Дети Времени всемогущего - Вера Камша 15 стр.

 Нарисуешь, нарисуешь Этих уродов и вчетвером не поднять, разве кто-то вроде Слушай, кто же там, наверху?! И сколько их?!

Ульвингу тоже это хотелось знать, и он с пятёркой мечников уже мчался к лестнице. Не успел. Сверху пятились поднявшиеся раньше. Пятились, выставив копья навстречу какой-то угрозе.

* * *

Прояви раззолоченные задницы твёрдость и вели страже сразу же атаковать, та бы подчинилась, так ведь нет Насвятотатствовали, голубчики, дождались божьей кары и обделались, а охрана затевать новую драку не рвётся смотрит себе на начальство и ждёт. Задницы видят, что стража в сомнениях, и трясутся ещё сильнее. Так все и стоят легионеры у лестницы, а напротив эти храмовые.

 Что делаем, сенатор?

 Знакомимся, комендант!

 С этими? «Золочёными»?

 Нет, с четвёркой у алтаря.

Приск поискал глазами Сервия. Тот был там, где дóлжно. Как и прежде.

 Знаешь, что делать?  Помощник кивнул, комендант привычно расправил плащ и лишь сейчас понял, что плащ парадный. Значит, тогда его переодели? Это ж надо умудриться умереть и не заметить

 Идём, комендант?

 Идём, сенатор!

Вперёд, меж двух застывших шеренг высокой, раззолоченной, и стальной, пониже. Чеканя шаг, словно во время триумфа. Странно они, должно быть, выглядят Шальной неотвязный коняга, ветеран в начищенном доспехе и сенатор с имперским Роем на груди. Сенатор Едва не зарыдавший на стене отбившейся Скадарии мальчишка. Твой, без тебя постаревший, не тобою зачатый сын, и плевать, кем он послан Временем, судьбой, этим их Небом

 Убить! Убить их!  не выдерживает ублюдок на верхотуре.  Его этого лысого, с «пчёлами» Тысяча три тысячи золотом и виноградники!

 Отправляйся в свой балаган,  бросает на ходу бывший младший трибун.  Фигляр

Легионеры готовы к бою, но стража не нападает. Старший, седоусый здоровяк, смотрит то на ублюдка в венке, то на чужаков, думает А ты бы на его месте не думал?! К ветерану, придерживая руку, подбегает воин помоложе, что-то быстро говорит. Тит не смотрит, идёт дальше. К тем, с кого всё началось. Молча идёт. Пустая болтовня это для в который раз опаскудившегося Сената. Вечность, богов, империю или носят с собой, или нет.

Это Время тебя назвало Это Время Время Время

Стучат, точат камень капли. Стучит в висках кровь Стучат копыта. Кружит пыль пахнущий степью ветер. Это Время

Кто метнул нож, Приск не заметил, а Медант не успел Только подхватил на руки падающее тело. Белая тога, красная кровь, золотой имперский Рой

 Как же не к месту.

Это Время Время Время

Медант, держащий Тита на вытянутых руках. Опустившие копья шеренги. Чужой темноволосый парень с явно не своим мечом. Издевательский блеск алмазов на рукояти ножа. Подлого, придворного вояки с такими не ходят.

 Приграничным гарнизонам стоять до последнего а помощь будет Прокуратор обещал твёрдо.

Он слышит это? Слышит оттуда? Или это бредит Тит? Но при таких ранах не бредят!

 Повиновенье  выговаривают губы Приска.  Повиновенье сенатору!

 Нет,  успевает поправить Тит Спентад.  Гарнизон Приказ коменданта

Тогда тоже был нож или всё же стрела? Не запомнить своей смерти и увидеть её снова. Не в степи, здесь Не свою, больше чем свою.

 Я Гай, сын Публия Фульгра.  Давешний чужак. Чего-то хочет  Я с вами Я владею мечом!

 Давай в строй.

Неполная когорта против гарнизона, армии, целой империи, или что там осталось от Стурна,  это меньше чем ничто. Но не когда она там, где дóлжно. Неполная когорта Только одна. И ещё этот Гай, и четвёрка, продержавшаяся до прихода негаданной подмоги. Негаданной, но так бывает. У каждого своя Скадария, не отдавать же её всяким задницам!

 Да поможет нам  А кто? Время Всемогущее, допустившее такое, или этот самый Небец то есть Небо  Эгей, трубач, «Во славу Стурна»!

