Зачем, удивился Сидор.
Как зачем. «Ослабить Квасковское государство и в веру его католическую перевести», со стоном произнес дьяк.
Ничего я такого не собирался делать, взялся рукой за болевшую после удара голову Сидор. Я требую адвоката.
Ермило, вон будет тебе авокадом, скептически произнес дьяк и взяв гусиное перо, макнув его в стоящую глиняную чернильницу, добавил, обращаясь к Ермиле, Чего там у него в карманах, посмотри.
Ага, ответил Ермило и сунув руки в карманы Сидорова сюртука вытащил, газетный пакет с грибами и золотой перстень, который когда-то во сне подарил ему царь Иван Васильевич.
Дайка сюда, поманил его пальцем дьяк.
Ермило принес вещи и положил на стол.
Смотри ка перстень, обрадовался дьяк, беря в руку перстень и удивленно рассматривая подставим по свет лампады. Золотой.
И тут он вдруг охнул и с ужасом произнес, Да, это же с царский! Иван Васильевича!
Похоже на то, почесал затылок Ермило, А чего там, в пакете у него еще?
Дьяк осторожно положил на стол перстень и развернув кулек, отодвинул в сторону грибы и разгладив, Смотри ка, здесь рожа чья-то нарисован.
Кажись его, рассматривая портрет и переведя взгляд на Сидора, произнес Ермило.
Похож, пересохшим голосом произнес дьяк.
А чего там написано, наклонившись над газетой спросил Ермило.
Написано, переспросил дьяк и прочитал, -Премьер-министр Дмитрий Беломедведев, по слогам прочитал дьяк.
И что это значит, вопросительно посмотрел на дьяка Ермило.
Это значит, заикаясь, произнес дьяк, Что это царевич Дмитрий. Настоящий царь всея Квасквы. Живой.
Спасибо, тебе господи, дождались, испуганно перекрестился Ермило.
Не вели казнить, вели миловать, подскочил из-за стола дьяк и бросился в ноги Сидору. Прости батюшка. Не признал тебя сразу, дьяк попытался поцеловать ботинок Сидора, Но тот, отдернул ногу и попытался приподнять дьяка. Все. Все. Хватит. Не сержусь. Вставай.
Что же вы сразу, то не сказали Дмитрий Иванович. До такого греха нас чуть не довели.
Не положено было говорить, стал соображать Сидор, Инкогнито я прибыл. С проверкой.
Конечно, конечно. Как же то я сразу не догадался, вставая и продолжая кланяться пролепетал дьяк.
Тебя как зовут, то, отряхивая пыль с рукава дьяка, поинтересовался Сидор.
Митрофан. Старший дьяк следственного приказу я. При боярской думе.
А этот садист, кем работает, зло посмотрел на Ермилу Сидор.
Палач. Тоже к следственной части прикреплен. Если хотите, я прикажу и его на дыбы вздернут вмиг. А то и на кол можно посадить, и дьяк строго зыркнул глазами и украдкой махнул рукой застывшему в оцепенении Ермиле.
Не вели казнить государь, сообразив, простонал Ермило и упал на колени, Верой, правдой тебе служить буду. Всех врагов твоих изведу.
Кстати первоклассный палач, уважительно произнес Митрофан, Может пригодиться еще.
Ладно, прощаю, махнул рукой Сидор и, подойдя к столу, свернул из газеты кулек, ссыпал в него грибы и спрятал в карман сюртука. Потом взял перстень покрутил его в руках и, одев на безымянный палец, повернулся к Митрофану: Ну, и порядки тут у вас я смотрю. Как в концлагере.
Не вели казнить государь, попытался было, снова бросится тот на колени, но Сидор остановил его взмахом руки:
Хватит тут мне истерики устраивать. Не собираюсь я никого казнить. Ты лучше мне скажу, куда Акима дели, с которым я в Кваскву тайно прибыл и которого омоновцы на Гордынке схватили.
Так тут он. В пятой темнице на дыбе висит, пригибаясь в поклоне, пролепетал Ермило.
Как на дыбе, вскрикнул тревожно Сидор, Срочно ведите меня к нему.
Сию минуту, Ермило, оббежал Сидора и, схватив висевший на стене факел, толкнул дверь, Не изволите беспокоиться. Идите за мной.
Они вышли через невысокую дверь, и прошли по длинной темной галерее мимо нескольких деревянных дверей, оббитых металлом и остановились у самой последней.
