Вот почему когда папа ушел, я начала спотыкаться на ровном месте. И именно тогда ногти на ногах стали чернеть сами собой.
И мама к тому же умерла.
Руби с размаха открывает шкаф. Для меня там есть полка и ряд вешалок. В углу, обтянутые пластиком, чьи-то вещи.
Questa è la tua stanza, поясняет Руби. Mio figlio Maksimiliano arriva stasera. Parla un inglese perfetto7.
Я тоже инглезе, пытаюсь радоваться я.
Va bene, отвечает Руби, il tuo opuscolo, vocabolario8.
А, она уже знает про волшебные распечатки, три листа итальянских фраз с транскрипциями и переводами. Их Лёля распечатала, а Ирина выдала всем в бусике.
«Скажете Катиной тете спасибо, заявила Ирина, она выбрала шрифт покрупнее, чтобы глаза не уставали, и сделала двусторонними, чтобы деревце спасти».
Я прям здорово про себя посмеялась. Вот так значит в этот раз нас программа спасает. Как, ну как можно ограничиться тридцатью предложениями, особенно в незнакомой семье? Митька наоборот обрадовался и стал перебирать листы туда-сюда-обратно в поисках, наверное, сокращенного варианта.
Никогда это не запомню, выдал он мне, прочитав по транскрипции числа от одного до десяти.
А у меня вот что есть, и я достала из рюкзака краешек своего разговорника. Сто тридцать страниц, уточнила я.
Подготовленная, вздохнул Митька.
Тертая, хотела ответить я, но промолчала ради митькиного спокойствия. Приятно думать, что кто-то признал твою продуманность и считает это плюсом. Разговорник я никому больше не покажу, с ним я как с личным переводчиком. Хоть что-то должно пойти иначе в этот раз. Нет, в этот раз все должно быть по-другому.
Это мое protestari, прошептала я Митьке. Понимать больше говорить меньше.
Достаю распечатки из рюкзака и протягиваю ей. Руби слишком быстро находит в них нужное. И это не «Добро пожаловать», а «Какой у тебя день цикла?».
Прошу листок, ищу это предложение и пытаюсь вспомнить все известные мне из биологии циклы: превращение гусеницы в бабочку, куколки в осу, личинки в блоху.
Вот оно: « ciclo»9.
А, cycle, periods?10 выдыхаю я и только потом понимаю, что Руби рано радуется, если думает, что я пущу ее за кулисы.
Но, отвечаю я.
No?
Не верит? Вот тут я бы хотела соврать по привычке, которую прилепила на меня Лёля и гороскоп, но не могу. А вообще-то мне запросто строить из себя не себя.
Но, я маленькая, и я приседаю, чтобы показать, что я еще не созрела для циклов.
Opa, meglio così, верит мне Руби и складывает распечатки на тумбочку у кровати, riposa11.
Киваю, и Руби уходит. Впереди столько всего, а я все кручу в голове, что зря я сюда приехала. Что я вообще хотела исправить? Еще и этот Максимильяно. Вдруг он меня заранее ненавидит за свою комнату?
Вечер никак не наступал. Солнце приковало себя к небу и стекало по шее каплями пота. Я спряталась за кровать, пришлось сесть на пол и соорудить тенек, выставив подушечное заграждение. В комнате не было зеркала, зато обнаружился музыкальный центр! Он блестел своими серебристыми доспехами, отражая лето. Руби накрыла его салфеткой, явно чтобы я не лазила. В тумбочке под ним оказалась целая гора дисков. Но из музыки там были только диски с песнями из Евровидения последних десяти лет и несколько с саундтреками к фильмам. Максимильяно оказался любителем Мадонны диски с ее синглом «Dont cry for me Argentina» в трех разных обложках сверкали царапинами и отпечатками пальцев.
Я придвинулась поближе и начала нажимать на кнопки сверху вниз. В основном не происходило ничего, дисковод въезжал-выезжал и иногда кряхтел от команд, которые не мог совершить. На экране высвечивались то слова, то цифры. Я поставила самый заезженный мадоннин диск. Она просила меня не плакать, но слезы знают свои тропинки. Суперслабость в действии, открывайте зонты.
