У Мазони дернулись брови, он удивился.
Подошли к улыбающемуся проворному Зыбуле. Петро полез в карман «бананов» и достал ключи от новой машины.
Вот что, Мазоня, это твои ключи. Теперь от твоей «тойоты». Я же помню, как ты раньше любил машины. Даже побеждал на автогонках.
Мазоня на мгновение растерялся: в глазах блеснули слезы, но он с силой поборол их.
Не волнуйся, старик. Зыбуля тебе покажет дорогу. Если хочешь, захвати красотку. Я знаю одну. Она тебе понравится. Теперь ведь рынок иной. Малолетки вытесняют взрослых дам. Одним словом, как скажет «адвокат», в жизни, как в жизни.
Хозяин понимающе полуобнял Мазоню.
Извини, старик, а у меня еще дельце.
3
Мазоня сидел за рулем машины. Он радовался, как мальчишка. Ход «тойоты» был прекрасный она словно не шла, а летела над мокрым асфальтом, едва дотрагиваясь до него своими пружинистыми колесами.
Зыбуля сидел рядом, искоса поглядывая на Мазоню, он еще не знал, нравится ли ему этот человек окончательно, или он, Зыбуля, пока находится под впечатлением Хозяина; Зыбуля привык доверять Хозяину безраздельно и беспрекословно таково уж его положение; и все же Мазоня для него был слишком новеньким, тем более для такого неожиданного взлета
Погруженный в себя Зыбуля неожиданно процедил:
А может, зря не взяли девочку? Хозяин второсортный товар не подсунет. Я ее знаю: что стоят одни ножки. Пальчики оближешь!
Нет, не хочу, ершисто сказал Мазоня. Ему действительно хотелось побыть одному, он должен был над многим поразмыслить. И хотя он чувствовал себя за рулем великолепно, в голове неотвратимо сидел Альберт с тех пор как он выбрался из зоны, чернявый мальчишка всюду преследовал его, не давая покоя даже во снах.
Зыбуля теперь его не тревожил и всю дорогу с надменным разочарованием на лице преспокойно смотрел вперед на улицу.
Тем временем они подкатили к обычному жилому дому, пятиэтажке хрущевских времен. Отпарковав машину, поднялись по чистенькой лестнице на второй этаж. Зыбуля ключом открыл дверь, пропуская Мазоню в уютный коридорчик. Пахнуло теплом, обжитым домом. Зыбуля неторопливо объяснил, что хозяева сейчас на заработках, где-то на Севере, и что квартирка хоть и однокомнатная, но приличная, используется ими для «самых нужных людей».
Что гостиница, одни клопы да сутенеры? резонно заключил Зыбуля и, смачно выругавшись, сплюнул на маленькой кухне в раковину.
Мазоне все понравилось: и обстановка, и даже светлые, в цветочек, обои. Он сел на мягкий, утопающий диван и устало посмотрел на Зыбулю. Тот понял и, выкурив сигарету, дерзко заявил:
Ухожу. Но завтра, как штык, прямо с утрянки
Согласно кивнув головой, Мазоня растянулся на диване. Щелкнул замок входной двери, и стало кругом тихо и спокойно. Как он ждал это время! Трудно поверить, что все это правда. Мазоня сладко закрыл глаза не то от выпитого, не то от пережитого, но вдруг почувствовал свинцовую тяжесть в обмякшем теле: только сейчас он понял, что почти спит. Он попытался открыть веки и не мог, словно они слиплись. Скрипнул диван Мазоня повернулся на бок, силясь найти удобное место; но сон уже набирал силу, и он, беспомощный и расслабленный, будто провалился в пропасть
* * *
Кто-то сильно стучал в дверь. Мазоня спросонок тряхнул головой, пытаясь подняться. Но голова не слушалась, клонилась к подушке. Наконец он рванул штору и сразу в комнате стало светло, опытным глазом он понял, что было часов шесть или семь утра. «Кого там в такую рань принесло?» спохватился он. В семейных по колено трусах, наступая босиком на холодноватый пол, он, закашлявшись, курить надо бы бросить, подошел к двери. Осторожно щелкнул замок, и дверь, скользнув по цепочке, едва приоткрылась.
Да я это, холодно дыхнул в расщелину Зыбуля. Открывай же!
Мазоня нехотя, равнодушно снял цепочку и недоуменно ежился в трусах перед Зыбулей, за спиной которого теснились еще трое Мишка Кошель, Скирда и Якуб, с ними в ресторане познакомил Хозяин.
