* * *
Феномен «Спартака» 1950-х, думаю, заключался в первую очередь в отличном подборе игроков, которые дополняли друг друга и по мастерству, и по характеру. Мы уже столько лет дружим Парамонов, Симонян, Ильин, я И если бы Гуляев, как вначале, не особо руководил нами, а, скорее, присутствовал он бы долго-долго проработал. Но на волне успехов начал выпендриваться, меньше общаться с игроками и получил по заслугам в ответ.
Коллектив у нас был отличный. Отыграем матч и идем на восстановительные мероприятия в Центральные бани: массаж, парилка. А потом все вместе в «Арагви», там недалеко. Замдиректора ресторана Владимир Лукич был нашим фанатичным болельщиком. Дверь в его комнату всегда была открыта, он видел, кто приходит в ресторан, кто уходит. Как только замечал нас пулей выскакивал и вел нас в отдельный кабинет на десять человек. И мы там обедали, разбирали игры лучше, чем любой Гуляев. Каждый эпизод, любую претензию друг к другу высказывали вслух и докапывались до истины. То, что потом Николай Алексеевич говорил, было второстепенным: мы уже все к тому времени понимали. Ходили туда все, кроме Парамонова. Почему его не бывало не знаю, но он как-то в этом смысле особняком держался.
Не сказать, что в том «Спартаке» много пили, но бывало. Играли как-то в Турции с «Бешикташем», а до этого было еще две игры. Татушин, Огоньков, Тищенко и Масленкин не выдержали и вечером накануне матча играли в номере в преферанс под определенные напитки. Бутылки, правда, успели убрать.
А Масленкин он же глуховат. Так заходят Старостин с Гуляевым, встают за его спиной, а Толя как раз берет свой прикуп. Развернул карты и тут Чапай ему руку на плечо кладет. Масленкин, не глядя, говорит:
Пас! Вы не видите, что я занят?
Все грохнули. Толя поворачивается а там Николай Петрович. Масленкин схватился за голову, а тот так спокойненько:
Ребята, уже половина двенадцатого, пора спать! Завтра тяжелая игра.
Может, Старостин и учуял, что Масленкин выпивши, но виду не подал. А Гуляев ничего не заметил.
Толя вообще говорил, что выпивает перед игрой для стимуляции. А там жара и влажность просто страшные! После матча спрашиваем:
Ну как ты себя чувствовал?
Сначала так тяжело было, думал забивайте сколько хотите! Но когда мы открыли счет, решил: фигушки, не пройдете. И играл уже вовсю.
Так и закончили 1:0.
Старостину Гуляев был очень удобен все, что Дед ни скажет, выполнял. Своего-то мало было вот к Николаю Петровичу и прислушивался. Ну и нами был доволен, потому что по характеру у нас все были хорошие люди, без пижонства. Считаю, что «Спартак» был самой демократичной командой, самой доступной. Взять хотя бы то, что в другом клубе попробуй кто-нибудь из молодых зайди в автобус! У каждого свое место было, и пока основной состав не сядет не думай даже влезать туда! А в «Спартаке» кто куда хотел, тот туда и садился.
И тот же Нетто, при всем своем авторитете, совершенно нормальный человек был. Да, «пихал», но был очень отходчивым. И никто на него вообще не обижался, потому что он полностью отдавался игре. Пусть ворчал но всегда бежал назад свою работу выполнять. Мы все как братья были. Правда, бывало, что капитаном мы выбирали то его, то Симоняна. Никита мог подойти, строго спросить, а Игорь наворчит, обзовет «деревней» И мы их в роли капитана чередовали.
К послефутбольной жизни Нетто оказался не приспособлен. Вида, что ему очень плохо, не показывал но его старались поддержать, с ветеранами на матчи брали, чтобы заработал немного. Ловчев подарил ему машину но она так и сгнила около дома, хотя ездить он умел. Ну и болезнь его добила все забывал. И Гиля Хусаинов ушел так же
Состав 1950-х это такие личности были! Даже из числа не самых ярких, казалось бы, игроков. Взять того же Николая Тищенко. Мы до сих пор сами поражаемся, как он в том полуфинале против болгар в Мельбурне с переломом ключицы не просто на поле остался, но и во второй голевой комбинации поучаствовал. Он тогда пришел в перерыве, попросил уколоть и прибинтовать руку к телу и обратно!