Хочу домой, домой, домой, жаловалась я Мадонне. И она услышала меня, застряв между словами припева, щелкая и заикаясь. Я прошлась по кнопкам, чтобы ее утихомирить, и не заметила, в какой момент все окончательно нарушилось. Дисковод замолчал, а на экране замигали цифры, которые еще долго будут сниться мне 23.33. Я отодвинулась назад, к кровати, но зачем-то протянула руку и дотронулась до агрегата. Сработал закон страха когда хочется потрогать то, чего боишься Эдик мне рассказывал. Дисплей оказался горяченным, минута и точно взорвется. Первая мысль засыпать его землей, если что. Но ни одного вазона в комнате не было. Словно кукла на веревочках, я подорвалась с пола и принялась двигать тумбу, на которой стоял источник повышенной опасности. Его провода уходили точно в стену безо всякой розетки. Максимильяно, ты что же электрик-экспериментатор?
Стену мне долбить нечем, но на всякий случай я подергала за провод вдруг стена это оптическая иллюзия но ничего не разверзлось, розетка не проявилась, а я так и осталась полной дурой, в первый же день сломавшей единственный проводник в музыкальную вселенную. Я еще раз нажала все кнопки подряд, но ничего не изменилось. Тогда я перевернула рубину вышитую салфетку так, чтобы ее край закрывал зеленые цифры. И снова вспомнился умный совет из французской книжки:
«если не обращать внимания на проблему, она может быть как-нибудь сама собой рассосется»12.
Осталось закрыть глаза и задернуть шторку. Готово! За мной трюк повторило солнце, моргнув своим жарким глазом и завесившись деревьями на горизонте.
Я вылезла из своего импровизированного домика и, чтобы совсем уж забыться, стала перебирать вещи, которые висели в шкафу. Какой он, этот сын, подумала я, когда дошла до белого халата, повар что ли? Но Максимильяно был не поваром. Он оказался Максом, худым и бородатым медбратом «Врачей без границ» в футболке и шортах. Везет мне на медиков.
Maksimilianoооо! заорала Руби, точно хотела вернуть солнце обратно.
«Бипбипбибибип», просигналил клаксон в ответ.
Я выглянула в окно. Наконец он приехал, тот, который «парла инглезе». Мой первый англоязычный собеседник. Пока Руби не разразилась очередным криком, зазывая меня, я достала из рюкзака новенький блокнот с далматинцами (я вообще-то не фанатка, это на прошлый день рождения подарили, впридачу к настоящей собаке). Я только и успела написать «Четверг» в самой-себе-хроники, как:
Katerina!
Сиии, пропела я и, бросив блокнот, брякнула дверной ручкой, мол, иду уже.
Главное, чтобы Руби как можно дольше не заходила в комнату. Хватит сегодня с нее на сегодня секретов обо мне.
My name is13 смотрю на парня, он ждет, Кэт.
Like cat?14
Вот блин, а я и не подумала.
Yes, like cat, only with a capital letter15.
Well, okey, говорит он. If you're like a cat, then I'm like maximum, Max, Maksimiliano16.
Deal17, отвечаю я и сжимаю протянутую руку.
Первым делом я поблагодарила Макса за место в шкафу и Мадонну. А он похвалил за то, что я стерегу его комнату и разобралась с его центром.
Еще как разобралась, хотела добавить я, но решила пока не торопиться с честностью, авось случится гроза и ударит молнией прямо в злосчастную стенку. Та развалится, а центр перезагрузит эти мигающие цифры на экране. Но пока на горизонте ни тучки. Сдались мне эти кнопки. Хорошо еще, что Мадонна осталась жива, а то могла бы и затеряться в недрах агрегата с моими-то способностями портить вещи с первой попытки.
Все время нашего разговора Руби прилипалой стояла возле Макса и обнимала его за пояс.
Traducimi18, просила она после каждой моей реплики.
И Макс умело преображал мой несовершенный английский в превосходный итальянский.
А-ha! восклицала Руби.
А Макс пользовался своим ростом, подмигивая мне добрым врачебным глазом. Он сразу думал обо мне хорошо. Сразу-друг. Это вредная привычка, особенно, если видишь человека впервые. Ладно, прощаю. Возможно, когда-нибудь мне удаться простить и себя.
I have to go to work. My room is your room for this vacations19.
Ты меня что, бросаешь тут?
I have to go20, повторил он и снова протянул руку.
