Дочь моя, скрестил на груди руки Монор, неприветливо глядя на эстру. А что?
Ничего, улыбнулся эстра в ответ, но северянина, кажется, приветливость только сильней разозлила. А ты сам-то кто будешь?
Младший врачеватель.
Врачевателя сын?
Врачевание дело семейное, сердито ответил Монор и отвернулся, не желая больше разговаривать.
Эстра свернул свиток, чувствуя, что дальше будет только тяжелее.
«Надо было всё же котомку собрать заранее».
Ну что ж Игим! окликнул он мастера. Подойди ближе. И внучку свою приведи. Это ведь твоя внучка на пороге сидит? Рейна?
Да, просто сказал мастер, тяжело поднимаясь на ноги. Трубка у него погасла, но он даже не заметил. Но не о ней речь. Скажи лучше, ты нашёл средство от мертвоходцев?
Нашёл. Но прежде, чем я говорить буду, вы скажите, что сходка решила. Принимаете мои условия?
Монор сплюнул на землю.
А куда деваться? Завтра, вон, будем дом Гааны жечь, кому ж охота следующим быть.
Ты гонор-то попридержи, посоветовала Огита и подтвердила: Сходка решила условия принять. Рассказывай теперь, как мертвоходцев отвадить.
Эстра усмехнулся и поймал взгляд Игима.
Очень просто. Надо всего лишь устранить то, за чем они приходят.
Воцарилась мёртвая тишина, и в этой тишине отчётливо было слышно, как стукнулась о порог трубка Игима, выпавшая из ослабевших пальцев.
Устранить?
Вывести из поселения, уточнил эстра, любуясь на перекошенное лицо мастера. Зрелище это почему-то одновременно и злило, и было приятным. А ты что подумал, Игим? Что я предложу твоё сокровище здесь казнить? О чём ты сам думал, когда позволил своей дочери залезть в постель к киморту? Или забыл о том, кем был твой отец?
Мастер притянул к себе Рейну, поглаживая её по голове механически, не осознавая, что делает.
Не твоё дело, эстра.
А твоим оно быть перестало, когда ты решил от кимортов спрятать то, что им принадлежит, негромко произнёс эстра, но слова его услышал каждый.
Шепотки, вопросы, недоумённые восклицания всё это становилось громче и громче, и уже даже не было слышно, как оправдывается Игим и что выговаривает отчаянно Монор красивой черноволосой женщине, прячущей лицо в ладонях.
Что-то ты загадками объясняешься, странник, перекрыл чей-то зычный голос прочие звуки. Ну-ка, сознавайся, что у вас с мастером за спор.
Спор о том, что всех здесь касается, без исключения, в тон ему ответил эстра. А Игим, видно, давно ждал, что за его сокровищем явятся, раз и не думает отпираться. Вы думаете, почему мертвоходцы семь лет назад в ваше поселение зачастили? Голоса как отрезало. Да только потому, что Рейне исполнилось четыре года вышел срок, дремлющее наследие пробудилось. В четыре года такие дети перестают быть людьми.
Она не обязательно должна была кимортом становиться, хрипло прошептал Игим в полной тишине. Всхлипнула черноволосая женщина, утыкаясь в плечо Монору. Я не стал кимортом, потому что моя мать простым человеком была, и дочери мои над морт власти не имеют, так кто же знал, что Рейна и он осекся, встретившись взглядом с эстрой.
Не знал? Неужто? А может, ты наоборот надеялся, что дитя кимортом будет? Нелегко, верно, такой богатый раймовый сад в порядке содержать. Если что-то с помощью морт создано, то без морт оно исчезнет так же и сады вокруг, да? А твоих игрушек с мирцитом надолго не хватает, да и дороги они.
Глаза у Игима сделались злыми. Он тяжело выдохнул, комкая рубашку на груди.
Не тебе судить, странник без дома, без родного очага.
Зато твоим соседям, Игим, судить в самый раз. Слушайте, добрые люди! Рейна, которую Монор в список вносить запрещал, не его дочь. Она дитя Миргиты и странника-киморта, который гостил у вас двенадцать лет назад. Было ведь такое?
Было-было! кто-то крикнул. Сады занедужили, вот и пришлось киморта звать, серебром платить.
А он у нас до самой зимы прожил!
И постель ему в доме у мастера стелили!