Боги смотрят. Боги плачут. И ещё иногда они гордятся.

К вящей славе человеческой

Роман

Льву Вершинину

Автор благодарит за оказанную помощь Александра Бурдакова, Егора Виноградова, Ирину Гейнц, Дмитрия Касперовича, Даниила Мелинца, Ирину Погребецкую и Михаила Черниховского.

Часть первая

Муэнская охота

Муэна

1570 год

Глава 1

1

Дрожащее марево окутывало полусонную от зноя Муэну, а солнце было белым и злым. Средь выгоревших холмов торчали недвижные руки мельниц. Ветра не чувствовалось, даже самого жалкого. Поднятая множеством копыт дорожная пыль превращала грандов, солдат и слуг в серых мельников. Что поделать, на дорогах в августе все кони сивы, а все всадники седы. Недаром в эту пору путешествуют ночами, но солдату не ослушаться приказа короля, а любящему мужу супруги, особенно если та готовится дать жизнь наследнику.

Тридцатипятилетний Карлос-Фелипе-Еухенио, герцог де Ригáско, маркиз Вальпамарéна, полковник гвардии и кавалер ордена Клавель де ла Сангре, выразительно вздохнул и поправил прикрывавший нижнюю часть лица шёлковый шарф. Никто не виноват, если Инес вбила в свою головку, что лишь молитва Пречистой Деве Муэнской спасёт её от смерти родами. И уж тем более никто не виноват, что прошлую ночь они провели не в молитвах. Увы, уступив вечерней звезде и брошенным к её ногам розам, Иньита поутру почувствовала себя дурно.

Объявив себя великой грешницей, дурочка отказалась от завтрака, ограничившись водой из колодца, и потребовала запрягать. Сопровождающий герцогиню врач-ромульянец укоризненно качал лысой головой и предрекал всевозможные осложнения. Инес плакала, Карлос покаянно молчал и вспоминал малышку Ампаро, которой интересное положение не мешало плясать с кастаньетами ночи напролёт. Правда, Ампаро была не герцогиней, а хитаной. Когда плясать стало невозможно, она исчезла, не простившись и не взяв ни золота, ни подарков. Карлос так и не узнал, кому дал жизнь, сыну или дочери. Что ж, не он один. В адуарах[10] голубой крови не меньше, если не больше, чем в жилах самых важных из грандов, а кичливым донам не дано знать, кто же они на самом деле. Сам Карлос, по крайней мере, за добродетель всех своих прародительниц не поручился бы. Может, он и был прямым потомком Адалида, а может, его предок плясал на площадях фламенко, и сеньора в шелках не устояла

Белая дорога вильнула, огибая очередной холм с очередной мельницей, как две капли воды похожей на предыдущую. Не паломничество, а дурной сон, в котором гонишь коня вперёд и стоишь на месте. Стоять на месте Этого де Ригаско не терпел с детства, хотя возвращений не любил ещё больше. Карлос со злостью вгляделся в раскалённые небеса, усилием воли спустился на землю и обнаружил, что и там есть место хорошему.

Стройная девушка замерла на обочине, разглядывая всадников. Ей было не больше шестнадцати, и как же она была хороша даже в этой пыли! Герцог оглянулся на карету белые занавески были плотно задёрнуты. Что ж, богомольцу просто необходимо творить добрые дела. Де Ригаско придержал гнедого и сощурился. Девушка засмеялась. Глаза у неё были чёрными и жаркими, в коротких, словно припудренных кудрях полыхал алый цветок, вместо креста на смуглой шейке серебрилось крохотное пёрышко. Хитана, и как он сразу не сообразил?

 Куда идёшь, мучача[11]?

 На праздник, мой сеньор,  белые зубы, коралловые губки,  в Сýргос.

 И много там ваших?

 Много, мой сеньор.  Быстрый взгляд и улыбка, лукавая и мимолётная, вроде и видел, а вроде и нет.

 Не знаешь ли ты женщины по имени Ампаро? Она из ваших, ей должно быть  Сколько же плясунье теперь? Не меньше тридцати, а скорее больше. Сын у неё или дочь? Неважно Хитаны, любившие чужаков, отдают сыновей братьям, а дочерей матерям.

 Ей около тридцати,  твёрдо произнёс герцог,  она повыше тебя. На левой щеке у неё родинка и ещё одна над верхней губой.

