И вновь задул свечу.
Глаза по-прежнему светились на том же месте, у изножья кровати. Находились ли они между кроватью и оконным стеклом или за стеклом, на балконе? Вот что хотел знать Рауль. И еще он хотел узнать, принадлежат ли эти глаза человеческому существу? Он, наконец, хотел знать все.
Хладнокровно, не спеша, стараясь не потревожить нависшую темноту, юноша взял револьвер и прицелился.
Он целил прямо между двух золотых звездочек, смотревших на него со странным, неподвижным блеском. Потом перевел прицел чуть выше: ведь если это глаза и если над ними есть лоб, он не промахнется
Звук выстрела страшным грохотом нарушил тишину спящего дома По коридорам застучали торопливые шаги. Рауль, по-прежнему сидя в кровати, вытянул руку, готовый выстрелить еще.
На этот раз звездочки исчезли.
Загорелся свет, появились слуги и перепуганный граф Филипп.
Что случилось, Рауль? спросил он обеспокоенно.
Да нет, ничего, наверное, мне это привиделось во сне. Я стрелял по двум звездочкам, которые мешали мне уснуть, ответил юноша.
Ты бредишь? Ты заболел!.. Прошу тебя, Рауль, скажи, что случилось? И граф отобрал у него револьвер.
Нет, нет! Это не бред!.. Впрочем, сейчас узнаем.
Он встал, накинул халат, надел шлепанцы, взял из рук лакея светильник и выглянул на балкон.
Граф заметил, что окно пробито пулей на уровне человеческого роста. Рауль нагнулся, осматривая балкон.
Ага! Кровь Кровь! заметил он. Вот и здесь кровь! Тем лучше! Призрак, из которого течет кровь, это куда менее опасно, заметил он с усмешкой.
Рауль! Рауль!
Граф тряс его, как если бы хотел прервать опасный сон лунатика.
Не надо, брат, я же не сплю! запротестовал недовольный Рауль. Ты же видишь эту кровь. Мне показалось, что это мне снится, но я выстрелил. Значит, это были глаза Эрика, и вот его кровь Потом, внезапно забеспокоившись, он добавил: В конце концов, может быть, я не прав, что стрелял, и Кристина не простит мне Этого бы не произошло, если бы я из осторожности опустил шторы, когда ложился спать.
Рауль, ты с ума сошел? Проснись же!
Опять ты за свое! Вы бы лучше, дорогой брат, помогли мне найти Эрика. Ведь призрака, из которого течет кровь, можно отыскать
Его прервал камердинер графа:
Это правда, сударь, на балконе кровь.
Слуга принес лампу, и в ее свете они разглядели кровавый след, который тянулся вдоль края балкона к водостоку и спускался по нему до самой земли.
Друг мой, сказал граф Филипп, ты стрелял в кошку.
Вот незадача! рассмеялся Рауль, и смех его болью отозвался в ушах графа. Вполне возможно. С Эриком возможно все. Эрик? А может, кот? Или призрак? Существо из плоти или тень? С Эриком возможно все!
Рауль начал выдвигать весьма странные предположения, логически связанные с его собственными размышлениями и рассказом Кристины Даэ, но это вконец убедило присутствующих, что юноша не в себе. Сам граф начал опасаться того же самого, а позже судебный следователь, прочитав рапорт комиссара полиции, так и не понял, какое заключение можно из этого сделать.
Кто такой Эрик? спросил граф, сжимая руку брата.
Это мой соперник. И если он не умер, тем хуже для меня!
Он отослал слуг, братья остались одни. Но находившийся среди слуг камердинер графа услышал, как Рауль решительным тоном произнес за закрывшейся дверью:
Вечером я похищу Кристину Даэ!
Впоследствии эта фраза была передана судебному следователю Фору. Однако никому не известно, какой разговор произошел между братьями в ту ночь.
Слуги рассказывали, что это была не первая ссора между ними. Через стены доносились крики, речь шла об актрисе, которую звали Кристина Даэ.
За завтраком граф Филипп обычно он завтракал в своем рабочем кабинете приказал позвать к нему Рауля. Пришел Рауль, мрачный и молчаливый. Разговор был коротким.
