И Катерина Петровна принялась рассказывать свое житье-бытье за последние дни.
И зачем вы только меня за него замуж выдали! Неужели вы не видали, какой это мерзкий человек! Ведь уж, кажется, он даже перед самым венцом сказался и выяснился.
Отец развел руками.
Ну, да уж теперь говорить нечего. И близок локоть, да не укусишь, говорил он. А теперь надо покориться своей участи. Покорись, да как-нибудь ладком Сама покорись, а его старайся как-нибудь в руки взять.
Как его возьмешь в руки! Не таковский это человек.
Будь поумней, так и не таковского возьмешь. А брать тебя мне к себе как же?.. Это уж совсем невозможно. Столько денег на тебя истратили да брать!
Катя продолжала плакать.
Был жених у меня хороший, с теплым сердцем, так нет, вы не отдали меня за него А отдали за дрянь, за ростовщика.
Это ты про Мохнатова-то, что ли? спросил отец с насмешливой улыбкой. Так где же это видано, чтобы за простого конторщика из мещан девушку с приданым выдавать!
Конторщик Что такое конторщик? Вы сами ведь когда-то были приказчиком.
Верно, но и был холостым, пока в люди не вышел. В люди вышел женился. А ведь Мохнатову сорок рублей в месяц цена.
Вздор. Нисколько он не хуже Порфирия Васильича. Что такое Порфирий-то Васильич? И ему только семьдесят пять рублей в месяц цена.
А семьдесят пять рублей в месяц так почти аккурат вдвое. Да, наконец, когда он к тебе сватался и мы наводили об нем справки на службе, то там сказали, что он сто двадцать пять рублей в месяц получает. Конечно, там наврали, по его просьбе наврали. И все-таки Порфирия с Мохнатовым ровнять нельзя. Твой муж Порфирий чиновник, на государственной службе состоит, стало быть, благородный.
Подите вы! Благородства у него вот на столько нет. Катерина Петровна показала кончик мизинца.
Ты все про внутреннее благородство А я про наружное благородство, про чин, про звание Мохнатов У Мохнатова ничего впереди, а этот может в гору пойти.
Выгонят его со службы за ростовщичество, выгонят, прежде чем он в гору по службе пойдет. Он даже сам мечтает уйти со службы, чтобы настоящую гласную кассу ссуд открыть.
И все-таки останется благородный, и ты будешь благородная. А Мохнатов Что такое Мохнатов? Тьфу Отставной козы барабанщик.
Да душа-то у него теплая. А уж как бы он любил меня! Ведь влюблен в меня.
В деньги твои влюблен был.
Нет, нет, не говорите этого. Зачем порочить людей? Он и не упоминал никогда о деньгах. А дали бы вы нам хоть половину против того, что вы дали теперь, и были бы мы счастливы, открыл бы он свою торговлю.
Какую? Какую он мог открыть торговлю, ежели он никакой торговли не знает! Он конторщик, а не приказчик. Щелк-щелк на счетах, да и записал в книгу вот и вся его торговля, старался пояснить дочери отец и прибавил: Ну, полно Уймись Покорись своей участи, скрепи сердце и ухитрись мужа в руки взять, чтобы он плясал по твоей дудке
Да поймите, папенька, что я даже ухитряться не хочу, потому что он мне противен! воскликнула Катерина Петровна. Весь противен! С головы до ног противен!.. Вся душонка у него противная, поганая!
Катерина Петровна навзрыд плакала, плакала и ее мать.
Беда с нынешними девчонками. Прежде этого не было Прежде всему покорялись, проговорил Петр Михайлович, махнул рукой и отправился в лавку.
XVI
Домой Катерина Петровна вернулась от своих часу в двенадцатом ночи. Вернулась она полубольная от слез, с разбитыми нервами. Слезы ее у родителей, однако, не помогли делу. Отец и мать окончательно отказались принять ее к ним. Прощаясь с ней, отец перекрестил ее три раза и сказал:
Смирись Стерпится слюбится. А я с ним завтра поговорю.
Когда Катерина Петровна приехала домой, то Порфирий Васильевич был в гостиной и при свете лампы перетирал тряпкой какие-то вновь явившиеся у них в квартире бронзовые канделябры, помещенные на подзеркальном столике. Не здороваясь с мужем, Катерина Петровна прошла через гостиную прямо к себе в спальную.
Что так поздно? крикнул он вслед.
Она не ответила. Дверь из спальной в гостиную была отворена.