Вечером я никуда не иду. Руби объясняет про «тутти» и «кафэ», но я знаю эту уловку придут все или не придут, вечер все равно состоится. Так что я прижимаю одну руку ко лбу, а вторую к животу и отвечаю «но». Руби показывает, чтобы я шла в комнату, «дормирэ». «Си», отвечаю я и ухожу наверх. Шаг, еще шаг и я в одиночном раю. Закрываю за собой дверь и устраиваюсь у окна на прикроватной тумбочке. За меня достается рубиному мужу Джанни. Он сидит на террасе, курит и тоже никуда не собирается. Я бы ему подсказала пожаловаться на голову и живот, но запасы рубиного доверия наверняка иссякли на мне. Так что он встает, надевает рубашку, которую Руби принесла ему, и, как есть, в шортах и сланцах идет за ней.
Остаюсь наедине со сломанным центром и бдительными унитазами за стенкой, поднимаю с пола брошенный второпях блокнот и пишу:
«Ну, дом двухэтажный, две машины, два сына. Максимильяно знает английский, мне будет трудно общаться с остальными. Хозяйку (зачеркиваю) зовут Руби, хозяина (туда же) Джанни. Еще есть Фабио, это второй сын, Сильвия и Сеара кто из них животные, а кто люди до конца не разобралась. Руби видела мои распечатки, а словарь нет. Кстати, я понимаю ее! Жить можно».
На новой странице рисую вид из окна: крыша, деревья, холм, кусты, дорога. Ставлю дату. С меня на сегодня все.
День первого утра
и пишины
Просыпаться в Италии страшноватенько. Но еще страшнее делать это в первый раз. Что-то впилось в мою шею и обмоталось вокруг нее словно пуповина. Спросони кажется, что я на привязи и совершенно обездвижена. Сон не идет ни туда, ни сюда, да еще и это первое утро, когда вообще непонятно, где я, в каком углу дверь и почему окно на другой стороне комнаты.
Поворачиваюсь к свету, он всегда лучше, чем все остальное. Свет будет всегда. Только нужно открыть глаза, только нужно быть им. Я есть, ура. В окне небо. В комнате бело. Проверяю шею на ней действительно цепь, цепочка с крестиком. Никак не привыкну, что меня покрестили.
Лёля при всей своей педагогической подкованности резко перестала понимать меня. Она даже дипломную работу написала про подростковую психологию в туризме. Не помогло.
Если будет нужно, подходи, буду тебя жалеть, говорила она прошлым летом.
Но я только пару раз «подошла», а потом Лёли не было. А когда была, я забывала, а она и не настаивала. У нее всегда есть чем заняться, ей хорошо одной. Та еще самодостаточная личность. Не то что я. А потом ее доброта и вовсе смылась в слив, когда она без стука ко мне в ванну зашла.
У нас зашелки никогда не было, да и к чему: никто не посягал на свободу моющегося. Я и не заметила бы ее. Зато она так расхохоталась и давай кивать на меня. Вах да ойойой. Я сначала тоже засмеяться хотела, так она заразно умеет. Но что-то вдруг как резанет в солнечном сплетении. Тут я поняла, что она надо мной смеется, да еще и рассуждает при мне про мои же «новиночки».
Я и сама к ним не привыкла, а тут еще и она, словно я виновата в чем-то, словно раз я такая, то обнимать меня больше не нужно. Не зря я хотела мальчиком родиться. Даже Эдик, точно знаю, так не обсмеял бы меня. Врачи врачей оберегают. Пусть и будущих. После этого Лёля и перестала меня принимать за свою. Хотя увидев все, должна бы наоборот соратницей по девичеству называть. Я и так и сяк, но что ни делаю, все не так. Помою посуду не так, не помою не то. Хожу, стою, сижу, читаю, играю, не играю мешаю.
Тут Лёля и придумала это крещение. Меня она, конечно, ни о чем не спросила и не предупредила. В день икс выдала мне белую юбку, которую я давно у нее выпрашивала, и сказала следовать за ней. Эдика она в крестные отцы взяла, в матери мамину подругу, которую я с похорон не видела.
В церкви, уже перед самым-самым одергивает меня за плечо, мол, отойти надо. Ведет меня в каморку у входа, колготки свои снимает и мне отдает:
Нельзя чтобы ноги голые были. Надевай.
Я цмокнула, но надела.
Очередь пропустили, стоим ждем новую. Она снова подтягиваем меня к себе. И снова в каморку.