Граф: Прочти вот это! (Он протянул брату газету и ткнул пальцем в одну из заметок.)
Виконт (шевеля губами, прочитал следующее): «Сенсация в предместье: только что состоялось обручение мадемуазель Кристины Даэ, оперной певицы, и виконта Рауля де Шаньи. Если верить закулисным разговорам, граф Филипп поклялся, что впервые один из Шаньи не сдержит своего обещания. Поскольку любовь а в Опере более, чем где бы то ни было, всемогуща, возникает вопрос: какие средства использует граф Филипп, чтобы помешать своему брату повести к алтарю Новую Маргариту? Говорят, братья обожают друг друга, но вряд ли братская любовь одержит верх над просто любовью, пусть даже и мимолетной».
Граф (печально): Ты видишь, Рауль, что ты делаешь из нас посмешище. Эта малышка совсем вскружила тебе голову россказнями о привидениях. (Значит, виконт передал брату рассказ Кристины.)
Виконт: Прощай, брат!
Граф: Значит, это решено? И сегодня ночью ты уезжаешь? Вместе с ней? Надеюсь, ты не сделаешь такой глупости! (Молчание виконта.) Я найду способ остановить тебя!
Виконт: Прощай, брат! (Выходит.)
Граф сам рассказал судебному следователю об этой сцене, ему было суждено в последний раз в жизни увидеть младшего брата в тот же вечер в Опере, за несколько минут до исчезновения Кристины.
Рауль посвятил весь день приготовлениям к побегу.
Лошади, экипаж, кучер, продукты, багаж, деньги на дорогу, маршрут было решено воспользоваться железной дорогой, чтобы сбить Призрака со следа, все это занимало мысли виконта до девяти вечера.
В девять часов к веренице экипажей перед Ротондой присоединилась двухместная карета с плотно зашторенными окнами и поднятыми стеклами. В нее были впряжены две резвые лошади, на козлах сидел кучер, лица которого почти не было видно за многочисленными складками длинного шарфа. Перед этой каретой стояли еще три. Позже следствием было установлено, что это были экипажи Карлотты, неожиданно возвратившейся в Париж, Сорелли и графа Филиппа де Шаньи. Из двухместной кареты никто не выходил. Кучер все время оставался на козлах. Трое других кучеров также не покидали своих мест.
Какой-то неизвестный, закутанный в черное пальто, в черной шляпе из мягкого фетра, прошел по тротуару между Ротондой и экипажами. Казалось, он внимательно разглядывает двухместную карету. Он подошел к лошадям, потом к кучеру, затем удалился, не сказав ни слова. Следствие решило, что это был виконт де Шаньи; я же в это не верю, потому что мне известно, что в тот вечер, как обычно, виконт де Шаньи был в цилиндре, который, кстати, был обнаружен позже. Я полагаю, что это был Призрак, который знал обо всем, как нам предстоит впоследствии убедиться.
По случайному совпадению в тот вечер вновь давали «Фауста». В зале собралась самая блестящая публика. Аристократы обитатели предместья были почти в полном составе. В те времена владельцы абонементов крайне редко делились своими ложами с представителями финансовых и торговых кругов или с иностранцами. Теперь все переменилось: ложей какого-нибудь маркиза, который по контракту является ее владельцем, пользуется торговец солониной вместе с многочисленным семейством, поскольку ложа оплачена им. А в ту эпоху подобные примеры встречались крайне редко. Ложи Оперы представляли собой салон, где встречались люди большого света, среди них попадались и те, кто и впрямь любил музыку.
Все эти аристократы знали друг друга, хотя и не обязательно поддерживали близкие отношения. Личность графа де Шаньи была достаточно известна.
Заметка в газете «Эпок» уже, должно быть, произвела определенный эффект, поэтому все глаза были устремлены к ложе, где в одиночестве восседал граф Филипп, внешне безразличный, с беспечной миной. Женская половина блестящего собрания была заинтригована в особенности, а отсутствие виконта служило предметом пересудов и перешептываний под прикрытием вееров. Кристину Даэ встретили довольно холодно: эта публика не собиралась поощрять столь дерзких матримониальных притязаний.