Только Николай Иванович мог так сделать! Это был отличный человек, которого, к сожалению, в пятьдесят четыре года сердечко подвело. Из таких передряг он порой выходил! Как-то раз Тищенко попал в страшнейшую автокатастрофу. Ветераны играли в Рязани и возвращались оттуда ночью под дождем. Машина из-за скользкой дороги съехала на обочину, закрутилась и Тищенко вылетел через лобовое стекло. Вылезли остальные Николая Ивановича нет. Темнота, ничего не видно. Начали кричать. Он из кювета слышал их голоса, но крикнуть в ответ не мог. Когда его нашли сандалии в одной стороне, он в другой.
Следом ехала вторая машина с ветеранами его посадили в нее и довезли до Люберец. Вышел из машины и пошел до больницы сам. А у него был перелом тазобедренного сустава, сзади скальп снят, весь в ушибах и так далее. Но в больницу он должен был войти сам! Мы с его женой, которая мне обо всем рассказала, в семь утра к нему приехали благо жили на одной лестничной клетке. Приходим а он сидит, дымит. Лежать ему нельзя было. Весь забинтован и только сигарета «Дымок», или, как он ее называл, «Дымстон», из зубов торчит.
Железный был человек. И сверхпорядочный. Но не всем нравилось, что он правду в глаза говорил. Был директором спартаковской школы, но потом его сняли городской совет «Спартака» критиковал
Золотой гол в Мельбурне это вообще отдельная тема. Я-то и тогда был, и сейчас абсолютно уверен, что не Ильина тот мяч, а мой. Видел, что Толя его уже за линией ворот коснулся. Помню, подбежал к нему и сказал:
Молодец, что подстраховал!
А все подумали, что он этот гол забил.
Ну и ладно, думаю, главное, что победу одержали, а кто забил не важно. А обидно стало, когда Ильин получил орден «Знак Почета», а я ничего. Хотя и первый гол на Олимпиаде забил, и последний. Если бы попер может, что-то и поменяли бы. Но не стал.
Мало того, мы выступали перед какой-то аудиторией после Игр, и он хоть бы упомянул про меня! Пусть не говорил бы, что гол мой, ну хоть «Исаев сделал удар головой, а я внес его в ворота». Но ни про меня, ни про Татушина, проскочившего по правому краю и сделавшего мне передачу, вообще ни слова. А у меня ведь очень непростая задача была в прыжке затылком через стоявшего у ближней штанги вратаря в дальний угол мяч перевести
Впрочем, это его дело. Даже Валька Иванов с женой Толю спрашивали:
Ну почему ты молчишь?
Все говорят, что гол я забил, так чего мне встревать?
Ладно
Нетто, Симонян, Ильин и Тищенко за то золото получили по машине «Победа». А мы, кто помоложе, «Москвичи». Я уже после Олимпиады водить научился. Как Шумахер водил медленно не мог ездить. Но и машин было мало, и реакция хорошая так что все без эксцессов обходилось.
А как нас, когда мы на поезде из Владивостока в Москву ехали, люди встречали! Одна бабка прибежала с ведром спирта: «Где здесь Яшин?» Не взять его Лева не мог людей уважить нужно было[4].
С Яшиным мы жили в Мельбурне в одном номере. У нас были отличные отношения. В день открытия, 22 ноября, мы как раз дежурными остались. Жара страшная, люди в обморок от солнечного удара падали, и Качалин нас с Левой пожалел. Пошло на пользу я первый гол забил. Дружеские отношения у нас до конца Левиной жизни сохранились. Мы с Симоняном к нему приехали, когда он уже умирал, две недели оставалось. Позвонила Валентина Тимофеевна, пригласила прийти попрощаться
Во время того полуфинала Олимпиады, когда Тищенко свой подвиг совершил, мы с Симоняном и Ильиным на скамейке между собой тревожными мыслями делились. В 1952-м за поражение от югославов разогнали «команду лейтенантов», а теперь, если бы проиграли болгарам, составлявший основу сборной «Спартак» может та же участь постигнуть. При 0:1 об этом как-то сразу подумалось.