 В нашем адуаре две Ампаро, мой сеньор, но одна старше, а другая младше. И родинок у них нет.

 А в других адуарах?  потянул нить разговора Карлос.

Девушка покачала головой. Она больше не улыбалась.

 Мы здесь чужие, мой сеньор. Мы пришли из-за гор, те, кто уцелел В Виорне больше не пляшут, а поёт лишь та, что вечно косит. Нас принял адуар Муэны, мы не знаем других.

 Здесь вам ничего не грозит.  Рука Карлоса сама рванулась к эфесу. Война не вино, она остаётся в крови надолго. Навсегда.

 Мигелито так и сказал.  Девушка шагнула назад, она хотела уйти.

Герцог оглянулся карета с белыми занавесками спокойно катилась вперёд. Две женщины навеки твоя и чужая

 Как тебя зовут?

 Лола, мой сеньор.

 Мы ещё увидимся, Лола!  Кольцо с рубином угольком взмыло в горячий воздух и упало в раскрытую ладошку. Зачем он обещает встречу? Почему вспомнил ушедшее? Двенадцать лет это почти треть жизни, за двенадцать лет можно забыть. И он забыл, а потом встретил белокурую Инес. Они счастливы, они ждут сына, так почему?!

 Да благословит вас Пречистая!  Алый цветок возникает из пыльного омута, рука сама его подхватывает.  Вас и вашу сеньору, если она у вас есть

2

Белые недотроги клонятся под тёплым ветром, целое море белых недотрог. Топтать цветы нестерпимо жаль, но надо идти Она не должна, не может опоздать к мессе. Инес сделала шаг и замерла на краю долины, глядя на вырастающий из душистых волн храм. Колокол настойчиво звал вперёд, но недотроги хотели жить, им и так отпущен лишь день, и день этот перевалил за полдень.

 Иньита.  Цветы её знают, знают и зовут Какой знакомый голос, весёлый, насмешливый.  Иньита, проснись. Приехали!

 Хайме, ты?

 Я,  ответили недотроги ломким юношеским тенорком и исчезли. Стало жарко и тревожно. Почему небо обили алым шёлком? Это не к добру.

 Инья,  не отставал братец,  просыпайся!

Инес провела рукой по лицу. Сон был красивым, странным и не желал уходить, если не из глаз, то из памяти.

 Сеньорита!  Верная Гьомар держала наготове губку с ароматическим уксусом.  Позвольте

 Да,  рассеянно кивнула герцогиня,  Хайме, мне снились недотроги. Их было так много Мне было нужно в храм, а я не хотела их топтать.

 Ну и не топтала бы,  фыркнул брат, тряхнув тёмными, не то что у неё, волосами. В последнее время Хайме рвался в полк и во всём подражал Карлосу. Ещё бы, шестнадцать лет!

 Видеть храм к великой радости,  разгадала сон камеристка,  но ради неё придётся терпеть и трудиться

 Инья,  голос мужа прогнал и воспоминания, и предсказания,  ты хотела успеть к вечерней службе? Слышишь, звонят! Мы успели! Вылезай!

Инес благодарно улыбнулась и, подобрав платье, выбралась на подножку. Муэна била в колокола. Торжественный мерный гул сплетался с весёлой болтовнёй украшавших сбрую бубенчиков. Так ручей встречается с морем.

 Ты хотела,  повторил Карлос. Он был весь в пыли, но на груди у него что-то алело. Цветок. Большой и очень яркий. Откуда он взялся? Красные цветы в обители неуместны, красные цветы не растут в пыли

 Откуда это?  зачем-то спросила Инес.

 Купил,  усмехнулся Карлос,  на удачу! Нам же с тобой понадобится удача?

 Пречистая Дева защитит нас!  Герцогиня, сама не зная почему, крепко сжала руку мужа.  Убери его Пожалуйста.

 Как пожелает моя сеньора.  Карлос сунул цветок в карман, бережно подхватил жену, прижал к себе и галантно поставил наземь.  По-моему, нас встречают.

Их и в самом деле встречали. Величественная аббатиса неспешно шествовала от распахнувшихся внутренних ворот. Ворот, в которые не мог войти ни один мужчина, если только не посвятил себя Господу. Почему она не подумала об этом? Неделя без Карлоса это вечность.

3

Монахини в белых покрывалах и чёрных венках окружили Инью и увели. Смотреть вслед не имело смысла балахоны святых сестёр загораживали всё ещё стройную фигурку не хуже готовых сомкнуться ворот.