Принесла чего-нибудь съестного от папеньки с маменькой? спросил он.
Ничего не принесла, послышался ответ.
Что же ты зевала? Должна была бы попросить что-нибудь, коли уж давать начали. Не заботишься ты о доме.
Не стоите вы этого.
Да я не для себя одного прошу. Ведь мне и твой рот кормить приходится.
Ах вы, мерзавец! воскликнула она. Вы обогатились моими деньгами и вещами, и еще смеете попрекать меня кормлением!
Зачем так? Зачем? Я не попрекаю, я хочу выяснить перед тобой хозяйственные соображения, сказал он спокойно. Муж трудится, заботится о приращении дома, покоя себе не знает, а жена не хочет даже языком шевельнуть на пользу хозяйства. Посмотри, кстати, какие я канделябры бронзовые приобрел. Это уж не в залог взял, можешь быть спокойна, а купил. У вдовы одного нашего бывшего сослуживца купил и очень дешево дал. От нужды и продала. Но дура, совсем дура. Настоящей цены вещам не знает. Продала за восемнадцать рублей, когда тут в лом ежели бронзу продать, то и тогда дадут тридцать. И какая художественная работа! Эти канделябры я смело перепродам за семьдесят пять рублей. Долго торговались. Ей очень хотелось взять за вещи двадцать пять. А я пятнадцать. Она двадцать я восемнадцать. Ну, на восемнадцати и сошлись. Очень уж ей деньги нужны были, до зарезу нужны. И отчего, глупая, к ростовщику не снесла? Всякий бы жид, наверное, ей дал бы двадцать пять рублей. Просто, я думаю, растерялась после смерти мужа. Что было деньжонок, на похороны истратила, а пить-есть надо.
Катерина Петровна молча разделась и тотчас же легла в постель. Муж долго еще возился в гостиной и в кабинете, но, когда пришел в спальную, жена не спала. Она при свете свечки, поставленной на ночном столике, читала книгу.
Послушайте, Порфирий Васильич, начала она. Лягте сегодня спать в кабинете, оставьте меня одну в спальной.
Это еще зачем? удивился он. Спальная общая, и я имею на нее такое же право, как и вы.
Но я у вас как милости прошу. Не могу я с вами вместе, не могу Или вы оставайтесь здесь спать, а я к вам в кабинет на диван уйду.
Порфирий Васильевич недоумевал. Он пожал плечами и вздохнул.
Вот это новость для меня, проговорил он.
Прошу вас, потешьте меня, упрашивала Катерина Петровна. Мне сегодня нездоровится.
Нет-с, не потешу. Зачем же я буду тешить непокорную жену! От вас только и слышишь одни неприятности.
Он начал раздеваться. Катерина Петровна вскочила с постели, завернулась в одеяло, схватила подушку и опрометью бросилась в кабинет.
Стой! Стой! Куда ты? закричал Порфирий Васильевич, бросившись за ней в кабинете в одном сапоге, но она уже захлопнула дверь и заперла ее на ключ.
Порфирий Васильевич ошалел.
Отопри сейчас! кричал он, шевеля ручку двери.
Ответа не последовало.
Отвори, Катя! раздавался его голос,
Но она молчала. Он понизил тон и продолжал:
Но понимаешь ли ты, мне нужно в стол сходить. У меня там вещи, чужие заложенные вещи.
За дверями хранилось упорное молчание. Он стал говорить ласково:
Катюша, голубушка, отопрись. Ну пожалуйста, отопрись.
Результат просьбы был тот же.
Так ладно же, я с тобой завтра поговорю серьезно! воскликнул он, удалился в спальную, лег в постель, но ему не спалось.
«Это черт знает, что за своенравная бабенка такая! думалось ему. Никак я ее подчинить себе не могу, никакой на нее управы не находится. Я и так, я и эдак ничто не берет. А еще в некотором роде образованная, полированная женщина! Да отец-то ее и мать хоть люди и серые, невежественные, а куда лучше ее и сговорчивее. Тех хоть запугать можно чем ни на есть, и они сейчас сократятся, а у этой какая-то особенная неукротимая строптивость. Ну, что я ей, в сущности, сделал? Решительно ничего, кроме хорошего. Из серой семьи в благородные дамы вывел, а она этого не хочет даже и чувствовать. Нет, надо ее сократить, надо! Нужно принять решительные крутые меры, а то ведь эдак она просто на шею сядет и ноги свесит», решил он, перевернулся на другой бок и силился заснуть, но спать не мог.