Мы ощущали это давление. И, когда пропустили, сразу 1952-й вспомнился. Хорошо, что не только сравняли, но и победный забили. Серебряные медали уже гарантировали, что «Спартак» не разгонят
А во время отборочного турнира той Олимпиады забавный эпизод случился. Правда, смешно о нем сейчас вспоминать, а тогда Поехали на матч в Израиль. Никаких заградительных барьеров там не было поле и трибуна. И полицейские с собаками стоят. Веду мяч в середине поля, соперников вокруг нет и вдруг стадион как заорет! Поворачиваюсь а прямо на меня бульдог скачет. Намордник соскочил, морда слюной истекает, разорвать готов. Я успел ткнуть мяч в сторону и метнулся к скамейке запасных, которая, к счастью, близко была. Бульдог среагировал на мяч и стал терзать его. Андрей Петрович Старостин в своей книге допустил художественное преувеличение мол, Исаев такую скорость развил, что ни одна собака не могла догнать.
А могло быть хуже Рогова. Тогда, в финале Кубка СССР 1957 года, «Локомотив» у нас бы ни за что не выиграл, хотя они в то время и занимали второе место. И победили только потому, что излупили нас. Евгений Рогов, костолом из костоломов, нанес мне тяжелейшую травму меня увезли на «Скорой» в больницу. Я полгода не ходил. А еще этот же Рогов сломал Ильина, Симоняна, Сальникова и Огонькова. Пятерых за один матч!
Просто наглый тип. Мы же были с ним в ВВС, знаю, что он собой представлял. Жили в общаге в Тушине, и я видел, как они с еще одним таким же, Колей из Подлипок, насмехались над людьми, которых добивали в игре. Рогов с упоением, в красках рассказывал, как врезал одному, другому, третьему. Такое впечатление, что это доставляло ему какое-то садистское удовольствие. Ну как же так можно? Это же твой коллега, вы один хлеб едите!
Один раз я всего за весь тот финал на его фланге появился Хоть знал, но не мог подумать, что он прыгнет на меня двумя ногами и вывернет голеностоп. Я пас-то уже отдал. А Рогов даже не извинился, будто так и надо. Главное замены-то были запрещены. Меня в госпиталь увезли, Сальникову ребро сломали, но и он, и остальные трое на поле остались.
Думаю, это костоломство было его личной инициативой. Он просто иначе не мог играть ни скорости, ни роста, на обезьяну был похож. По сравнению с ним динамовцы семидесятых годов, Новиков и Никулин, корректнейшие игроки. И самое интересное, что Рогова после того финала даже не дисквалифицировали, потому что федерацию возглавлял Антипенок, бывший председатель центрального совета общества «Локомотив».
С Роговым с тех пор мы никогда не общались, а травма та стала для меня роковой. Нет, еще пять лет в «Спартаке» играл, но скорее уже доигрывал. Нога болела, на голеностопе образовались шипы, делал уколы перед играми, чтобы боль снять.
Но хромаю я сейчас не из-за этого. В позвоночнике стерты диски, тазобедренный сустав плох Выпиваю с утра шесть таблеток и вперед. Заставляю себя ходить пешком каждый день и, когда предлагают подвезти на машине, отказываюсь. И вот после инфарктов, а было их у меня два, живу уже восемнадцать лет. Первый раз прихватило, когда сидели в Спорткомитете. «Скорая» приехала только через пятьдесят минут, я уже умирал: кардиограмма была прочерк на весь лист. Всадили укол и в машину. Симонян попросил, чтобы отвезли куда-нибудь поближе.
Повезло, что дежурила заведующая реанимационным отделением Ирина Петровна. Ей сказали, что я олимпийский чемпион. Мол, имейте в виду и так далее. Так она всю ночь не отходила от меня, все время била по щекам.
Врачи думали, что не доживу до утра
* * *
С деньгами у «Спартака» всегда было туговато. Зарплату получали, а вот чтобы премиальные выдать с таким количеством инстанций надо было это согласовывать! Помню, только один раз щедро вознаградили. В 1958-м играли финал Кубка и была такая организация «Центросоюз» во главе с руководителем по фамилии Климов. Перед игрой он вдруг появился в Тарасовке немного «под градусом» и сказал, что, если выиграем, каждый получит премию в размере месячного оклада.