Певица сразу же отметила прохладное отношение части зала, и ей стало не по себе.
Завсегдатаи, которые считали себя в курсе любовных дел виконта, не преминули злорадно улыбнуться некоторым фразам в партии Маргариты. Они непроизвольно повернулись к ложе графа де Шаньи, когда Кристина спела: «О, как бы я узнать желала, кто юноша был тот, что встретился со мною?»
Опершись подбородком о сложенные на барьере ложи руки, граф, казалось, не обращал никакого внимания на подобные манифестации. Он не отрывал глаз от сцены, но что видел он? Казалось, что мысли его блуждают где-то далеко.
Кристина на глазах теряла уверенность. Она вся дрожала, надвигалась катастрофа. Каролюс Фонта спрашивал себя, здорова ли она, сомневаясь, что она сможет продержаться на сцене до конца акта, до сцены в саду. А в зале вспоминали о несчастье, случившемся с Карлоттой именно в этом самом месте, когда она издала этот исторический «квак», который моментально пустил под откос ее карьеру в Париже.
Именно в этот момент в ложе напротив сцены появилась Карлотта это был великолепный выход. Бедняжка Кристина подняла глаза, предчувствуя новый повод для волнений, и узнала соперницу. Ей почудилась усмешка на губах Карлотты. Это спасло ее. Она забыла обо всем, кроме того, что должна сегодня вновь добиться триумфа.
И она запела, раскованно, от всей души. Она пыталась превзойти все, что делала до сих пор, и ей это удалось. В последнем акте, когда она начала призывать ангелов, уже воспарив над землей, зал затрепетал от волнения, и многие почувствовали, как у них выросли крылья за спиной.
Когда раздался этот неземной призыв, в центре амфитеатра напротив актрисы встал человек и повторил движение Кристины, как будто тоже пытаясь оторваться от земли. Это был Рауль.
И Кристина, простирая руки в золотом сиянии распущенных по обнаженным плечам волос, бросила в зал божественный призыв:
На краткое мгновение театр неожиданно погрузился в темноту. Все произошло настолько быстро, что не успели зрители вскрикнуть от изумления, как сцена вновь залилась светом
Но Кристины Даэ там уже не было! Что с ней сталось? Что это за миракль? Все недоуменно переглядывались, и волнение тотчас охватило весь зал. Неменьшее волнение воцарилось на сцене. Люди выбежали из-за кулис, разглядывая место, где только что стояла певица. Спектакль оборвался в невероятной неразберихе.
Так что же все-таки случилось с Кристиной? Какое колдовство сорвало ее со сцены прямо на глазах тысяч восторженных зрителей, буквально из рук Каролюса Фонты? В самом деле, можно было задаться вопросом: что, если, вняв пламенной мольбе, ангелы действительно унесли ее в небо?..
Рауль, по-прежнему стоявший в амфитеатре, вскрикнул. Граф Филипп выпрямился в своей ложе. Взгляды зрителей перебегали со сцены на Рауля, потом на графа, и некоторые спрашивали себя, не связано ли это невероятное происшествие с заметкой в утренней газете. Но вот Рауль стремительно оставил свое место, граф вышел из ложи, и, пока опускали занавес, зрители устремились за кулисы, возбужденно переговариваясь на ходу. Публика жаждала объяснения, почему сорвался спектакль. Все говорили разом. Каждый пытался по-своему объяснить происшедшее. Одни считали, что Кристина свалилась в люк, другие утверждали, что ее подняли лебедкой наверх и что, скорее всего, она стала жертвой нового трюка, выдуманного новой дирекцией, третьи думали, что это шутка, тем более что в момент исчезновения отключили свет в зале.
Наконец занавес медленно поднялся, и Каролюс Фонта, подойдя к самому пульту дирижера, произнес печальным и суровым голосом:
Дамы и господа, произошло неслыханное событие, которое повергло нас в глубокое беспокойство. Певица Кристина Даэ непостижимым образом исчезла на наших глазах.