В голову лезли уже другие мысли.
«Не набедокурила бы она что-нибудь у меня там в кабинете! На столе я оставил два серебряных портсигара, которые взял в залог. Не поломала бы она их или не выбросила бы их за форточку! От нее станется. Она озорница. Фу! Да и шапка бобровая там же в кабинете на столе лежит, которую я принес на днях из канцелярии. Пожалуй, ведь из озорничества и шапку разорвет или спалит на свечке, а шапка пятьдесят рублей стоит».
Порфирий Васильевич соскочил с постели, подбежал к запертым дверям кабинета и, постучавшись в дверь, говорил:
Катя! Катенька! Голубушка! Ты там спать спи, но, бога ради, ты с моими вещами поосторожнее. Пожалуйста, поосторожнее Там шапка, портсигары Попортишь, так ведь мне потом отвечать придется. Смотри же, милая Пожалуйста Чтоб все ни-ни А ежели попортишь, то я завтра уж и не знаю, что тебе сделаю! переменил он вдруг просительный тон на угрожающий, стукнул в дверь кулаком и опять отправился к себе в спальную.
Долго однако не удавалось заснуть Порфирию Васильевичу. Опасения за целость заложенных вещей не давали ему покою и тревожили его.
Утром, когда он проснулся и вышел в гостиную, на стуле около двери, ведущей из гостиной в кабинет, лежали два серебряных портсигара и бобровая шапка. Порфирий Васильевич схватил их, осмотрел со всех сторон и увидел, что и шапка, и портсигары были не повреждены.
Ну, слава богу, не набезобразничала! проговорил он и стал потирать портсигары рукавом халата.
XVII
Через пять минут Порфирий Васильевич стучал в двери своего кабинета и кричал:
Катерина Петровна! Вставайте и отворите кабинет! Вам нужно чай для меня заваривать! Мне в должность пора идти, да и в письменном столе надо разобраться.
Из кабинета послышался ответ:
Не встану. Заваривайте чай сами. Ключи от буфета в моем платье, а платье в спальной.
Порфирия Васильевича покоробило.
Но ведь это же обязанность жены поить мужа чаем, продолжал он.
Отстаньте! Вы мне противны.
Ого! Но ведь я должен кое-что вынуть из письменного стола. Там у меня вещи, деньги, дела.
Ах, какое наказание с вами!
Щелкнул замок, отворилась дверь, и Катерина Петровна, как вчера, завернутая в одеяло и с подушкой в руке, перебежала из кабинета в спальную. Порфирий Васильевич в кабинет не пошел, а отправился за ней.
С вашими капризами вы совсем забываете, что я муж, так сказать, глава дома начал было он.
Вон отсюда! Дайте мне покой! закричала она на него. Никаких я ваших рассуждений слушать не хочу! Вот вам ключ от буфета, и идите заваривать себе чай.
Из-за алькова на пол вылетела маленькая связка ключей. Он поднял ключи и сказал:
Катерина Петровна, ежели у нас будет продолжаться так, я должен буду принять, наконец, строгие меры.
Принимайте, что вам угодно. Я уйду к Мохнатову и все вещи от вас вытребую.
Но-но-но Прежде чем вы вытребуете от меня свои вещи, я вас самою через полицию вытребую.
В это время в прихожей раздался звонок.
Порфирий Васильевич выбежал из спальной, заглянул в прихожую и увидал Петра Михайловича. Он снимал с себя шубу. У ног его был кулек с чем-то.
Здравствуй, зятюшка, говорил он. Навестить вас пришел.
И очень кстати, папенька. С женой никак сообразить не могу. Капризы, капризы и капризы. Милости просим. Здравствуйте говорил он, косясь на кулек.
Нате вот, прежде всего, вам гостинчику. Тут кое-что по хозяйству Гусь, поросеночек мороженый, пара кур. Ехал мимо Сенной, так купил.
Петр Михайлович передал кулек зятю.
Вот за это спасибо, папенька, большое спасибо, что вы нас не забываете, а то жалованье у меня маленькое, а дочь ваша привередничает, отвечал тот. То того не ест, то этого. На, убери кулек в шкаф на лестнице, сказал он кухарке и продолжал, обращаясь к тестю: Да это бы еще ничего, что она в пище привередничает, а вообще капризы Ведет себя перед мужем так, как жене не подобает. Вот вы добрый человек Вы сейчас и гуська, и поросеночка А она уж совсем не в вас Она ужас что такое
Да что именно? Что именно? допытывался тесть.