 Сын мой,  пропела задержавшаяся аббатиса,  обитель рада оказать тебе гостеприимство. Дорога мужчинам в святые стены заказана, но здесь, во дворе святого Флориана, есть приют для мужей, отцов и братьев паломниц. Тебя ждут ужин и ночлег, я же, смиренная, после вечерней службы готова уделить тебе время для беседы.

 Благодарю, святая мать,  сколь возможно вежливо откликнулся де Ригаско,  но я должен Должен переговорить с командором Хенильей и, видимо, объехать приграничные крепости. По дороге я встретил беженцев из Виорна. Их рассказ настораживает. От Луи Бутóра и его хаммериан[12] можно ждать любого вероломства.

Имя нового лоасского короля, как и рассчитывал Карлос, возымело действие. Аббатиса, призвав на голову нечестивца громы и молнии, благословила гостя на воинские подвиги и отпустила с миром. Правда, сорвавшаяся с языка отговорка обязывала, но Хени́лья подождёт до конца охоты. Встречаться с долговязым занудой не тянуло, но лгать не дело, особенно в святых стенах, а лишний раз объехать крепости не помешает. Герцог подождал, пока аббатиса скрылась за массивными, без тарана не сломать, воротами и обернулся к шурину:

 Нам следует поторопиться. Командор Хенилья ждёт.

 О да, сеньор!  Паршивец не дрогнул и бровью.  Молитесь за наши души, святые сестры, а наши клинки вас защитят.

 Нас защищает Святая Дева,  назидательно произнесла маленькая монахиня, в чью обязанность входило провожать знатных гостей,  но выжечь хаммерианскую скверну долг мундиалитских[13] рыцарей.

 Мы так и поступим, добрая сестра!

Монахиня опустила глаза, слишком красивые для отшельницы, и, заметая полами просочившуюся в обитель пыль, заторопилась к внешним воротам. Де Ригаско послал гнедого следом, отчего-то стало грустно. Вечер удлинил тени, но воздух продолжал дрожать от зноя, а залитые светом крыши и шпили казались золотыми.

 Молитвы наши да пребудут с вами и со всеми рыцарями Онсии,  глаза привратницы были тревожными,  будьте благословенны!

 Амен!  подвёл итог Карлос, прикидывая, как половчей пробраться сквозь прижавшуюся к воротам толпу. Внутри обители ночевали избранные, паломниц, пришедших к Пречистой Деве Муэнской, было много больше.

 Расступись!  рявкнул рослый стражник,  Дорогу!

 Дорогу!  подхватил и Лопе. Ординарец со знанием дела направил коня в толпу, и люди нехотя отхлынули от вожделенных створок, раздавшись в стороны, словно воды морские. Лошади недовольно фыркали и прижимали уши, скрипела на зубах пыль, женщина в чёрном покрывале лежала ничком прямо на дороге. Невысокий мужчина в потёртой одежде попытался её поднять, она вырвалась и снова уткнулась лицом в сухую землю. Карлос пожал плечами и велел Лопе объехать. Ординарец умело развернул лошадь, паломница и её супруг остались сбоку, женщина так и не встала.

Запахло костром и нехитрой стряпнёй, тявкнула собачонка. Любопытно, сыщется ли в мире хоть один лагерь, где нет ни единого пса? Первый за день порыв ветра взметнул пыль, колокольный звон становился глуше, мешался с шумом толпы. Де Ригаско оглянулся осаждаемая людским морем обитель на фоне золотящегося неба казалась фреской. Герцог взялся за спасительный шарф и подмигнул шурину:

 Завяжи нос и рот, выберемся на дорогу, пойдём галопом.

 Час с хвостиком, и мы в Сургосе,  проявил осведомлённость Хайме,  а потом? Неужели ты потащишься в пасть к Хенилье?!

 Кого-кого, а тебя бы и впрямь следовало отдать дону Гонсало. На недельку-другую,  протянул Карлос, разглядывая удравшего из отчего дома родственничка.  Такое наказанье даже твоего батюшку удовлетворит.

 Я домой не вернусь,  обрадовал Хайме,  я намерен вступить в твой полк и вступлю, а отец поймёт.

 Роскошно,  выразил восторг будущий начальник будущего же героя,  надо полагать, объясняться с доном Антонио и доньей Мартой предстоит мне?