Я поблагодарил фармацевта за обстоятельный рассказ и вышел на воздух. Достав блистер из кармана, еще раз изучил надпись на плоской стороне упаковки. Ошибки быть не может, здесь написано восемь миллиграмм. Написано так же, как и на других лекарствах, выпускаемых государственными компаниями. Не думаю, что надпись подделана.
Спрятав блистер в карман, я надвинул на глаза кепку и провел рукой по лицу. Выводы напрашивались неутешительные. Все указывает на то, что я принял таблетку восьмимиллиграммового «Омроникса», который неизвестно как у меня оказался, и мои воспоминания заблокировались. Принял сам или меня заставили? Я сжал блистер в кармане. Мысль о принуждении пугала, но другого объяснения я найти не могу. Зачем я бы стал лишать себя воспоминаний? Не может же это и в самом деле быть связано с пожаром?! Где Корпус, и где я! Просто смешно
Я двинулся вдоль улицы Эббингауза, продолжая размышлять. Старший фармацевт сказал, что испытуемым достаточно было побывать в том месте, где они приняли «Омроникс». Но что мне делать с этой информацией? Единственная идея это обойти те места, где я предположительно мог быть в воскресенье, и надеяться на то, что какоето из них станет триггером. Я остановился, ожидая зеленого сигнала светофора. Хлипкий план. Можно потратить полдня на обход города и ничего не добиться, в то время как сейчас есть и другие срочные дела. Например, найти Каву и убедиться, что с ней все в порядке. Если полиция действительно забрала ученых в Черный замок, то она должна быть там. Но от этой мысли у меня волосы встают дыбом! Черный замок, который занимает Главное полицейское управление, уже давно оброс самыми ужасными слухами. Говорят, там есть подземные казематы, где до сих пор пытают людей, и все это с разрешения начальника полиции. Я вспомнил его суровое лицо, когда он выступал перед журналистами и преподавателями. Черную форму, сидящую как доспех. Чеканный шаг. Не хотел бы оказаться во власти этого человека.
Улица Эббингауза была длинная, но не шумная, что вполне подходило для спокойной прогулки. Она примыкала к кварталу медиков, где традиционно жили и работали люди этой профессии. Здесь же находится лучшая больница Айхенлина и школа наук о материи, в которой училась Кава. Уклоняясь от проходящих мимо надушенных дам, весело щебечущих о своих делах, я покрутил большим пальцем найденное накануне кольцо, которое так и осталось у меня на мизинце. Я не очень верил в существование интуиции, однако чтото похожее на голос подсознания буквально кричало о том, что это кольцо оставила мне Кава. Но для чего? Что я должен с ним делать?
Перед глазами всплыли ключи на пустой тумбе, и сердце привычно защемило.
Остановившись возле газетного киоска, я стал изучать заголовки прессы. Пожар, пожар, пожар Полистал несколько газет, игнорируя пристальный взгляд продавщицы. Правые издания реагировали спокойнее, привлекая внимание читателей официальными комментариями политиков и мнением экспертов. Длинные скучные рассуждения, как пожар скажется на экономике Брэйе, что станет с нашими фармкомпаниями, как отреагирует международный рынок.
Я отложил газеты и бегло оглядел левые издания. Кричащие заголовки, каждый из которых отдельная теория заговора. В пожаре обвиняли и сумасшедших ученых, и Гардар, геополитического соперника Брэйе, и оппозицию.
Вы братьто чтото будете, молодой человек? не выдержав, спросила продавщица.
Я помотал головой и пошел дальше. Политикой я не интересовался и прессу практически не читал. Научные открытия вот что меня понастоящему увлекало. Но я всегда понимал, что не стану первооткрывателем. Я хочу знать, как все вокруг устроено, но не добывать эти знания. Другое дело Кава. Она была одержима мечтой попасть в Корпус. Но и там все оказалось не так, как она себе представляла. Ученые по большей части не свободны в выборе направления исследований, все решали политики и бизнесмены, которые платили им огромные деньги за разработки, призванные доказать превосходство компаний Брэйе.