Все опять загалдели и утихли лишь тогда, когда Огита прикрикнула. Тогда эстра продолжил:
Что ж, рождение ребёнка благо, а рождение киморта вдвойне. А то, что Монор настолько любит свою жену, что чужую дочь взялся как родную воспитывать, и вовсе подражания достойно. Плохо лишь то, что девочку вовремя кимортам не отдали. Ты, Игим, обернулся он, конечно, хороший мастер. Может, лучший в этих землях. Кто бы ещё сумел такую ограду придумать, что тянула бы излишки морт из девочки, чтобы ей было не до свершения чудес? Да только морт всё равно слишком много, и она будит покойников в округе, превращая их в мертвоходцев. И знаешь что, Игим? Дальше будет только хуже. И однажды настанет момент, когда твоя Рейна сама сбежит к тем, кто ей ближе кровных родственников. Хорошо, если попутно она всё поселение с лица земли не сотрёт. Бывало и такое.
Последние слова эстры потонули в криках.
Игим, странник правду говорит?
Больно складно выходит!
То-то они девчушку никогда одну играть не пускали!
Ух, бесстыжая
Что ж ты, Миргита, дочку-то кимортам не отослала? Авось та выучилась бы и к нам вернулась!
Так это из-за неё мой сын погиб? Пустите меня, я ей накостыляю! Огита, уйди с дороги, старая кобыла!
И я, и я видела, как Рейна в дом к Гаане ходила, а когда родичи её не впустили на пороге разревелась! И ревела, пока Игим её не забрал!
А ты, Миргита
Ты, Монор
Да что б вы понимали! вызверилась вдруг Миргита заплаканная, бледная как полотно. Я, может, до позапрошлой весны думала, что у меня и других детей не будет! Кто бы из вас единственного ребенка отдал в чужие руки? Ну, кто? Давайте, бабы, выходите вперёд, говорите! Ты, Огита, свою Верду бы вон тому страннику отдала бы? Отдала бы, зная, что не увидишь её больше, а если и увидишь, то будет она чужим человеком и любить тебя будет не больше, чем любую другую старуху? А то и вовсе возвращаться не захочет?
Миргита кричала надрывно, и люди постепенно умолкали. Кто-то пристыженный, кто-то испуганный, в ком-то играло любопытство А потом женщина захрипела, словно голос в ней закончился, и испуганный Монор притянул её к себе, крепко обнимая. Глаза у него говорили, что будь его воля, то эстра сейчас бы мёртвый в овраге валялся, а не стоял здесь.
Вот и разобрались, вздохнул эстра, отворачиваясь. Вы, люди добрые, помните, что мне сходка обещала? Отдать то, что попрошу, что бы это ни было, и отпустить меня из поселения беспрепятственно. Так вот, я прошу для себя Рейну.
Да забирай! крикнула измождённая женщина, стоявшая рядом с Огитой. Мертвоходцы с ней уйдут?
Уйдут. Обещаю. Всё станет как прежде, твердо сказал эстра, обводя толпу взглядом. Мало кто решался встретиться с ним глазами боялись. А девочку я доведу до города и отдам кимортам. Любой с радостью возьмет её в обучение, да и она сама там счастливей будет Верно, Рейна?
Девочка вывернулась из крепких объятий Игима, одёрнула меховую жилетку и подбежала к эстре.
Я тебя видела, да? произнесла она по-взрослому грустно, заглядывая ему в глаза. И чувствовала тебя? Утром. И потом ещё днём. Да?
Да, улыбнулся эстра и положил ей руку на голову. Меня и морт. Киморт тянется к киморту, киморт должен взрослеть среди кимортов, иначе будет плохо. Нельзя спорить с волей морт. Куда она зовет тебя, Рейна?
Девочка обняла его за пояс, утыкаясь лицом в живот.
Далеко. Не знаю куда, но далеко отсюда.
Эстра взглянул на Игима:
Ну что, мастер? Будешь спорить или позволишь сделать то, что для всех станет благом?
Игим не ответил. Он по-прежнему сидел на пороге, теребя рубаху на груди, и словно и не слышал ничего.
Он не будет спорить, громко сказала Огита.
