ребята переглянулись и весело расхохотались.
Что я говорил! ликовал Ломян. Он и в прошлом году также отвечал.
И повернулся ко мне:
Шесть-седьмой иди домой.
Мальчишки, посмеиваясь, пошли дальше. Поразительными иногда бывают человеческие симпатии. Ведь не позже, как вчера с этим самым Сашкой мы болтали душа в душу, и казался он мне самым лучшим на свете другом. А теперь. Ненавижу его до бессильной ярости. Чего бы не отдал, не сделал ради того только, чтобы увидеть Ломана униженным, растоптанным, чтобы насладиться за свою обиду. Теперь он мой враг ненавижу и презираю его.
Толяха, пойдём играть в хоккей, это Славка Немкин позвал.
Лява авторитет на улице его многие боятся.
У меня клюшки нет.
Ерунда на ворота станешь.
На болоте от берега до камышей была расчищена площадка. Воротами служили четыре вмороженные в лёд палки. Славка, как чёрт, носился на коньках, один обыгрывал полкоманды. А я самоотверженно стоял у него на воротах, хотя толкали меня немилосердно, и шайбой несколько раз припечатали будь здоров! Разок в свалке Славкин конёк чиркнул по моей переносице. Лява в последний момент бросил тело на лёд, чтобы не разрезать моё лицо на две половинки верхнюю и нижнюю. Я-то не пострадал, а вот Немкин встал со льда, морщась от боли. Поднял меня, поставил на ноги, отряхнул, подмигнул, и игра продолжилась. И я стоял на воротах, готовый бороться, вгрызаться зубами, впиваться когтями, отстаивать себя и честь команды во имя победы, как хлеба насущного. Получать ушибы, шишки, травмы Ура! Наша взяла!
Однажды игроков на площадке собралось так много, что мне и места не хватило стоял среди болельщиков. Вдруг раздался свист и следом крик:
Октябрьские!
Ватага ребят спускалась к берегу. Забыв про хоккей, размахивая клюшками, как дубинками, мы бросились навстречу врагам. Я не любил драться, но бежал вместе со всеми, хотя и в последних рядах. С ходу бой завязать не удалось не нашлось зачинщика. Покидавшись снежками, вступили в переговоры. Тема вечная чьё болото, кто у кого капканы снимает, кто чьи морды трясёт.
Посовещавшись меж собой, командиры решили не кропить снег вражеской кровью, договорились в прятки играть команда на команду одна прячется, другая ищет. Контрольное время полдень (время в школу собираться). Проигравшие развозят победителей по домам на загорбке. Одно не учли атаманы наша улица вот она, рядом, крайний дом на берегу стоит, а до Октябрьской шлёпать и шлёпать, да ещё в гору. Впрочем, участвовать никто не заставлял. Все побежали, и я побежал нам выпало прятаться.