Это и есть пятая, беззубо улыбнулся Ермило и, отцепив от пояса связку огромных ключей, выбрал один и открыл дверь, из которой на них дунуло смрадным запахом.
Проходите, государь, Ермило сделал несколько шагов вперед, освещая пространство факелом.
Сидор, прикрывая нос рукой, вошел следом. На полу, на охапках гнилой соломы лежало несколько заросших, одетых в лохмотья людей. Они были прикованы кандалами к стене и даже не пошевелились, когда открыли камеру.
Встать, злобно прорычал Ермило.
Не надо. Пусть люди отдыхают, остановил его Сидор, А где Аким то?
Так вот он, на дыбе, поведя факелом в сторону, произнес Ермило.
И действительно, у противоположной стены, подвешенный за руки веревкой к потолку висел Аким.
Аким, ты жив, бросился к нему Сидор.
А чего ему будет, ответил Ермило, сладострастно пожевав губами, Не пытали еще. Так просто повесили.
Снять сейчас же, топнул ногой Сидор.
Ермило с Митрофаном бросились к Акиму, и опустив его вниз, перерезав веревки.
Спасибо, барин, поклонился дьяку Аким.
Не меня, государя благодари, повернул его тот сторону Сидора.
Пойдемте отсюда. Здесь нечем дышать, отдуваясь, произнес Сидор и осторожно вышел из темницы.
Они снова по сырой галерее вернулись в следственную комнату.
Мне б на постоялый двор как-то добраться, переминаясь с ноги на ногу, произнес Аким, Там лошадка моя без присмотра осталась. Того и гляди уведут.
Надо бы помочь, товарищу, обратился к Митрофану Сидор.
Не беспокойтесь государь, ответил тот, и подойдя к двери, стукнул в нее деревянной колотушкой, висевшей на веревке, Эй, стража!
Через некоторое время дверь со скрипом отворилась, и вошли двое заспанных, прошлых омоновца.
Так, отведете человека назад. И верните, все что забрали, показательно строго приказал Митрофан.
Чегой- то, не проснувшись, громко зевая, спросил омоновец.
Товой-то, хлопнул рукой по столу дьяк, Не твого ума дела. Выполняйте приказ.
Как скажите, пожал плечами омоновец и, подойдя к двери, поманил рукой Акима. Повезло тебе братец. Пошли, пока не передумали.
Благодарствую, Аким раскланялся в разные стороны и выбежал следом за омоновцами.
И ты тоже ступай к себе, указал Ермиле на дверь Митрофан.
А вы, присаживайтесь государь, И он подтащил к Сидору тяжелый стул с высокой спинкой, Какие следующие приказания будут?
Да, никаких, пожал плечами Сидор, Поздно уже. Тебе, наверное, домой пора?
Да, как же я вас теперь одного оставлю, государь, счастливо улыбаясь, развел руками, Я уж теперь с вами до конца.
Да, что ты все заладил, государь, да государь, сделал недовольное лицо Сидор, Сидор, меня зовут. В смысле Дима. Дмитрий, поправился он.
Как скажите, государь, серьезно ответил Митрофан и поклонился.
Экий, ты, однако, зевнул Сидор, прикрывая рот рукой.
Ой. Вы же устали с дороги, засуетился Митрофан. Я вам сейчас тут на лавке застелю. А утром тогда уже в Кремль поедем. Власть царскую устанавливать, и он выбежал за дверь и скоро вернулся, неся в охапке, перину с подушкой и овчинный тулуп.
Расстелив все на широкой лавке, стоящей у стены, он с поклоном, поведя рукой в сторону постели, счастливо произнес: «Прошу, отойти ко сну, великий царь-государь».
Спасибо, залезая под тулуп, поблагодарил Сидор, Свет, выключи, пожалуйста.
Не извольте беспокоиться, поклонился Митрофан и, сунув горящий факел в стоящее рядом ведро с водой, на цыпочках вышел из комнаты.
***
Сидор открыл глаза, зевнув, и приподнял голову с подушки. Слабый свет падал в комнату через узкие, решетчатые окна. Он лежал на широкой лавке, накрытый тяжелым овечьим тулупом, а рядом с ним сидел, умиленно глядя на него, и улыбаясь, вчерашний дьяк. «Кажется Митрофан, вспомнил имя Сидор и подумал с неприятным чувством, Значит, все это мне не приснилось».