Что там? предчувствуя что-то недоброе, хрипло спросил Мазоня и, увидев на спинке стула халат, накинул его на плечи.
Да ничего такого. Лицо Зыбули плаксиво скривилось. Только вот Хозяин приказал долго жить. После ресторана его того, полоснули автоматной очередью.
Мазоню словно облили кипятком: мгновенно пробил озноб и стало жарко, тело покрылось горячим липким потом.
Не может быть!
В нашей жизни все может, спокойно и зло сплюнул Зыбуля и уступил место Мишке Кошелю.
Черноволосый и смуглолицый Мишка был крепкого сложения, если не сказать богатырского, с широкой выпяченной и накачанной грудью, простодушным и суховатым лицом, он тяжеловато сел на стул и, часто моргая ресницами, стал рассказывать, как все получилось
После ресторана, расставшись с Мазоней, Хозяин поехал «по одному дельцу». На ночной квартире у женщины, через которую он получал время от времени нужные сведения, его ждали: стоило ему выйти из «тойоты» и сделать несколько шагов к подъезду, как оттуда вынырнул вертлявый, сухой парень.
Хозяин, узнаешь?
Нет.
Хозяин вздрогнул, но напористо пошел навстречу.
Нехорошо не узнавать своих. Нехорошо
Его расстреляли в упор из двух автоматов. Растерявшегося в машине боевика почему-то не тронули, бросив ему на прощанье:
Знай наших!
Они не боялись, что их узнают, так как наверняка были из другого города: своих блатных, даже из чужих группировок, телохранитель знал, да свои столь гуманными не были: прикончили бы.
Федор Скирда был уверен, что без хозяйки квартиры здесь не обошлось, потому, не рассуждая, мрачно, сонливо сказал:
Грохнуть стерву надо.
У Мазони от новости закружилась голова, затошнило. «Боже, надо же такому случиться»
Пока Мишка рассказывал мрачную историю гибели, он логически сопоставлял кое-какие детали. А почему не прикончили боевика, почему?
Зыбуля, словно поняв Мазоню, тихо, но упрямо заметил:
Боевик» никогда не ездил с Хозяином. Он взял его случайно. Так что здесь, как скажут менты, алиби. А вот насчет бабы навела, падла!
Мазоня оделся и попросил Зыбулю подогреть на кухне чайник. Федор Скирда, Мазоня, Мишка Кошель и Якуб сели за круглый стол и, положив руки на клеенку, стали думать.
Вот что, медленно, покусывая губу, сказал Мазоня, мы сумеем его похоронить по достоинству.
По высшему классу, сощурившись, совершенно спокойно заметил Мишка Кошель.
А если так, то считайте, что он погиб на фронте.
Мазоня намазал булку маслом и, отхлебывая из горячего стакана крепкий чай, задумчиво молвил:
Не будем гадать сейчас на кофейной гуще кто да что!.. Жизнь выяснит сама. Но скажу, братва, без красивых слов: блатных в городе надо брать в руки. Мазоня сжал кулак. Или они нас, или, поднатужившись, мы Чего тут ждать, ведь сейчас начнут кусать похлеще легавых. Нет Хозяина рви на куски. Страну рвут на куски, а здесь уж сам бог велел. Откуда сейчас ветер? Кто первый?..
Есть такие, добродушно согласился Мишка Кошель и остро взглянул на Скирду. Тот молча кивнул: что-что, а ослабел пощады не жди.
Мазоня нетерпеливо встал и начал нервозно ходить по комнате. Ему никто не мешал, и он пытался сосредоточиться и понять обстановку, в которую его так неожиданно поставила жизнь. Он видел, как молчаливые, растерянные лидеры Хозяина чего-то ждали от него, и он даже хорошо понимал, чего ждали эти люди, еще вчера бывшие надежной правой рукой его друга Так вот почему Хозяин так настойчиво хотел его приезда, так жаждал его дружеской поддержки и сразу, не мешкая, произвел его, собственно, в ранг преемника.
Да, тут было над чем подумать! Но думать особенно было некогда следовало действовать, и именно этого собравшиеся ждали от него.
Конечно, Мазоня не новичок и знал, как повелевать в этом мире. Но он знал и другое: как в зоне, так и здесь все начиналось с первого шага. Как шагнешь так и откликнется! Или примут сразу, беспрекословно, или сомнение, гложущее, гнетущее, легко перерастет в недоверие и злобу, и тогда, брат, держись не ставшие своими хуже чужих.