Ужинать эстру позвали в дом садовника. Рейна вертелась рядом и уходить с матерью отказывалась; поселяне смотрели на неё сердито, точно это девочка была виновата во всех их бедах, а не Игим. Эстра быстро устал от боязливых шепотков и косых взглядов, велел постелить себе и девочке в одной комнате и лег спать. Но заснул лишь под утро; в голове крутились дурные мысли.
Эстра думал о том, каким был отец Игима киморт-южанин, бродяга, отчего-то осевший в маленьком поселении далеко в лесах Лоргинариума; об избалованных девицах, всегда получавших то, чего им хотелось, и о старшей, самой красивой сестре, пожелавшей однажды себе на беду странника-киморта; о девочке, не понимавшей, почему со всех сторон к ней тянутся страшные лиловые облака, которые не видит больше никто, даже папа с мамой, и почему с каждым годом тоскливее становится в родном доме; об Огите, изуродованной дыханием мертвоходца, и о других, кому повезло ещё меньше
А киморты добрые? тихо спросила Рейна со своего места.
Ей тоже не спалось.
Киморты разные, ответил эстра, отворачиваясь к стенке. Как люди. Точно как люди
Утром их провожали всем поселением за исключением, пожалуй, Игима и семьи врачевателя. Кроме еды в суму эстре затолкали одеяло из тонкой плотной шерсти, две фляги с лучшим раймовым вином, дали сменную одежду и тёплый меховой плащ.
Для Рейны не приготовили ничего.
Уже у самых ворот сквозь толпу провожавших протолкалась Верда, пунцовая от смущения, и вручила свежий, горячий хлеб, пахнущий мёдом и орехами.
Спасибо. Сама пекла?
Мы с матерью Верда потупилась. Я бы хотела с тобой в город пойти.
Захочешь по-настоящему дойдёшь и сама, улыбнулся ей эстра. Когда подвода поедет, напросись с ней. Сперва посмотри на город. Вдруг тебе не понравится?
Понравится! с жаром ответила Верда и смутилась ещё больше. Ну, прощай, странник. А как тебя зовут-то?
Никак. У эстр имен не бывает.
А у тебя будет, неожиданно упрямо сказала она. Когда тебя в следующий раз спросят про имя, скажи, что тебя зовут тебя зовут Алар!
Алар? «Желанный», значит? расхохотался эстра, и Верда закрыла пунцовеющие щеки руками. Где ж ты такое имя вычитала?
В книге было, пробормотала она пристыженно. Про любовь. Я очень красивое имя, да? и Верда с вызовом поглядела на эстру.
Он смягчился.
Да. Красивое. Прощай, Верда, и спасибо за имя.
Прощай, эхом откликнулась она.
Когда ворота захлопнулись, Алар накинул на голову капюшон и покрепче сжал руку Рейны.
Путь до города предстоял долгий.
2. Южный ветер
Фогарта Сой-рон, Шимра, столица Ишмирата
Фог сдалась на четвёртый день, когда умерла Ора.
До этого ещё можно было обманывать себя, уговаривать, что Алаойш просто сорвался в путешествие, не сказав ни слова ученице, как уже случалось раньше. Или что из дворца пришел вызов по делу величайшей секретности. Или что Дёран, лёгкая душа, зазвал старого приятеля в пьяный дом, а ласковые хозяйки не хотят отпускать сладкоречивого сказителя и красавца киморта слишком быстро
Тише, Ора. Тише. Скоро всё закончится, прошептала Фог, поглаживая обессилевшую собаку по голове.
За какие-то несколько часов Ора отощала так, словно не ела целое десятидневье. Шкура присохла к рёбрам, шерсть выцвела и свалялась клоками, а умные жёлтые глаза густо затянуло белёсой мутью. Сначала собака ходила кругами по дому, натыкаясь на углы, не понимая, что творится с ней, а потом легла в закутке, неловко вывернув шею, и стала тихонечко поскуливать. Фог пыталась сделать хоть что-то, влить в неё жизнь, заменить силу учителя своей, но не выходило.
Тише
Ора сунулась в ладонь сухим шершавым носом и лизнула её. Фог зажмурилась, чувствуя, как перехватывает горло, точно железным обручем.
«Плохо, совсем плохо. Если он её больше держать не может, значит, либо сам при смерти, либо либо сброс».
Почему-то это пугало даже больше вероятной гибели.
«наверно, я слишком верю в то, что он не может умереть».