«Идеалы науки растоптаны, говорила Кава. Они не хотят исследовать мир, только выжимать из него больше денег».
Руки отчегото задрожали, и я засунул их в карманы. Предрекала ли Кава разрушение Корпуса или только жаловалась на несправедливость жизни?
Свернув за угол, я оказался на небольшом продуктовом рынке. На прилавках были красиво разложены фрукты, повернутые яркой глянцевой стороной к покупателю. Спелая плоть без единого изъяна, как мог бы подумать любой прохожий. Но мне было достаточно сделать несколько вдохов, чтобы почуять гнильцу. Под верхним слоем лежали куда менее свежие плоды, которые никто не видел. Я прошелся по рынку, разглядывая фруктовое изобилие, свезенное со всех уголков мира, но отвратительный запах гнили продолжал меня преследовать. Он был навязчивый и запоминающийся, почувствовав его раз, избавиться от этого душка было невозможно. Я быстро покинул рынок, и, только оказавшись на пешеходной улице, вздохнул полной грудью.
Квартал медиков завершался небольшой улочкой, за которой уже располагалась центральная часть города с узнаваемой архитектурой. Выбеленные трехэтажные домики с остроконечными крышами, покрытыми серой черепицей, напоминающей шкуру рептилии. Они жались друг к другу, ровным строем противостоя непредсказуемой алинской погоде, которая за один день проживала цикл от яркого солнца до оглушающего ливня. Вот и сейчас резко подул сильный ветер, заставляя людей как по команде поднимать воротники, повязывать на голову косынки и закрывать окна. Висящие на некоторых зданиях флаги заколыхались, и изображенный на них крылатый змей, обвивающий гору, будто ожил, извиваясь на танцующем полотне.
Я шел против ветра, не зная толком, куда хочу прийти и что собираюсь предпринять. Несмотря на сопротивление стихии и красные, горящие от холода уши, я чувствовал в себе разгорающееся пламя упорства. Вся моя жизнь это движение поперек колеи. Пока мои ровесники, сбиваясь большой компанией, весело проводили время, я валялся в кровати с симптомами отравления, надышавшись пыльцой. Пока юноши из моего класса водили девушек на свидания, я отсаживался от одноклассниц подальше, спасаясь от запахов дешевого парфюма и шампуней с химическими отдушками. Пока мои университетские друзья обсуждали лекции за обедом в столовой, я в одиночестве поедал свой сэндвич на ступеньках здания, пользуясь перерывом, чтобы прочистить рецепторы и впустить в себя свежий воздух после запахов десятков людей, с которыми приходилось делить аудиторию.
За тридцать лет я успел свыкнуться с таким положением. Но раздражение и злость попрежнему вызывало то, что это не мой выбор. Со мной это сделали, пообещав моей матери приличную сумму всего за «один, совсем не опасный эксперимент». И я не мог винить ее в том, что она согласилась. Моя мама выросла в маленьком городке, где все занимаются разведением скота, и даже не окончила школу. Откуда ей было знать, каким скандалом, а главное, какими последствиями для меня обернется этот «маленький эксперимент»? Потом она сделала все, чтобы никто не узнал про мой нюх. Я долго думал, что она тщательно оберегала мою тайну, чтобы сберечь меня. Чтобы я снова не попал в руки тех, кто может позволить себе проводить эти «эксперименты». Но потом я понял, что дело не только в этом. Она стыдилась моих способностей, которые в любом провинциальном городке сделали бы из меня изгоя и посмешище. Именно поэтому я сразу после школы уехал в столицу. Я был уверен, что смогу начать здесь новую жизнь. Но наши ожидания это проносящийся над облаками самолет, которому рано или поздно придется опуститься на жесткую землю, и чем хуже он готов к этому, тем сложнее выйдет посадка. Я был готов ко многому в своей жизни, но не к уходу Кавы. Это меня просто растоптало.
Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как пришел к Золотой площади. Давненько я здесь не бывал. Место и не было чемто примечательным: круглая брусчатая площадка, в центре которой высокий каменный обелиск с именами первых членов Совета. Зато за ним настоящая жемчужина Айхенлина, как любят писать в путеводителях. Резиденция Совета, которая раньше была княжеским замком.
Я присел на лавочку, рассматривая здание. Белая нарядная ратуша с вытянутыми башнями, которые словно врезаются в небо, пришпиливая проплывающие мимо облака. Несмотря на приличные размеры, ратуша казалась изящной и даже какойто воздушной. Наверное, благодаря башенкам и этим узорчатым барельефам, которые смягчали массивность конструкции. Жаль, конечно, что здесь не сделали какойнибудь музей. После революции бывший княжеский замок сразу же занял Совет. Что ж, эти люди привыкли брать себе все самое лучше.
Я сложил руки на груди и откинулся на спинку неудобной чугунной лавки. Иногда мне казалось, что я ненавижу Совет. Умом понимаю, что политики сделали для страны немало хорошего, но мою жизнь они превратили в кошмар. Какой она могла бы быть, если бы не вмешательство в мои гены? Многие люди так хотят выделиться, стать кемто особенным или значимым. Они не понимают ценности нормальности. Нет ничего лучше, чем быть самым обыкновенным. Видящим, слышащим и ощущающим запахи вокруг, как все остальные люди, а не как животные.
Зверьюто их нюх весьма полезен. По запахам они находят себе пару, определяют своих детенышей и понимают, где границы их владений, а где территория чужака. У людей все подругому. Их нюх один из самых слабых. Они чутко настроены на запахи еды, воспринимая их как катализатор аппетита, и питают слабость к запахам цветов. На этом все. Многообразие других запахов проходит мимо них, но не мимо меня. Зачем мне нужен мой нюх? Что он принес мне, кроме мучений? Одно успокаивало я до сих пор умело скрывал ото всех свои способности. И буду продолжать делать это впредь. Ничто не защитит меня, если ктонибудь об этом узнает. Даже этот смехотворный статус неприкосновенности, в силу которого я не верю ни на грамм. Если членам Совета нужно будет до меня добраться, их ничто не остановит.
Усталый и злой, что так ничего и не вспомнил, я сел в трамвай и поехал домой. Добравшись до своего района, я неспешно двинулся к дому, обходя перегородившую двор незнакомую машину. Машина была представительская, на капоте в свете фонаря поблескивал шильдик. Присмотревшись, я разглядел на шильдике герб Брэйе крылатого змея, опоясывающего гору. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: возле моего дома стоит автомобиль, принадлежащий члену Совету. Сердце почемуто забилось чаще.
Я ускорил шаг, проходя мимо, но водительская дверь неожиданно приоткрылась, и сидящий там мужчина обратился прямо ко мне:
Добрый вечер, господин Рагиль. Присядьте, пожалуйста, на заднее сиденье, у меня для вас сообщение от председателя Совета. Госпожи Мелларамардин.
Глава 4
Рано утром, на третий день после пожара, Меллар уже была на рабочем месте. Кабинет председателя Совета встретил ее тишиной и затянувшейся необустроенностью. За стеклянными дверцами высоких шкафов проглядывали одинаковые корешки чужих книг, стоящие тут больше для красоты, чем по необходимости. Пустая стена возле шкафов белела ожиданием, когда на нее повесят дипломы и регалии. На массивный стол из темного дерева так и просилась теплая семейная фотография. Вместо предметов, которые должны были намекать о характере и предпочтениях новой хозяйки кабинета, здесь царил безликий и торжественный порядок, который пока не решались нарушить.
Меллар прошла к окну, пригладила рукой тяжелую ткань флага, стоящего за высокой спинкой кожаного председательского кресла, и облокотилась о стену, смотря как лучи восходящего солнца окрашивают горы на горизонте в лиловоголубые тона.