Глава 15
Причудливый способ употребления английской булавки
На сцене творилась невообразимая суматоха. Артисты, машинисты, танцовщицы, статисты, хористы, держатели абонементов все суетились, кричали, толкались. «Что могло с ней случиться?», «Она вознеслась!», «Ее увез виконт де Шаньи!», «Нет, это сделал граф!», «Да нет же, это Карлотта, это ее рук дело!», «Нет, это Призрак!».
Кое-кто слегка посмеивался, особенно после того, как внимательный осмотр люков и полов заставил отказаться от мысли о несчастном случае.
В галдящей толпе выделялись трое; тихо переговариваясь, они разочарованно пожимали плечами. Это были хормейстер Габриэль, администратор Мерсье и секретарь Реми. Они удалились в узкий тамбур, который соединяет сцену с фойе балета, и, укрывшись позади огромных декораций, заговорили.
Я стучал, но они не отвечают! Может быть, в кабинете их нет? Однако проверить невозможно, потому что ключи у них.
Так говорил секретарь Реми, и, вне всякого сомнения, его слова относились к обоим директорам, которые в последнем антракте отдали указание не беспокоить их ни под каким видом. «Их нет ни для кого».
И все же, воскликнул Габриэль, не каждый день прямо со сцены в разгар спектакля похищают певиц!..
Вы сказали им об этом? спросил Мерсье.
Я вернусь и попробую еще раз, махнул рукой Реми и убежал.
Тем временем к ним подошел заведующий постановочной частью:
Я вас ищу, господин Мерсье. Что вы оба здесь делаете? Вас спрашивают, господин администратор!
Я ничего не хочу предпринимать до прихода комиссара, заявил Мерсье. Я уже послал за Мифруа. Когда он будет здесь, тогда и посмотрим.
А я говорю вам, что надо немедленно спуститься вниз, к «органу».
Не раньше, чем придет комиссар
Я уже спускался в комнату с «органом».
А, так что же вы видели?
Ничего и никого! Слышите, никого!
Но я-то что могу поделать?
Разумеется. И заведующий нервно потер руки. Разумеется! Но если бы там был кто-нибудь из осветителей, он объяснил бы нам, отчего вдруг на сцене стало совершенно темно. А Моклера вообще нигде нет. Вы понимаете?
Моклером звали бригадира осветителей, по велению которого на сцене Оперы день сменялся ночью.
Моклера нигде нет, повторил потрясенный Мерсье. А его помощники?
Нет ни Моклера, ни помощников. Никого из осветителей! Вы же не думаете, раскричался вдруг заведующий постановочной частью, что девушка исчезла сама по себе? Это же явно было подготовлено заранее! А где наши директора? Я запретил спускаться к пульту осветителей и даже выставил пожарного возле «органа». Я сделал что-то не так?
Так, так! Все правильно Давайте подождем комиссара.
Заведующий постановочной частью, сердито пожав плечами, удалился, проклиная вполголоса этих «мокрых куриц», которые, поджав хвост, преспокойно забились в угол в тот момент, когда в театре черт знает что творится.
Однако Габриэля и Мерсье нельзя было обвинить в том, что они забились в угол. Они получили указание, которое парализовало все их действия: они не имели права беспокоить директоров ни под каким предлогом. Реми пытался нарушить это указание, но безуспешно.
В этот момент он как раз вернулся. На лице его была написана полнейшая растерянность.
Вы говорили с ними? поспешно спросил Мерсье.
Когда в конце концов Моншармен открыл мне дверь, отвечал Реми, глаза его вылезали из орбит. Я подумал, что он кинется на меня с кулаками. Я не мог вставить ни слова, и знаете, что он сказал? Он спросил, есть ли у меня английская булавка. Я покачал головой, тогда он послал меня подальше. Я пытался объяснить, что в театре происходит нечто неслыханное, а он опять завел: «Английскую булавку! Дайте скорее английскую булавку!» Он орал как сумасшедший. Потом прибежал курьер и принес эту чертову булавку. Отдал ему, и Моншармен тут же захлопнул дверь перед моим носом. Вот и все.