2 ноября мы обыграли «Торпедо» и на следующий же день приехали к нему и получили деньги. Он оказался человеком слова и подключил горком партии. А вот чтобы от обычных профсоюзов получить премиальные, нужно было месяца два ждать.
Я всегда считал, что профсоюзы вредители для футбола и спорта вообще. Присосались к «Спартаку», никакой конкретной помощи ему не оказывают зато спрос! После победы в чемпионате Союза 1969 года нам дали поощрительную поездку в Сирию, Ливан и Иорданию. Одну игру, Сирии, мы проиграли 0:3. Должны были забить голов десять ну вот не лезло. Бывает такое. Вратарь у нас был метр с кепкой, до перекладины не доставал.
Возвращаемся домой, а тут скандал. Чемпион СССР проиграл какой-то Сирии! Профсоюзы выносят выговоры Старостину, Симоняну, Исаеву. Из-за товарищеской игры притом что мы чемпионат выиграли!
Узнал об этом помощник Брежнева. Они вместе во время войны служили, у него не было руки, а болел он за «Спартак». И он рассказал Леониду Ильичу, что над спартаковцами издеваются, надо им помочь. Он дал указание и нас пригласили в горком партии. А туда обычно звали не благодарить, а песочить. Заходим туда вчетвером Николай Петрович, Никита Палыч, я и капитан Гиля Хусаинов. Ожидания мрачные.
И вдруг с нами так уважительно начинают беседовать, что мы понять ничего не можем, переглядываемся! Говорят, что нам нужно построить новое здание базы, а то старое, деревянное, уже никуда не годится. А в конце раздают список на премиальные опять же, по окладу. Так нас защитили.
А вот когда профсоюзный деятель Богатиков решил снять Старостина в конце 1975 года, нам уже никто помочь не смог. Профсоюзы были против Старостина всю жизнь. Не знаю почему видимо, в связи с тем, что он все без их участия делал, через свои связи в Моссовете и так далее. Профсоюзы они ведь сделать толком не могли ничего. Зато как ругать так они первые. И сколько их водилось! ВЦСПС, МГСПС, Облсовпроф И каждому что-то от нас было надо.
* * *
В «Шиннике» мне довелось и против «Спартака» сыграть. На Кубок, в 1963-м, когда спартаковцы в итоге турнир и выиграли. На предыдущем этапе мы «Волгу» обыграли 3:1, я дубль сделал. А после игры в раздевалку заходит знаменитый спартаковский болельщик, актер Михал Михалыч Яншин у него в Ярославе тогда гастроли были. И говорит:
Спасибо, Анатолий! И должен заметить, что «Спартаку» неприятно придется ты два таких мяча положил!
Михал Михалыч, против «Спартака» играть не буду, отвечаю я.
Как не будешь?!
Ну даже представить себе не могу, что против родной команды на поле выйду.
Когда «Спартак» приехал и Симоняну то же самое сказал. И Акимову, когда тот пришел со мной по составу советоваться. Он взмолился:
Выйди, прошу тебя, чтобы народ получил удовольствие!
Короче, уговорил. Игра была боевая, хоть мы и проиграли. Но «спартачи» после матча стали меня подначивать. Чапай говорит Симоняну:
Никита, я ничего не могу понять: Исаев вышел на такую отличную позицию и с левой ноги не стал бить, ты заметил?
Заметил. Да он вообще отказывался играть!
Но игра на самом деле была честной и красивой. На следующий день мы с директором шинного завода Владимиром Петровичем Чесноковым, Героем Соцтруда, стали матч обсуждать. Он сказал, что поздравляет меня с блестящей игрой: не важно, что проиграли, зато такой футбол показали, что народ в восторге. А потом к Вале Ивакину обращается:
Ты знаешь, мы с женой всю ночь не спали, думали, что бы сделать, чтобы мячи от тебя не отскакивали! У нас на заводе есть канифоль, может, тебе ею перчатки смазывать?
Вот такой он был, директор, с чувством юмора. А Валя тогда после подачи углового мяч не достал, и Юрка Севидов дальнюю штангу замкнул потому Чесноков так и высказался. Но без зла совершенно. В тот год мы с «Шинником» в высшую лигу вышли, и в 1964-м я еще раз сыграл против «Спартака». Болельщики меня очень хорошо встречали, слова худого никто не сказал.