Поморщилась от резкого звука?..
Осознав, что он слишком откровенно наблюдает за тем, как кто-то ест, предавая вколоченный в мозг долбаный этикет, парень моргнул и уставился на свой кусок курятины, призывно поблёскивающий жирным боком.
На его тарелке уродливых рисунков не оказалось.
У тебя моя любимая тарелка, будто в никуда рассеянно произнесла она. Люблю посуду без рисунка и рельефа. Гладкую. Однотонную. Как лист бумаги. Держи аккуратно и не расколоти её, ясно?
Начав слушать с интересом, он ошарашенно замер, когда она договорила.
Повариха командовала так нагло, словно не она только недавно назвала его гостем.
С неё чёртов этикет явно стекал как с гуся вода.
Но какого хрена это говорить? Он похож на того, кто
В горле заклокотала необъяснимая тревога досада.
Почему ты поделилась курицей? напористо брякнул он.
Девушка беззаботно махнула рукой и едва уловимо передёрнула плечами.
Вероятно, это следовало понимать как «К чему вообще эти вопросы».
Этот жест будто нарисовал между ними невидимую стену и нарисовал её рукой.
Невидимую стену?..
Внезапно. Абсолютно внезапно он осознал, что она смотрит на него сквозь стенки такого же мыльного пузыря, как тот, что окружал его самого.
А у тебя есть лимит касаний?
Нетерпеливое тревожное раздражение подталкивало к ехидным фразам. Какая-то из них непременно спровоцирует её на привычное ему женское поведение, и тогда
Что «тогда»?
Сначала обвинила на будущее, что я могу её стянуть, не успев подумать, продолжил он, а потом положила мне громадный кусок крайне гостеприимно, но почему?
ДА НЕ ЗНАЮ Я, ПОЧЕМУ! сдвинув брови, воскликнула девушка. ОТВАЛИ!
Его едва согревшиеся руки вздрогнули, и кухню огласил возмущённый звон тарелки, что получила колотое ранение вилкой.
Спровоцировал на привычное, олень?
Нет, это для него привычным не было.
Я К ТЕБЕ НЕ ПРИВАЛИВАЛ! подавив растерянность, рявкнул он.
За грудиной на мечах дрались судорожное удовлетворение и липкая досада.
Поставив тарелку на стол, девушка медленно вдохнула и сложила руки на груди, глядя снизу вверх устало, но решительно.
Она куда ниже Марины.
Всё в её жестах и мимике указывало на то, что её раздражение из-за его общества сейчас могло без особых усилий победить раздражение его но она его умело сдерживала.
Прочистив горло, девушка быстро живописно пробежала пальцами по лицу.
Будто смахивая паутину.
И правда, негромко произнесла она. Я неправа. Извини, пожалуйста.
Изумлённое уважение суетливо перебирало шаблоны женского поведения.
К чему эта пугающая искренность рафинированная официальность? буркнул он.
«Отвали» я сказала не тебе, по сути, невозмутимо продолжала она, спокойно глядя ему в лицо. А другому человеку: словно вдогонку. Это был перенос.
Так вот кем стал бы Петренко, родись он бабой.
Захотелось высмеять её подкованную смелость, но вместо этого он глухо ляпнул:
Ты знакома с понятием переноса?
Помедлив, она мелко кивнула.
Я пришла на кухню уже злая. Но, естественно, не на тебя.
Ну конечно!
Я слышал, прервал он молчание. Как только зашёл на этаж.
Вот где он «раньше» слышал этот голос.
Низкий, как интеллект Варламова, и уверенный, как американский Боинг.
Что именно слышал? с показной беззаботностью спросила она, сощурив левый глаз.
Рассматривая мелкие морщинки, что собрались у уголка её глаза, он честно сообщил:
Что ты «не хочешь в сотый раз об этом».
Девушка сдержанно рассмеялась, приоткрыв маленькие бледные губы.
Неловкость испарилась.
Она не только извинилась, но и, похоже, не собиралась мстить за это.
Бросив быстрый взгляд на куриную кость с налипшей на неё мякотью, он на миг засомневался, стоит ли брать её руками и доедать. Но собеседница с таким аппетитом обкусывала с косточки остатки мяса, что он тут же осознал: этот человек вряд ли станет оценивать его ловкость и чистоту пальцев после.