Царь проснулся, радостно вскрикнул Митрофан и тихо захлопал в ладоши.
Который час, приподнимаясь, спросил Сидор.
Несколько часов, уже как солнце взошло, обрадовался снова тот, и отведя руку в сторону стола, стоящего вдоль комнаты, добавил, Завтрак, уже накрыли.
Мне бы умыться и это, Сидор огляделся, В туалет сходить.
Куда, не понял Митрофан.
Пописать, почему-то шепотом, ответил Сидор.
Ах, до ветру, обрадовался Митрофан. Так, для этих целей у нас ведро имеется, и он, нагнувшись под лавку, вытащил большое, медное ведро.
А что помещения у вас специального не предусмотрено здесь, покрутив в руках ведро, немного сконфуженно спросил Сидор.
Зачем, удивился Митрофан. Ермило вынесет. Это его работа.
Ладно, махнул рукой Сидор, и взяв в ведро, отошел в дальний угол, пописал, стесняясь сильно звенящей струйке.
Потом Митрофан полил из ковшика водой в то же ведро и Сидор, умывшись, присел к столу, где на большой глиняной тарелке лежали два корнеплода.
Это, что брюква, поднимая корнеплод за длинный корешок, уточнил Сидор.
Репа, пареная, с гордостью ответил Митрофан и пододвинул большую кружку, А это квас. На хрене настоянный. Ключница наша делает.
Что у вас кроме кваса, ничего другого нет, отхлебнув, спросил Сидор.
А чего еще другого пить, удивился Митрофан.
Квас, однако, Сидору понравился. Впрочем, и репа на голодный желудок пошла хорошо.
Позавтракав, он вытер руки полотенцем и спросил, взглянув пристально:
Ну, что тут у вас делается? Что за порядки? Рассказывай.
Так ничего хорошего государь, сделав кислое лицо, начал Митрофан, Царской власти нет. Боярская дума правит. А они известно, прежде всего, о себе пекутся. Казну растащили по своим подрядам. В N-ске поляки хулюганят. В Пскове шведы разбойничают. На юге вообще все, кому ни лень. Татары того и гляди снова Казань под себя приберут. Ничего хорошего, государь.
А народ что? Не ропщет?
Он бы и роптал. Только кто ему даст, вздохнул Митрофан и испуганно оглянувшись, добавил шепотом, Они. Бояре. Омоновцев завели. Это типа, как при батюшке вашем, опричники были. Только опричники, они против бояр, а эти, омоновцы, наоборот, за них, против народа и царской власти. И попробуй только поропщи. Вмиг скрутят и сюда, в следственный приказ. А отсюда уже никуда.
Как ни куда, не понял Сидор.
В смысле или на плаху, или в рудники. Еще неизвестно где лучше, со знанием дела поведал Митрофан.
Ну, а ты то, тогда почему здесь служишь? Раз властью боярской не доволен.
Тсс, прижал палец к губам Митрофан, Потому и служу, что ни на плаху, ни в рудники не хочу попасть. Разве в Кваскве когда-нибудь по-другому было?
Ну, и что теперь мне делать прикажешь, вопросительно посмотрел на него Сидор.
Не знаю, пожал плечами Митрофан, В Кремль, наверное, надо ехать. Объявлять, что ты государь законный. Думу боярскую распустить. И, чтоб все присягнули.
А если откажутся, с сомнением спросил Сидор.
Ну, а кто откажется, того на Лобное место тащить. А Ермило там им быстро головы в порядок приведет, почему-то весело ответил Митрофан и глупо засмеялся.
Ну, откуда в вас столько жестокости, укоризненно произнес Сидор, Знаешь, что я в первую очередь сделаю?
Приказывай, государь. Митрофан притянул к себе лист бумаги и макнул перо в чернильницу.
Я в первую очередь отпущу, всех кто в этих темницах томится, решительно произнес Сидор.
И, что? И польских шпионов тоже, уточнил Митрофан.
Откуда известно, что они польские шпионы, строго взглянул на него Сидор.
Так, сами сознались. На дыбе. Под пытками. Никто их за язык не тянул.
Освобождаем, махнул рукой Сидор, Кто там еще есть?
Да, так в основном по мелочи сидят, кто боярину не угодил, али украл на базаре сапоги.
Освобождаем.
Всех?
Всех, воодушевленно ответил Сидор.
