Скоро попёр бешенный навар! Это я оценил в ближайшую толкучку. Джинсы закупалась по 100120 рэ в зависимости от фирмы̀, толкал их по 180200. С таким каналом сбыта можно жить припеваючи. Кажется, где-то во мгле засверкала пятизвёздочная мечта.
Обращал ли кто внимание, КАК пахнет новая джинса? Нет, это не просто запах. Да, что-то есть от мешковины. Но я бы сказал, что у новых джинарей волнующий, неповторимо «синий» аромат. И приятный запах денима само собой увязывался с фарцой, с тем забугорным «бизнесом», о котором в СССР довольно смутное представление. Но, едва в сумке оказывалась очередная партия заграничных штанцов цвета индиго, как я чувствовал прикосновение к некоему захватывающему и запретному действу. Хотя недоумевал от экономического парадокса: «В целом мире можно торговать, а у нас нельзя, с чего бы это?». Помню, поразился мысли одного бинесмена в газете: «Давайте торговать, а не воевать!».
Начиналась эра АББЫ. Прямо из телебудки по ступенькам спускались блондинка с брюнеткой и проникновенно выводили: «In my Dreams I have a Plan»[14]. «Money, money, money», отсчитывали они, будто в супермаркете. Гилмор из «Пинков» советовал тоном миллиардера, печатая презренный металл: «Money» (о, да, деньги это хит![15]). И, наконец, неизвестная мне девица тоже звонко тараторила до бесконечности: «Мани-мани-мани-мани»; её продажное щебетание тоже в конце подтверждал слащавый Мефистофель: «Money». И скажите, как не поддаться греху? Изобретение Люцифера, увы, нас всех поработило. А всё почему? Сумело, как девка, очаровать заманчивостью. Вот и бежим за пьянящим туманом.
Правда, хитрые сучки откровенно признавались, что их задумка проста: подцепить в Монако или Лас-Вегасе богатенького Буратино, дабы повеселиться на халявку. О нет! Я имел в виду совсем иной план. САМ заработаю кучу бабла и свалю на далёкий тропический остров в синем океане. Там буду млеть на белосверкающем песке со смуглой Пятницей. Если построю не Дом восходящего солна, то хотя бы хижину)) Да, такую лелеял скромную фантазию, как в хите шведской четвёрки «I have a Drem»[16]. И тогда постараюсь напрочь забыть о нынешней безнадёге. Но это Ватерлоо ещё надо было выиграть.
Впрочем, мутота с коммерчией вытягивала из меня уйму времени. Из-за неё стал меньше встречаться с Иришкой. И, чтобы как-то оправдаться в глазах любимой, задаривал её косметикой. Я преподносил самой лучшей девушке во Вселенной цветные, прозрачные, аляповатые и блестящие коробочки. Искренне верил, что сохраняю так свои до до конца не раскрытые чувства. И я не то что надышаться не мог моей любимой, даже сморкаться при ней стеснялся! Иногда хотелось сказать ей нечто столь нежное, что сам удивлялся: «Что за допотопные порывы?». Всё ещё претило, что я мог так втюриться. Ведь вырос в хулиганском гнездовье, где телячьи нежности не приветствуются и не шибко выбирают о них выражения. Но уже чуть теплело: «Всё-таки любовь, наверное, существует».
* * *
Дух авантюриста и торгоша жил во мне изначально. Честное слово. Как только вылез на белый свет, так почти сразу потянуло на приключения. Иначе для чего мы ещё рождаемся? Уже младшеклассинком я взахлёб читал романы «Затерянный мир», «Робинзон Крузо», «Плутония», «Охотники на мамонтов». Брал книги в железнодорожной библиотеке, куда ходил с отчимом: он брал свои, я свои. Кстати, страсть к чтению однажды обернулась занятной стороной. Как-то я полез в кладовку и на стелажах обнаружил около десятка томов Жюль Верна. Откуда там взялись, так и осталось загадкой; возможно, от прежних хозяев сохранились. Принялся листать книги, и Среди страниц обнаружил две(!) двадцатипятирублёвки. Такое богатство столь ошеломило, что я совершенно откровенно рассказал об этом мамочке. Однако, сколько мы после не пересметривали книги, купюр больше не находилось. Вывод: иногда любовь к деньгам может после обернуться любовью к книгам. И наоборот.