Мазоня остановился и в упор посмотрел на Кошеля.
Порядок, охрану и все остальное берешь на себя.
С того слетела некоторая нагловатость, и он одобрительно взглянул на Мазоню.
Пусть все знают, что у нас ничего не случилось, чуть-чуть растягивая слова, решительно и резко сказал Мазоня. И пусть в глупые головы их не приходит мысль, что мы стали слабее, чем были. Это надо кое-кому показать делом. И этим займешься ты, Федор!
Глаза Мазони, узкие, пронзительные и прощупывающие, говорили о сильной воле и даже о хитрости и изворотливости. Он быстро сел и, положив на стол узловатую и сухую руку, басовито продолжал:
Ты, Якуб, останешься со мной. Ты у нас юрист, тебе и карты в руки. У меня есть занимательнейшее дело. Мазоня тихо усмехнулся и, проводив всех до дверей, молча, задерживая ладони, пожал всем руки.
Теперь он уверен, что сделал то, что надо было в этих условиях сделать именно этого ждали от него лидеры: своими распоряжениями он как бы подтвердил свое исключительное положение, положение преемника. Большего им было, пожалуй, и не надо: в остальном они разбирались не хуже Мазони, ведь тоже воробьи стреляные!
Кроме Якуба остался Зыбуля. К новому хозяину он перешел просто, как бы по наследству и, кажется, твердо определился в Мазоне.
Чуткий слух Зыбули уловил в Мазоне какую-то необъяснимую для него силу.
* * *
Город был страшно удивлен. За многие годы такого, пожалуй, не приключалось. Люди останавливались на улицах и, встречая столь необычную похоронную процессию, недоуменно пожимали плечами.
Кого это хоронят-то? Начальство?
Да нет, начальство вроде в здравии.
Кого же?
Мафиози
Похоронная процессия растянулась на всю улицу. За открытым катафалком, покрытым малинового цвета покрывалом, шли два внушительных, в униформе оркестра, попеременно и торжественно издавая звуки бетховенской музыки.
Длинной веренице блестящих легковых машин, казалось, не было конца, к тому же среди обычных, приевшихся «москвичей» и «жигулей» преобладали заграничные БМВ, «форды», «вольво», «тойоты» и даже «линкольн», словно в городе шел парад иномарок.
В машинах немало было молодых изящных людей в дорогих черных костюмах, что привозят из-за бугра, с галстуками «бабочка», будто это были известные актеры, приехавшие на гастроли. Но это не были актеры, это были друзья и недруги Хозяина, которого провожали в последний путь. Так уж было заведено по неписаным, но строгим законам в последний путь провожали все: и те, кто убил, и те, кто был верным и надежным другом. Ибо последний путь это конец старым обидам и разногласиям, омытым кровью сильных и властных людей.
Мазоня, с серым болезненным лицом ждал на кладбище: стоял среди близких, но в стороне и, подавленный горем, исподлобья наблюдал за похоронной процедурой. Распоряжались и говорили речи совершенно незнакомые ему люди. И то, что кругом были эти чужие лица, действовало на него угнетающе. Как никогда, на душе было больно. С трудом, пересиливая себя, он подошел к могиле, чтобы бросить горсть земли, на глаза навертывались едва сдерживаемые слезы. Быстро отойдя от могилы, дрожащим голосом сказал Якубу:
Я жду Федора.
Он вышел из блестящей, расфранченной толпы и медленно, задевая ногами за землю, пошел по кладбищенской тропке к выходу. За оградой, с другой стороны кладбища, его ждала «тойота» подарок Хозяина. Постоял с минутку в раздумье и со словами: «Да, все мы там будем!» порывисто сел в машину и включил зажигание. Чтобы как-то успокоить себя, он прибавлял скорость, и машина лихо несла его по городу в странную и новую для него неизвестность
4
Отец Альберта «вор в законе». И родился он в тюряге, в женском отделении колонии строгого режима, где матери предстояло отмотать еще минимум четыре года.
Из роддома его так и привезли в тюрьму вместе с матерью. Мать не была проституткой, но и не была здесь, в зоне, случайной, осужденной за растрату или еще за что подобное, блатная, из самой что ни на есть малины. Бабы такого типа доступны не всем, но с моралью они не церемонились и зачастую, одна на многих, в охотку обслуживали всю малину.