Это ты правильно, государь делаешь. По справедливости, одобрительно произнес Митрофан, Теперь тебя народ по любому поддержит, и он, макнув перо, быстро написал указ и протянул бумагу Сидру, Готово.
Что подписать надо?
Не. Ты перстень в чернила опусти и печать поставь, подвинул чернильницу Митрофан.
Сидор снял перстень макнул его в чернильницу и приложив к указу, вернул ему бумагу.
Отлично, посыпав мелким песком лист, одобрительно произнес Митрофан и крикнул, повернувшись к дверям, Ермило! Подь сюды.
Дверь приоткрылась и просунулась лохматая голова палача.
Государь приказ издал, потряс бумагой Митрофан, Всех заключенных выпустить из темницы и имущество ихнее им возвернуть.
Вот, и славненько. Дождались, наконец, то царской милости, лыбясь щербатым ртом произнес Ермило и, перекрестившись, поклонился Сидору.
И вот чего, начальственным тоном продолжил Митрофан, Запряги нам карету. Царь-государь в Кремль поедет.
Слушаюсь, чуть не до пола поклонился Ермило и исчез за дверью.
Смотри, как люди быстро меняются. Вчера только палачом был, на дыбу меня собирался вздернуть, с юмором произнес Сидор.
А то, гордо поднял голову Митрофан, Соскучился народ, по государевой власти. Ой, как соскучился. Любого самозванца готов был на трон посадить. Сколько их тут за эти годы прошло. Лжедмитрий первый, стал загибать пальцы дьяк, Второй. Третий. Четвертый.
Теперь, вот я, пятый усмехнулся, Сидор.
Какой же ты пятый, не согласился Митрофан, Ты настоящий. У тебя вон и печать, и грамота самого Иван Васильевича имеется.
Тут дверь снова распахнулась, и показалась голова Ермилы: «Карета подана, государь».
Тогда, поехали, вставая из-за стола, торжественно произнес Митрофан, Пора страну с колен поднимать.
***
Они ехали в облезшей, скрипучей карете, громко стуча деревянными колесами по бревенчатому тротуару.
Потерпи, государь, больше сам себя успокаивал Митрофан, До Кремля доедем. Там выпишут тебе настоящую, царскую карету, с золотыми орлами и на рессорах.
Ехали медленно. Впереди тянулись множество телег и карет различного калибра. Иногда вообще останавливались, и стояли минут по двадцать. А скоро застряли на целый час.
Чего ждем то, выглянул из окна кареты Сидор.
Так, тротуары новые укладывают. Весь правый ряд теперь забит телегами с лесом, недовольным голосом ответил Митрофан.
И действительно, слева и справа, кипела работа. Множество низкорослых, узкоглазых мужичков, в каких-то тюрбанах, как муравьи копошились вдоль дороги, разбирая деревянные тротуары и загружая снятые доски на многочисленные подводы, тянувшиеся вдоль дороги. Тут же с противоположной стороны подъезжали другие телеги, доверху загруженные такими же с виду досками. И тут же мужички в тюрбанах, выстроившись в цепочку, разгружали и складывали их вдоль дороги в штабеля, отчего проезжая часть, сильно сужалась, и образовывался затор из проезжающих экипажей.
Липовые доски на березовые меняют, прокомментировал Митрофан.
Зачем, не понял Сидор.
Говорят более долговечнее, пожал плечами Митрофан, Хотя год назад, сосновые на липовые меняли и тоже говорили, что долговечные. А в следующем годе, еще какие-нибудь более долговечные найдут. Тут все время так. Знай только деньги из казны выписывай, и он тяжело вздохнул.
А, что за странные рабочие такие, кивнул на проходящих мимо кареты мужичков в тюрбанах, весело разговаривающих на непонятном языке, Не наши вроде.
Гастарбайтеры, без запинки произнес Митрофан, Их Собякин с Бухарского ханства выписывает. И в три раза меньше платит против наших.
Кто такой Собякин, уточнил Сидор.
Главный квасковский боярин, с уважением произнес Митрофан, Его смотрящим за городом боярская дума поставила. Не все конечно он под себя, гребет. Делится с ними. А то бы не поставили.
Ничего не изменилось, вслух подумал Сидор и тут наконец-то они медленно стали продвигаться вперед. Но через некоторое время, впереди идущие телеги и экипажи, стали прижимаясь к обочине, замедляя скорость.
Кто-то из Кремля едет, со знанием дела объяснил Митрофан, и отдернул занавеску, выглянул в другое окно.