Она позволила себе несколько минут насладиться началом нового дня и скрылась в маленькой комнатке, спрятанной за неприметной дверью. Подошла к шкафу, стоящему в углу, сняла со штанги две вешалки с одеждой и повесила их на дверцы. Задумчиво прикусила губу и критически оглядела наряды: синий костюм с приталенным жакетом и обтягивающее вишневое платье с треугольным вырезом на груди.
Усыпить подозрительность или привлечь внимание? Успокоить или возбудить? Вызвать доверие или соблазнить? Готовясь ко встрече с Рагилемасаром, Меллар тщательно продумывала детали своего внешнего вида, успев не раз убедиться в силе этого оружия. На людей простых оно действовало безотказно, а вот с представителями ее нового круга выглядеть безупречной недостаточно. Здесь нужно постоянно доказывать, что ты способен на решительные действия, но при этом всегда останешься предан интересам Совета.
«В политике ценится смелость и умение убеждать. Зачатки этих качеств у тебя есть, прозвучал в голове Меллар голос Дормана, ее негласного наставника в Совете. Заматереешь, наберешься опыта, и из тебя выйдет прекрасный политик. Но есть одна черта, которая выделяет тебя уже сейчас. Ты умеешь очаровывать людей, вынуждая многое тебе прощать. Для начала этого немало».
Мнению Дормана можно было доверять он состоял в Совете большую часть жизни, хорошо разбирался в людях и никогда не говорил пустых комплиментов. Меллар ценила его за поддержку и участие в ее судьбе, ведь без него она не стала бы председателем Совета. Но чем дальше они шли бок о бок, тем чаще Меллар замечала, что, даже сделав ее первым лицом государства, Дорман видел в ней лишь свою послушную протеже.
Меллар посмотрела на свое отражение и поиграла взглядом, делая его то испепеляющим, как у фурии, то невинным, как у овечки. Скосила глаза на папки от Крегара, брошенные на диване, и с тяжелым вздохом отошла от зеркала.
«Время игры кончилось, подумала она. Пожар дал мне шанс проявить себя, и я его не упущу».
В дверь легонько постучали, и мысли Меллар стали медленно рассеиваться, как туман после дождя.
Госпожа Меллар, я хотела бы уточнить ваше расписание на сегодня. В комнату заглянула секретарь.
Заходи, Рина, Меллар махнула рукой в приглашающем жесте.
Молодая девушка мышкой юркнула внутрь и встала у стены, держа в руках блокнот и карандаш.
В 9 утра у вас встреча с Рагилемасаром. Подтверждена.
Меллар кивнула, а секретарь, заправив за ухо выбившийся из пучка золотистый локон, звонким голосом продолжила.
В 12 дня на прием придет рикистрат по вопросам международного сотрудничества. Цель визита согласовать официальное заявление по пожару для завтрашней прессконференции.
Визитку рикистрата перед встречей положи мне на стол. И дай указание канцелярии сделать копии заявления и разнести их в приемные членов Совета. Они должны получить текст до нашего заседания.
А девушка закусила кончик карандаша.
Что, Рина?
Я правильно понимаю, что вы собираетесь обсудить текст заявления со всеми членами Совета? затараторила она. Если ктото захочет внести правки, то это займет много времени, и тогда текст не будет готов к завтрашнему дню. Может, я, как обычно, отнесу копию в секретариат господина Дормана, он посмотрит и
Рина! Голос Меллар прозвучал жестче, чем она рассчитывала сказывались нервы. Секретарь замолчала и уткнулась глазами в блокнот.
Рина, глубокий вдох, давай я буду сама решать, с кем согласовывать текст заявления. Меллар сложила руки на груди. И потом, это очень важное выступление, мы должны показать всем странам, что ситуация под контролем и ущерб от пожара не такой значительный, как они надеются. От этого выступления многое зависит, в том числе и наша с тобой карьера.