Мазоня, Петро (Хозяин) и Костя по кличке Хлыст были закадычные блатари. В год, когда с Хлыстом случилось это, Петро как раз выходил из зоны. Схлестнулся Костя в зоне с рыжей бедовой девкой из столовой, где он вторую неделю был истопником. И схлестнулся ненароком девка была смачная, горячая, к тому же с голодухи Хлыст был жаден и ненасытен, как секач.
Сладость длилась недолго. Хлыста за что-то посадили в карцер, а затем перевели в общак, и их встречи оборвались. Но вскоре стало известно, что кухонная девка забеременела, и Хлыст, прыщавый и дикий мужик лет тридцати пяти, вдруг как-то обмяк и потеплел, что, пожалуй, совсем не вписывалось в его биографию.
Лежа на нарах, он под простудный гортанный кашель поведал Мазоне, что он против аборта и пусть эта рыжая стерва родит ему сына, из которого он потом сделает настоящего блатаря, назло Петру, если он был здесь, то наверняка не одобрил бы его поступка.
Шли затяжные зонные месяцы. Мазоня и сам нередко встречал деваху Хлыста. А что, девка как девка. Хоть и рыжая, да кровь с молоком! Ляжки округлые, мощные, только ребенка носить, да и живот не безобразит, скорее даже придает ей мягкость, важность, солидность гусыни. Такой бы выводки водить, а не в зоне с блатарями валандаться.
Не стесняясь, она расспрашивала Мазоню о Хлысте.
Как он, надежный?
Мазоня хвостом не вилял.
Хлыст хоть и хорек, но стоящий.
В открытом, простодушном лице Мазони она видела, что тот не лукавит, потому и лучилась и хорошела на глазах.
Хочу сына, такого как Костя!
Слыхал Хлыст, такого как ты! Не верил блатарь своему счастью и однажды признался дружку: чувство такое, больное чувство, Мазоня крышка мне понял, крышка!
И вправду сработал в ящик. Непутевый, хваткий! А может, просто занозистый вот и схватил прямо в живот ножик
Теперь Мазоня был единственным близким человеком. Он-то и передал ей последние слова дружка.
Если сын, то пусть назовет его Альбертом. Так когда-то меня хотели назвать Зря не назвали. Глядишь, и жизнь, и судьба была бы другая!..
После роддома она могла бы начальству колонии подать ходатайство. Но не захотела: куда ей с ребенком-то, да еще в зиму? Собственно, некуда. Она осталась в зоне и по-старому работала в столовой; начальство не прижимало, а товарки без обиды нянчили ребенка.
Даже Мазоня однажды держал его на руках.
Хорош хлопец, весь в Хлыста!
Так неожиданно Мазоня стал как бы вроде крестного отца. При случае дарил кое-какие игрушки, сам мастерил и, конечно, по мере возможности опекал рыжую. Она поправилась, подобрела и однажды ему выпалила:
Вот, Мазоня, выйдешь на волю к тебе приеду жить. Как хочешь, навсегда.
Мазоня и сам рассчитывал на это. Но она не приехала. Альберту шел второй годик Мазоня тогда был уже на воле и, как говорится, обустроившись, сам поехал на свидание в зону.
Все началось с зимы, когда она простыла и заболела. Кашляла потихоньку, украдкой, боясь, что признают чахотку. Потом ее все же положили в тюремную больницу, но болезнь оказалась скоротечной, и к весне ее не стало. Маленького, еще не смышленого Альберта увезли в дом ребенка.
Мазоня сходил на могилу. Молча постоял возле маленького холмика и в тот же вечер уехал по адресу дома ребенка.
Ему вывели грязноватого длинноволосого мальчишку с темными глазами. Мазоню он побаивался и встретил отчужденно. Тому ничего не оставалось, как дать денег заведующей и сказать ей, что сейчас он не может, а вот когда Альберт подрастет, он непременно его заберет отсюда. С тем Мазоня и уехал из этого маленького, «захудалого» городка.
Затем он закрутился, завертелся по жизни и совсем забыл про мальчонку. Правда, иногда посылал заведующей деньги, но это лишь иногда Но в один прекрасный день Мазоня загрустил и тут сразу же вспомнил об Альберте. Он раза два съездил к нему, и мальчишка стал признавать его родственником. Мазоня уже собирался что-то придумать, что-то предпринять, как неожиданно «влип» и снова оказался за решеткой.