На удивление вкусно.
Что-то было не так. Отчётливо непривычно.
Поморщившись, он уныло приготовился распознавать очередную эмоцию.
Но уставшие нейроны отказывались бросаться в распознавание.
И лишь опустив на тарелку идеально чистую кость, он вдруг понял, что было не так.
Бьющий в висок теннисный шарик исчез. Узлы вокруг глазных яблок распутались.
Парящая вокруг её растрёпанной стрижки атмосфера настойчиво прорывалась в его мыльный пузырь, раскрашивая воздух внутри в золотистый цвет.
Давно ты увлёкся символичной колористикой, придурок?
Повинуясь внезапному порыву, он протянул к ней левую руку и негромко произнёс:
Святослав.
Всё ещё обкусывая птичье мясо, девушка не спеша рассматривала предложение о знакомстве его руку. Наконец расправившись с едой и ловко зашвырнув кость в урну, она убрала за спину испачканную в курице правую ладонь и вложила в его руку левую.
Вера.
Её ладонь была тёплой, а пальцы прохладными и тонкими почти хрупкими.
Вот что стоило держать аккуратно, чтобы не расколотить.
Осознав, что уже миновало несколько длинных секунд, он легонько сжал узкую ладонь.
Очень приятно, склонив голову, по-светски припечатала она.
Ощущая странное облегчение, он рассмеялся и нехотя выпустил её руку.
Рассмеялся?
Спасибо, было вкусно.
Пожалуйста, бодро отозвалась девушка, небрежно смахнув кость с его тарелки в урну. Хорошего дня тебе, Святослав.
Опустив посуду в корявую раковину, она осторожно подхватила горячую кастрюлю под ручки и шагнула к выходу.
Можно просто Свят, поспешно вставил он зачем-то.
Застыв на пороге, она окинула его быстрым нетерпеливым взглядом.
Мне удобнее Святослав, твёрдо отозвалась Вера, перехватив кастрюлю крепче.
В её мимике слишком явственно читалось желание вырваться из пут этого диалога.
Шла бы к чёрту его способность читать чью-то мимику.
Устав сражаться с этикетом, девушка приподняла уголки губ и переступила порог кухни.
Не успев подумать, что собирается сказать, «можно просто Свят» воскликнул:
Вера!
Можно просто Вера Станиславовна, с глубочайшей серьёзностью отозвалась девушка.
Что, твою мать?
Мне удобнее Вера, вернул он подачу. Я хотел уточнить
К его удивлению, она цокнула языком и снисходительно произнесла:
А, да. Умывальники вон там. Удачной просушки.
Мгновение и растрёпанная стрижка окончательно скрылась в дверном проёме.
Крыть было нечем.
Злясь на обоих, он широкими шагами вышел из кухни, стараясь не смотреть, в какую комнату зайдёт тёплая ладонь с прохладными пальцами ароматная кастрюля с курицей.
И только усевшись на табуретку возле змеевика, предварительно со всей возможной аккуратностью разложив унылый носок на горячей поверхности, он понял, что задний ум успел безошибочно определить, что это была комната семьдесят один. И что его больше почему-то не раздражает советская плитка на полу и бесполезный ключ в кармане.
* * *
Ой, я не знаю, почему решила не ехать туда, звонко щебетала Марина, суетливо и бесцельно переставляя чашки на столе. Решила больше времени провести с тобой. А, зайчик? Долго ждал, бедненький.
Да, заждался сюсюканья как со слабоумным.
Заботливо развернувшись, она нежно постучала пальцами по его руке, что лежала на столе подальше от покрытых пятнами полотенец.
На стене чуть выше его головы висел сносный бра с пузатой лампочкой.
Почему не включить этот тёплый свет вместо потолочного прожектора?
Окинув Марину унылым взором, Свят наклеил на лицо достаточно сладкую улыбку.
Пульсация в висках постепенно возвращалась, и лоб медленно окутывался удушьем.
Звонок Марины совпал с окончанием просушки носка. Трубка радостно сообщила, что спутница жизни «ради своего сладкого зайца» забила на мероприятие, переобулась её мать на ходу допрыгала до такси и будет в общаге «с минуты на минуту».