Фантастика так захватила мою душу, что следом вмиг одолел Герберта Уэлса и Александра Беляева. поражался изощрённости их мышления, буйности воображения, масштабности охвата и уменя предугадывать научные открытия (точняк их после передирали учёные). Так разве можно не ЛЮБИТЬ такие книги? Нет, не зря они затёрты до дыр! Именно они звали к подвигам и приключениям, таинственным странам, которых нет даже на карте. Не зря же, когда в школе забетонировали в стену капсулу желаний, я нацарапал пером в третьем классе: «Хочу стать путешественником, и объехать весь мир». Чёрт возьми, лет через надцать узнаю ли об осуществлении своего желания? Поживём, увидим.
Потому не удивительно, что был уверен: где-то меня ждёт собственное золотое Эльдорадо. Разумеется, для начала нужно пошастать по джунглям-болотам, подраться с чудищами и людоедами. Потом обнаружу пещеру или мрачный подвал в замке, где сундуки ломятся от драгоценностей Житуха, конечно, наладится, и я буду купаться в роскоши и славе. Winner takes It all[17], не так ли?
Ещё точно был уверен, что дух наш обретается вечно, перебираясь из одного существа в другое. Потому в далёкие века я наверняка был конкистадором, пиратом или наёмником, на худой конец ушлым купцом. Вероятно, пёрся где-то по горам-лесам-пустыням, либо болтался под белым парусом в морях-океанах.
Потому замутить это по-моему! Уже в детстве организовывал прогулки в так называемый «зоопарк». Собирал ребятню, строил их паровозиком, и вперёд! Мы бродили по Сарепте, наблюдая через забор бытие кур, гусей, коз и поросят. С печальнным видом втюхивал малолетным экскурсантам о тяжкой доле в клетках братьев наших меньших. Заодно грузил познаниями из журнала «Юный натуралист», который специальн выписывала мамуля, видя мою ЖИВУЮ любовь к живности.
Вот жили бы они на воле, им было бы хорошо. Курочки и гуси могли бы летать, а свиньи не были бы такими жирными.
Зачем им люди? проводил я далее подрывную деятельность. Чем для них это кончается? Их же режут! И мы их, бедненьких, едим.
Малышня так впечатлялась моими побасками, что дома впадала в истерику и отказывались жевать противное мясо. Моё просветительство шло им на пользу. Зато их родители смотрели на меня с серьёзным сомнением. Нутром, по-видимому, ощущали иномышленника в нормальном обществе. Правда, сам я никогда не отказывался от скоромного (которое, впрочем, редко бывало на столе).
Дальше больше. Собирал подросших сверстников в культпоход в Заканалье, что за несколько километров от нашего посёлка. Шарились бог знает где, пока не добирались до моста через Волго-Донской канал. Минуя на Судоверфи Т-34 на постаменте, я гордостью заявлял:
Мой дядя Коля делает такие штуковины на заводе.
Ребятня верила до поры, до времени. Пока однажды кореш Генка не возник:
Сейчас на судоверфи танки не делают! Одни корабли.
Много знаешь, взъерепенился я. Танки делают в секретном цеху.
Эту страшную-престрашную тайну я узнал от дядьки Коли. Он со смехом рассказывал дружкам, как все работники цеха подписывались, что никому не расскажут, чем занимаются. Да вот незадача: когда боевые машины ставили на железнодорожные платформы, то сверху накидывали чехлы в форме танка. И не надо быть Штирлицем, что догадаться о секретной продукции судоверфи.
Да, я всегда любил придумывать на ходу. Ведь нельзя же едва завоёванный авторитет терять! Потому сдаваться не собирался. И раскрыл всем по секрету ещё гостайну:
В другом цеху делают подводные лодки. Они через канал уплывают в Чёрное море. Их отправляют ночью. Некоторые по Волге плывут аж на север.
Компания открыла рты от таких откровений. О подлодках вовсе никто ничего не знал так, лишь слухи. И что?! Главное, что посрамлённый Генка в отсутствии аргументов сник.