Капризы Только и слышишь от нее, что я сквалыжник, ростовщик, что ей противен, что она от меня сбежит. А из-за чего? Прошу покорно садиться, папашенька!
Да где же дочь-то? Где же Катя? спросил тесть, присаживаясь.
До сих пор в постели валяется. Говорю: «Завари мужу чаю». «Не хочу». А из-за чего, я говорю?
Я сейчас встану, папаша послышался из спальной голос Катерины Петровны. Не слушайте его. Он все врет. Ведь уж ежели капризы у меня появились, то жизнь мне даже через него опротивела вот я отчего
Катерина Петровна захлопнула дверь из спальной в гостиную и стала там одеваться. Послышался всплеск воды. Она умывалась. Порфирий Васильевич продолжал:
А из-за чего все это произошло? Прежде всего, я экономный человек. А мне нельзя быть неэкономным. Жалованье у меня такое.
Врет! кричала Катерина Петровна из-за двери. Это бы еще все ничего, и сквалыжничество, грошовничество я ему простила бы, а он бессердечный человек, ростовщик, радующийся, что может захватить товарищей в руки.
Вот все так-с Вот каждый день такие я комплименты слышу! потряс Порфирий Васильевич руками по направлению к спальной. Ростовщик, ростовщик и больше ничего. А я, понятное дело, хлопочу о барышах, о приращении дома. Папенька, вы сами торговый человек, а потому меня поймете.
Нет, уж ты закладчество-то брось, зятюшка, перебил его тесть. Со службы за это прогнать могут.
Да я, папашенька, в залог беру самую малость, хотя мне со всех сторон навязываются с залогами, а я теперь больше насчет купли и продажи. Вот не угодно ли посмотреть, какие я вчера бронзовые канделябры по случаю от глупых людей за восемнадцать рублей купил. Ведь эти канделябры я всегда за шестьдесят рублей продать могу, а то и больше. Продал, и два месяца сыт. Заметьте: купил и продал. Ведь уж, кажется, это торговля то же занятие, из которого и Катерина Петровна вышла, а ей и это не нравится. Вчера вечером из-за этого целая история Убежала от меня из спальной и заперлась в моем кабинете. А сегодня утром опять
Растворилась дверь спальной, и на пороге появилась Катерина Петровна. Она была в утреннем капоте. Она подошла к отцу и поцеловала его.
Это он вам про канделябры рассказывает? Поверьте, что тут не одни канделябры. Покупка канделябров вообще грязная вещь, но все, все. Он весь бессердечный, грязный ростовщик. Канделябры он вымогал у людей, которым есть нечего Прижимал их, а потом мне же хвастался. Тут все, все
А она сегодня хвасталась, что она от меня уйдет, к какому-то Мохнатову уйдет, перебил Порфирий Васильевич.
К Мохнатову? протянул Петр Михайлович, и лоб его нахмурился. Да прежде, чем ты к Мохнатову уйдешь, я и Мохнатова-то этого от себя сгоню! Смотри ты у меня! погрозил он дочери пальцем. Вишь, еще что выдумала! А ты, Порфирий Васильич, свое закладчество брось, положительно брось.
Как, папашенька, бросить, ежели это дает средства к жизни, отвечал зять.
Неприлично этим чиновнику заниматься. Кичишься благородством, а сам что делаешь! Нехорошо.
Ах, я и сам раньше так думал, а уж теперь решил, что и благородство при скудных средствах! Да позвольте Ведь благородство мое при мне и останется. Ведь это все то же самое, что торговля. А теперь торговлей и очень многие действительные статские занимаются. Идите, Катерина Петровна, в столовую и заварите чай. Вот вам ваши ключи. И мне пить чай пора да отправляться в должность, и папеньку попоим. Да достаньте банку варенья. Папашенька, может быть, с вареньем попьет, отдал Порфирий Васильевич приказ жене и, ласково обняв тестя, сказал: Пожалуйста, Петр Михайлыч, обуздайте как-нибудь Катю. Ведь уж доходит до того, что из рук вон Прямо в глаза мужу говорит: «Я, говорит, к Мохнатову уйду». Каково вам это покажется! «Сквалыжник ростовщик к Мохнатову уйду». А какой я сквалыжник? Вы вот пришли, так я не знаю, чем вас и попотчевать. Катерина Петровна! Пошли за лимоном к чаю папашеньке! кричал он жене и повел тестя в столовую.