Едва он успел умыться прохладной водой, как Марина ворвалась в тихую обитель змеевика и потащила его в свою комнату через кишевший студентами коридор.
И вот уже около полутора часов он был почётно воткнут во главу шатающегося стола.
Никак не удавалось так устроиться на табуретке, чтобы поневоле не соревноваться с холодильником в широкоплечности.
Но это была меньшая из его бед.
Марина присела на корточки, сдвинула брови в заботливой гримасе и коснулась его лба горячей ладонью.
Пожалуй, слишком горячей.
Нету температуры, задумчиво пробормотала она.
К чему это лихорадочное материнство, твою мать?..
Как можно вежливее отодвинувшись от её руки, он угрюмо перевёл взгляд на картонные вафли с фруктозой.
Марина, негромко произнёс он, охотно поддаваясь раздражению. Я уже поеду домой.
Избавь меня от бесед на фруктозе.
Она подняла брови и посмотрела на него со смесью подозрения и разочарования.
В комнату молнией ворвалась девица в мерзком махровом халате и, увидев его, пронзительно заголосила приветствия, щедро смазанные провинциальным кокетством.
Марина, я нашла, кто переведёт мне этот вонючий текст по аудиту! до костей отпарив гостя радушием, визгливо сообщила она. Это та ещё жесть, особенно термины. Моего школьного английского однозначно не хватило бы. А тут и расценки нормальные, и по знакомству. Она прикольно переводит, живенько так.
И кто это? из вежливости поинтересовалась Марина.
Отступив от Свята на полшага, она не перестала по-хозяйски поглаживать его ладонь.
Он прикрыл глаза, спасая мозг хотя бы от визуальных раздражителей.
Пусть она думает, что от удовольствия.
Выудив из холодильника йогурт, девица энергично взболтала его и крякнула:
Уланова.
Марина метнула в неё насмешливый скучающий взгляд и уточнила:
Которая Варя?
Вера, словоохотливо поправила её собеседница. Баба живёт в одной комнате с твоей Шацкой, а ты имени не знаешь.
Теннисный шарик отскочил от правого виска и понёсся к левому.
Распахнув глаза, Святослав поспешно заинтересовался упаковкой от вафель на фруктозе.
Ещё я всех буду помнить, высокомерно буркнула Марина и, поколебавшись, добавила: Поздравляю. Настя говорит, она одна из лучших у себя на потоке.
Она понимает каждое слово из своего иностранного рока.
Перед глазами мгновенно возникла картинка девушки в клетчатой рубашке.
Смирившись, что придётся с кем-то общаться, она выдёргивает наушник из уха, прикрытого золотистыми волосами, и устало смотрит снизу вверх.
Ей тоже приходится смиряться.
Ну надо же хоть что-то классно делать, со всей возможной глубокомысленностью заключила соседка Марины. У кого-то в планах уход за собой, а у кого-то переводы.
«Звезда» скосила глаза в сторону подруги и оттянула влево уголок губ.
Под ложечкой завертелась досадная обида?
Молчу, имею совесть, изрыгнула заказчица перевода, кокетливо поймав раздражённый взгляд гостя. Мы вообще договорились на долгое сотрудничество, даже телефонами обменялись. Видела ты людей, которые в наше время на бумажке телефон записывают?
Допив йогурт, соседка Марины подскочила к столу и кинула на него несколько клочков бумаги из кармана. Верхний листок был помят куда сильнее остальных.
Половину листка занимали четыре буквы, а вторую половину семь цифр.
Свят уставился на семь цифр под четырьмя буквами её имени.
* * *
Проследив за взглядом бойфренда, Марина сдвинула брови и крепче сжала его пальцы.
В груди закопошилось смутное беспокойство.
Да ну, смешно. Зачем ему номер Улановой.
Он и сам переведёт. Или папа ему найдёт переводчиков.
Нацепив на лицо нежность, девушка тщательно расположила ладони парня на своей талии.
Он медленно повернул голову и сверкнул тёмно-шоколадными глазами. Когда он хотел, он напрочь лишал лицо мимики, и этот идеальный фасад было совершенно не прочитать.
Ей жадно импонировала роль спутницы откровенно привлекательного мужчины, но чаще эта роль вызывала жалящее беспокойство.