Я спросила у прихожанки, говорит не надо колготки, снимай.
Лёлища, ты чего?
Давай.
Я сняла. Снова стоим. Она опять мне в плечо тыкает.
Юбку обтяни, коленей не должно быть видно.
Тут батюшка меня позвал, и Эдик меня под руку повел к бочке со святой водой. Крестик он мне купил крутой, на крученой цепочке, но жаль не по размеру. Поэтому и давит она мне, когда я ночью с бока на бок переворачиваюсь.
После крещения Лёля меня обнимать не начала, зато сама успокоилась, хоть крестили не ее. Но этим утром, которого я уже боюсь чуть меньше, не хочу, чтобы мой крестик еще кого-то своим видом успокаивал. Расстегиваю цепочку, снимаю Христа и кладу его под подушку. Цепочку обматываю дважды вокруг щиколотки, застегиваю. Смотрится потрясно! Моя собственная модная окова. Святой anklet! Свет заполняет меня всю. Лучезарю в ответ.
Первым делом я знакомлюсь с ванной. Она персональная на втором этаже кроме меня никто не живет.
Nononono, успокоила меня Руби, когда я вчера спросила про Фабио и постучала по двери соседней со своей комнаты, ci sei solo tu21.
Я сначала обрадовалась, но вида не показала. А потом поняла, что в этом «одна» все обо мне и как-то моментально поникла, но видом показала, что все же довольна отсутствием соседей.
Ио нон боюсь, ответила я Руби.
Первое вранье в этом доме. Я не собиралась делаться для здешних открытой книгой, хватит и того, что они будут слышать мой храп и чавканье.
Со вчерашнего дня в ванной ничего не изменилось: по прежнему два унитаза, раковина, душевая кабина, окно. Достаю до него кончиками пальцев, если встаю на носочки. Дверь закрывается тихо плюс в копилку Джанни, хороший хозяин своего дома. В зеркало утром я не смотрюсь хочу как быть француженки вставить цветок в волосы и сразу красивая. Практикуюсь видеть свою красоту безо всяких зеркал.
Впаянный в стену унитаз подмигивает явно холодной седушкой, второй рядом торчащим из седушки краном. Боюсь я этих ребят не меньше, чем вчера. Пристраиваюсь к дальнему так, чтобы не касаться его. Сложная задача дружить с унитазом в чужом доме.
Руби встречает меня внизу.
Ciao, говорит она и ведет меня на кухню.
На Руби платье в цветочек, сзади она выглядит совсем миниатюрной со своей короткой стрижкой и тонкими ногами. Кухней оказывается каморка без окон в дальнем углу гостиной. Замечаю ряд ящиков и раковина слева, столешница плюс холодильник справа. Руби открывает все ящики по очереди и смотрит, смотрю ли я на их содержимое. Я, конечно, смотрю, но ничего не запоминаю. Чашки, тарелки, пакеты пестро и много. Она достает коробку с нарисованными на ней разноцветными шариками.
Vа-vа, говорит она и трясет ее.
Мыгы, киваю я.
В холодильнике коробки с молоком и яркие упаковки. Решаю сразу продемонстрировать свои предпочтения.
Млеко, говорю я и показываю на коробку с зеленой травой.
Si, mа она достает коробку и читает с нее, latte vegetale. Non dagli animali. Аvere compassione.22
Просто не верится, она жалеет животных. Эдик, ты бы здесь прижился и был в почете.
На столешнице микроволновка. Руби становится живой инструкцией и показывает, что за чем: медленно и два раза. Можно прикинуться непонятливой и просмотреть рубину пантомиму еще раз. Но я решаю иначе: прерываю ее на середине и сама показываю ей, что за чем.
Bravva!23 вскидывает руки она.
А то, я же столько времени ей экономлю на готовке. Сама себе довольна уж микроволновку включить сумею. Руби выходит из кухни. Да здравствует самостоятельность! Или это аванс за мое примерное поведение? Осматриваюсь. На кухне нет чайника и плиты. Не то, чтобы я собиралась что-то варить, но чай я все-таки с собой привезла. В углу стоит бутля с водой. Она огромная, мне хватило бы до зимы. Завтра налью себе про запас в бутылку, которая осталась у меня с дороги. Обидно повторять одни и те же ошибки. Про воду я теперь помню всегда.