Основным ориентиром считалась трамвайная линия через частный сектор Нахаловки. Иногда топали до площади Свободы, где в белом, высоком здании находился кинотеатр «Культармеец». Ходили слухи, что такую громадину построили немцы.
Какие немцы? недоумевали мы. Может быть, пленные фрицы, которые сгандыбили Волго-Дон?
Перебравшись через мост, мы топали на набережную к Володьке Каменному. Огромадный, бетонный исполин, посвящённый Ленину, были виден почти со всех концов района. Говорили, якобы, этот памятник здоровее всех остальных в мире, исключая Родину-мать на Мамаевом кургане. Упрямый Генка и здесь сомневался:
Слышал, ихНЯЯ статуя Свободы в Америке выше.
Мне это очень не нравилось, и я опять резонно отрезал:
Не может у американцев статуя быть выше. По телевизору говорили, у нас всё самое лучшее и балет, и космонавты. В Соединённых Штатах балерин с такими ловкими ногами нет же? А чё несёшь ерунду?
Вопрос с ляжками балерин был убедительным аргументом для пацанов, которые уже как бы много чего мыслили в женщинах. И я приводил другие жёсткие факты:
Гагарин тоже первым полетел в космос! Так что заткнись.
Мои патриотичные пассажи убеждали любого. Генка постепенно уступал:
Наверное, они равны по высоте. Хотя может быть, их Свобода пониже Ленина и Матери нашей. Кто их знает! Если бы поставить рядом.
Действительно, какая свобода у американцев, если они негров с индейцами зажимают? Только маленькая! Настоящая, большая, свобода есть лишь в Советском Союзе. И, вообще, ту Свободу надо перевезти к нам в Красноармейск на соответствующую площадь это будет справедливее.
Позже были вылазки на Ергени. Звали друг друга в самовольный поход: «Пошли на гору». Вообще-то, это не гора, а всего лишь возвышенность, но это не имело особого значения в малом возрасте. С её высоты открывалась офигенная панорама города, где гирляндой висели на дуге реки здания, парки и заводы.
Весной мы собирали на Ергенях охапки тюльпанов, горевшие в степи пятнами крови, будто с войны. Ляжешь на едва пробившуюся травку и созерцаешь синее небо с акварелью ватных облаков. Такой счастливый-счастливый. Летом лазили вдоль и поперёк по Чапурниковской балке. Для нас это были настоящие неисследованные дебри с родниками и столетними дубами.
Отдельная история с островом Тайвань (хй знает, почему его так называли; видимо, из-за конфликта до того в Китае). Он отделялся от Сарепты затоном, а с другой стороны его омывала Волга. Переплывали туда и загорали до черноты, жарили ракушки, которые напоминали по вкусу варёную резину. На Тайвань отправлялись также зимой, чтобы бродить в заснеженной чаще. Весной плавали на лодке по затопленному лесу, в тиши наблюдая, как меж деревьев вода уносит прочь брёвна-палки и прочий мусор вдаль, в дельту Волги. Река очищалась от людского беспутства.
Так что, зуд замутить что-либо не оставлял меня никогда. Позже создал племя краснокожих из Генки и Костика. Сбивали скобами плоты из шпал и плавали, словно на пиро̀гах, по болотам у железнодорожной станции. И бились беспощадно, пока кто-нибудь не спихнёт противника в воду. Вылезешь, бывало, на плот мокрый, остальные ржут над тобой. И уж тогда чувство мести заставляло драться ещё ожесточённей.
Однажды выплыли из-за густого камыша на округлый прогал болотца. Батюшки! По зеленоватой глади плыло семейство лебедей. Их папаня, что плавал, поодаль, предупреждающе гаркнул. И маманя с совсем игрушечными пухляками шустро бросилась от нас. А мы обалдели от живых белых пароходов с высоким трубами (понятно, что шеи!) и кучкой вокруг сереньких катерков.
Никогдла не видел вблизи, прошептал Костян.
Я тоже, кивнул в ответ.