Стоп, стоп. Это всего лишь Уланова. На клетчатые рубашки он и на друзьях посмотрит.
Святушка, тоже хочешь заказать переводик? пропела она. Запомнил номерок?
Волна язвительности упорно гнала всё дальше по минному полю его самолюбия.
Марина, я кинестетик, его голос был похож на шуршание обёрточной бумаги. Не так уж и сложно это слово, особенно если его значение пояснили тебе уже сто восемнадцать раз. У меня плохо с визуальной памятью. А у тебя, видимо, со слуховой.
Договорив, Свят лениво шевельнул нижней губой, что чаще всего значило «Моё слово сейчас станет последним».
Она поспешно прикусила язык.
Тормози, он и так сегодня полдня просидел в студенческой общаге.
И мне не нравится, когда меня называют Святушкой, холодно добавил он, сняв руки с её талии. Об этом я тоже говорил уже много раз. Всё ещё надеюсь быть услышанным.
Соседка навострила уши, и Марина старательно сбавила обороты.
Нужно, чтобы все думали, что у нас идиллия.
Зачем нужно, она и сама не знала.
Куда чаще она смотрела на них чужими глазами и слишком боялась этими чужими глазами увидеть, как у «Короля» и «Звезды» что-то сломалось или сошло с петель.
А как лучше? спросила она, ласково поглаживая его щёку. Свят?
Лучше полностью, поджав губы, отозвался он. Святослав.
* * *
Ничерта. Ничерта ты обо мне не помнишь. Ничерта ты обо мне не знаешь.
Он поднялся со стула, и девушка томно прижалась к нему всем телом, пустив в ход свои основные козыри. Он миролюбиво провёл ладонью от её плеча вниз по спине, перетекающей в изящную поясницу и прелестно оформленные ягодицы.
Эту долбаную безупречность спину не заставишь вырядиться в просторную рубашку.
Когда клетчатая лучница смотрела себе за спину, у неё на шее тонкой струной дрожало тугое сухожилие. Оно крепилось к острой ключице
как тетива её невидимого лука крепилась к его гладкому концу.
Подняв лицо Марины за подбородок, он обхватил губами её рот и замер, прислушиваясь к ощущениям. В груди зашевелилось нечто, уверенно похожее на усталость.
Девушка послушно обвила руками его шею и запрокинула голову, настойчиво лаская языком его нижнюю губу.
Он мягко отстранился и провёл пальцем по её пухлым губам.
Нет. Устал. Кожа плавится. Поеду один.
А завтра ты в двести первый раз спросишь, кто такой высокий сенсорик.
Не впервые слыша подобные слова, она разочарованно кивнула, но промолчала.
Прекрасно, сегодня можно хотя бы не оправдываться.
Ещё раз быстро прижав губы к её губам, он отбросил со лба волосы и шагнул за дверь.
Под солнечным сплетением горело желание рвануть по коридору бегом. Ещё три часа назад он шагал к умывальникам, с теплотой в груди рассматривая облупившуюся краску на стенах. Тогда его даже не особенно беспокоил мокрый носок и мерзкая лужа в туфле. А сейчас и высушенный носок не спасал от новой сырости в душе.
Нужен воздух.
Ну ты, Марина, смешная, ей-богу. «Запомнил номерок?»
Я кинестетик, Марина, но я, Марина, не имбецил.
Выскочив на улицу, он втянул голову в плечи и потрусил к машине, выбирая сухие места.
Наконец юркнув на сиденье, он ударил по рулю, по-пенсионерски протяжно охнул и вытащил из кармана телефон. Несколько отточенных движений и стучащий в ушах набор цифр вбит в телефонную книгу. «Имя контакта».
Вскинув голову, Свят рассеянно уставился в зеркало заднего вида. Глаза цвета тёмного пива были уставшими и пустыми.
Записывать как есть нельзя.
Долго думать сил не было и пришлось довольствоваться первой основной ассоциацией.
Пробежав пальцами по клавишам, он вписал в поле пять английских букв. «Goldy»2.
Сохранив контакт, Свят несколько секунд бездумно полистал телефонную книгу, где Викторы Петровичи и Иваны Кузьмичи прятали под собой барменш и первокурсниц.