Фог хотелось вскочить и побежать куда-то безразлично куда, лишь бы на месте не сидеть, лишь бы занять руки делом, в лаборатории ли, в кабинете, лишь бы не чувствовать, как с последним вздохом старой собаки уходит и отчаянная надежда.
Дышать Ора перестала к вечеру.
Ещё некоторое время Фогарта сидела неподвижно: долгое и мучительное ожидание вытянуло силы. Потом медленно поднялась на ноги в мышцы тут же словно впились тысячи тонких иголочек, ступни обожгло холодом. Ора, превратившаяся в туго обтянутый шкурой скелет, лежала в углу, и побелевшие глаза влажно блестели. Фог отвернулась и вслепую махнула рукой, щедро черпая морт из текущих сквозь дом потоков. Знакомая схема «мысль-стремление-энергия» казалась сейчас невыносимо сложной. Фогарта уже тысячу раз избавлялась от неудачных результатов эксперимента, от мусора во дворе после осенних бурь, но сделать то же самое с Орой, ещё недавно живой, тёплой, ласковой, было выше её сил.
Я смогу.
Она сжала зубы почти до хруста и наконец вложила в морт нужную мысль и стремление.
Иссохшее собачье тельце вспыхнуло бездымным фиолетовым пламенем и рассыпалось мелкой золой. Давя всхлипы в груди, Фог шевельнула пальцами, сворачивая из края хисты круглый сосуд и придавая ему с помощью морт стеклянную твердость и прозрачность, а затем перенесла туда прах Оры и запечатала наглухо.
Вот и всё, прошептала Фогарта, вешая сосуд с прахом к себе на пояс. Я развею тебя где-нибудь над лугом. Тебе бы понравилось.
Потом она спустилась в купальню и села на край бассейна, опустив ноги в тёплую воду. Небрежно подоткнутая хиста намокла, но Фог было всё равно. Хотелось опрокинуться в бассейн, нырнуть на самое дно и пролежать там несколько часов, дыша только морт, но время поджимало.
Если Алаойш не умер, а действительно достиг точки сброса, то оставалось всего восемь дней на то, чтобы отыскать его по следу спутника так гласили записи таинственного киморта по имени Миштар.
В лабораторию Фог так и пошла босая, в намокшей хисте, небрежно подоткнутой под пояс. В доме пахло чем-то горьким то ли увядшими цветами чийны, то ли дымом.
«Я должна справиться. Должна».
В собственные силы не очень-то верилось. В последние месяцы у Фог всё шло наперекосяк. Морт не желала сворачиваться на ладонях послушными упругими жгутами, а утекала сквозь пальцы, как песок; приборы на мирците барахлили; злополучный хронометр вообще взорвался, стоило прикоснуться к нему. Алаойш, правда, только посмеивался и говорил:
Ты просто научилась удерживать в себе куда больше морт, чем можешь контролировать, только и всего. Упражняйся чаще и будь осторожна.
Сейчас Фог надеялась на правоту учителя, как никогда прежде.
На втором ярусе лаборатории всё осталось таким же, как и в день исчезновения учителя. Покоились на подставках под стеклянными колпаками незавершённые механизмы заказы на починку от мастеров Шимры. Заполошно тикал восстановленный немалыми трудами хронометр, и золотистые песчинки быстро-быстро летели по изогнутой трубке от одного сосуда к другому, но уже вхолостую вряд ли хозяин вернулся бы, чтоб завершить эксперимент. Вдоль стены, в укреплённом шкафу, стояли наглухо запаянные коробки с мирцитом, заряженным и готовым к отправке на ярмарки.
Нужный механизм лежал в нижнем ящике, под рабочим столом. Фог аккуратно извлекла детали, завёрнутые в промасленную ткань, и начала собирать скупыми движениями, выдающими давнюю привычку. Простые заказы на поиск людей всегда доставались не мастеру, а ученице почитай с самого начала. Но никогда Фогарта не думала, что однажды ей придется искать самого Алаойша.
Закрепив на подставке штатив, она осторожно закрепила на штанге маятник и движущий механизм. Затем вставила на положенное место капсулу с мирцитом-пустышкой, проверила ограничители, выставила масштаб на линейке штатива и только потом положила под маятником карту на медном листе с инкрустацией на месте естественных очагов морт и крупных городов. Стрелка вживлённого в край компаса тут же начала мелко подрагивать, откликаясь на энергию Фог.