Я немного завидовал этим гордым птицам. Поднаберутся сил и махнут в Африку. Сколько увидят по пути интересного! Вот бы сесть на них, как тот сказочный герой, и улететь далеко-далеко, где тепло и нет никаких проблем
Ещё лепили гляняных божков на островках. И там же находили невероятно! с кулак, а то и детскую головку кристаллы, похожие на драгоценные камни. Ими-то задабривали своих истуканов. Теперь, очутившись в армии, до меня дошло: детство тот самый блаженный край, о котором в наивности бредят старухи. Только ни меня, никого-то другого туда уже НИКОГДА не пустят.
Когда требовались деньги на мороженое и конфеты, я продавал на местном базаре вишни и фрукты. Потом перешли с Костиком на сбор бытылок у лодочной станции. Пьянчуги и рыбаки (что почти одно и тоже) выкидывали их десятками. То есть грошики валялись под ногами. Мы мыли тару в затоне и спихивали её в приёмный пункт. Его сотрудница недовольно хмурилась, но принимала-таки. Генка, гад, отказывался: «Мне некогда, родители заставляют поливать огород». Зато мы с Костяном совмещали приятное с полезным, очищая берег от хлама.
* * *
С возрастом потребности растут. Торговать вишней и собирать бутылки подростком становилось стрёмно. Суровая жисть подсказала иной фарт.
Наша радёмая власть надумала провести в Волгограде международный фестиваль дружбы. И всех взбудоражила новость: немцы снова в городе! Правда, с добрыми намерениями. Газеты известили: гостей с Неметчины привезут целый состав, и они будут тусоваться у нас целую неделю. Меня это заинтриговало не меньше остальных.
24-го июня я уже занял исходную позицию у вокзала. На перрон милиция в белых рубашечках посторонних не пускала. Только избранные! Потому прочий люд заполонил привокзальную площадь.
Наконец, по толпе пробежал шепоток: «Прибыли!». Полчаса ожидания (видимо, немцы серьёзно готовились к атаке), и из парадного входа станции Волгоград-I потекла по ступеням волна посланцев страны, с которой вместе вроде уже построили развитой социализм.
Гости были одеты в одинаковую форму: серые костюмчики и синие рубашки. Над ними покачивались буруны из алых знамён и портретов тех, кто вёл нас в светлое будущее целующиеся взасос Брежнев с Хоннекером, и прочая пидобратия. Я, как и большинство(!), всё равно не мог упомнить их всех. Хотя их морды уже задолбали со страниц «Правды», «Известий» и прочей газетни, мало кто их воспринимал всерьёз. Весели друг друга кукишем в кармане: «Кто такой Брежнев? Мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачёвой» (впрочем, он нас тоже не обращал внимания, шамкая СВОЁ по телевизору).
Лёд первой настороженности растаял. И понеслось! Барабаны, тушь, крики «Ура!» и «Приветствуем гостей фестиваля!». Волгоградцы махали руками, цветами и теми же плакатами. Что ж, мы зла стараемся не помнить (почти!), рады всем, кто приезжает с настоящим добром (в прямом и переносном смыслах).
Немцы тоже махали и кричали что-то по-своему. Правда, обмен мнениями несколько затруднялся, так как народ помнил с войны лишь «Гитлер капут!» и «Хенде хох!». При таких возгласах гости быстро бы завернули оглобли назад. Как-никак, их пленные деды-отцы уже однажды тащились в обмотках через руины Сталинграда. Впрочем сейчас положение спасали наши транспоранты, заранее заготовленные со здравицами по-немецки (да не бойтесь, мы не слишком злопамятные!).
Стройными рядами германцы двинулись к центральной площади. Пресловутый орднунг[18] среди них, конечно, присутствовал. Но всё-таки чувствовалось в приехавших эдакое чуть похистское отношение к происходящему. Пол-видимому, на них тоже сказывалось разгильдяйство «старшего брата» по строительству теперь уже коммунизма.
Идти было недалеко метров двести. На площади немцев поджидали коробки пионеров-комсомольцев, на трибуне руководство города и области.
За оцепление из милиции и дружинников прорваться ну никак было нельзя. Да я и не очень стремился. Ведь там начиналась уже набившая оскомину скукота: длинные речи с заверениями во взаимной дружбе и солидарности, послания «всем людям доброй воли» типа «Миру мир, война войне!» (естественно, кто ж спорит!). Пока власть наговорится всласть