Пожалуйста, не надо. Вы делаете себе только хуже!
Может, и так, пробормотал Мердок. Но я выздоровлю и без твоей помощи, дорогой доктор. Я за тобой не посылал это все Джин. И если ты посмеешь попробовать на мне хоть что-то из своих новомодных примочек, я встану с этого кресла и тогда берегись! Он сделал паузу, затем добавил с насмешливой иронией: Да, чуть не забыл как поживает твоя любимая женщина?
Дункан стиснул зубы:
С ней все в порядке.
Ты разочаровал меня, наглый юный щенок! возопил Мердок. Тебе должно быть стыдно за себя!
А вам за себя, старый упрямый дурак!
Однако, поскольку эта сцена была не на пользу больному, Дункан сделал над собой огромное усилие, чтобы удержаться от дальнейшей перепалки.
Мне нужен список завтрашних вызовов, сказал он категорично.
Джин отдаст тебе список, прорычал Мердок.
Спасибо. И Дункан направился к двери.
В Блейн-Ду есть больная женщина, сказал Мердок. Жена лесника Маккелви. Она, бедная, умирает от двусторонней пневмонии. Было бы чересчур в такую ночь просить так называемого ученого поехать взглянуть на нее. Он отвел глаза. Но мужчина бы поехал.
Где этот Блейн-Ду?
Всего каких-то пятнадцать миль в гору. Хэмиш знает этот особняк. Мердок сделал паузу и медленно перевел взгляд на Дункана. То есть ты поедешь?
В ответ Дункан просто посмотрел на него.
Имей в виду, без малейшего сочувствия прохрипел Мердок, ничего хорошего ты не добьешься. Но, по крайней мере, это успокоит мужа. Не пытайся прибегать к альтернативным методам лечения у смертного одра. Или Маккелви захочет размозжить тебе голову на месте.
Я попробую то лечение, которое посчитаю нужным, бросил Дункан через плечо. И пошел к черту Маккелви и вы вместе с ним!
Он захлопнул дверь.
Спустившись, Дункан зашел в полупустую домашнюю аптеку, довольно жалкую на вид всего несколько пузырьков на деревянных полках, потускневшие медные весы. Там он взял саквояж Мердока маленький, потертый, в пятнах, с пожелтевшими застежками черная кожа так сильно пострадала от непогоды, что местами стала ржаво-коричневой. Внутри были аккуратно сложены простейшие лекарства, самые надежные и испытанные средства лечения шприц для подкожных инъекций, стрихнин, морфий, пара старомодных акушерских щипцов, жгут, бинты, иглы фактически этакий примитивный арсенал, который мог бы пригодиться Галену[3] или самому маэстро Гиппократу.
Взяв саквояж Мердока и чувствуя, как почему-то защемило сердце, Дункан сел в машину рядом с Хэмишем, и они поехали. Чего-чего, а снега прибавилось. Там, где работал снегоочиститель, он лежал высокими сугробами по обочинам дороги. Вскоре, когда Хэмиш свернул с главной магистрали на более узкую горную дорогу, машину стало болтать и заносить из стороны в сторону. Вокруг, словно призраки, стояли в саване инея сосны.
Машина взбиралась все выше и выше. На поворотах в нее ударяли резкие порывы ветра, заглушая подвывание стеклоочистителя и хруст по снегу надетых на шины цепей.
Прошел целый час, прежде чем Хэмиш остановил машину возле смутно видневшегося дома, стоявшего особняком. Очевидно, их ждали. В тот же миг дверь распахнулась.
После снежной белизны под фарами, нащупывавшими извилистый путь в лабиринте дороги, освещение в доме показалось неестественно тусклым. Напрягая зрение, Дункан разглядел высокую, внушительную фигуру лесника молодого человека лет тридцати с осунувшимся от беспокойства лицом. У каменного очага стояла пожилая женщина, которую Дункан принял за соседку, с двумя молчаливыми детьми. Четыре пары глаз с тревогой и недоверием устремились на него.
Глава 38
Доктор Мердок болен, сказал Дункан. Я доктор Стирлинг.
Бедная Энни! Лесник опустился на низкий деревянный стул и обхватил голову руками.
Посмотрев на исполненного отчаяния отца, дети заплакали. Женщина привлекла их к себе, успокаивая скорбным шепотом:
Не плачьте, мои бедняжки, хотя теперь вы все равно что остались без матери.
Дункан не подал вида, что обескуражен таким приемом в такое время. Из ниши в дальнем конце комнаты доносилось затрудненное дыхание. Он поставил саквояж Мердока на стол и подошел к низкой кровати, на которой лежала больная.
С одного взгляда он убедился в серьезности данного случая. Тут не было необходимости в научной атрибутике, характерной для его недавней работы. У этой пациентки, молодой деревенской женщины, все еще красивой, несмотря на разрушительные последствия инфекции, была долевая пневмония обоих легких. И она умирала.
Его охватило сильное волнение. Это было побуждение к битве, пьянящее, непреодолимое. Вместе с желанием сражаться пришло ощущение силы, которое прокатилось волной по всему его существу. Эта женщина могла умереть, но она все еще была жива. И он не позволит, он не должен позволить ей умереть.
Он снял пальто, закатал рукава рубашки, заговорил с женщиной у камина.
Мне нужно чтобы вы набрали снега, сказал он. По крайней мере два-три ведра.
Дункан подошел к обеденному столу, открыл саквояж. Он ясно видел план своих действий: бороться с лихорадкой, поддерживать слабеющий организм больной до наступления кризиса.
Сначала он устроил свою пациентку поудобнее, сняв с нее разношерстную груду одеял и накрыв одной простыней. У него не было льда. Но природа дала ему другую субстанцию, ничем не хуже. Когда принесли снег, он щедро использовал его, обложив им горящее, истощенное тело.
Он трижды обкладывал молодую женщину снегом, затем при свете масляной лампы достал термометр и смерил ей температуру, после чего взял шприц и осторожно ввел небольшую дозу стрихнина.
Прошел час. Двое детей уснули у камина на старом, подбитом конским волосом диване. Недоверчивая соседка прекратила свои причитания и смотрела на Дункана с невольным интересом и уважением. Маккелви тоже, казалось, сознавал, что его жену пытаются спасти.
Доктор, прошептал он, как вы думаете, у нее есть шанс?
Помолчи, Джон Маккелви, тут же вмешалась женщина, и позволь доктору делать свое дело.
Наступило три часа ночи. Сидя у кровати, взлохмаченный, с расстегнутым воротником рубашки, держа палец на запястье больной, Дункан вдруг почувствовал, как все в нем замерло. В течение последних двух часов он не раз применял стрихнин; он бросил все свои силы на борьбу с заболеванием. Температура оставалась неизменной, дыхание не ухудшалось, но сердцу, казалось, уже ничто и никто не в состоянии помочь. Пульс под пальцами Дункана затрепетал, запнулся, снова слабо затрепетал, а затем погас.
Да, печально пробормотала женщина рядом с ним. Вы сделали все, что могли, доктор, но она ушла.
Глава 39
Это слова вызывали у Дункана отчаянный протест. В приступе какого-то вдохновения он, резко повернувшись, схватил со стола флакон с эфиром, наполнил шприц и воткнул его в остановившееся сердце лежащей без сознания женщины. Затем обеими руками он со всей силой начал массировать левую половину ее грудной клетки. Он работал неистово. Сначала ответа не было, затем он почувствовал под своими руками медленную, конвульсивную пульсацию. Сердце совершило один удар, поколебалось, решилось на второй и третий, затем возобновило свой медленный неуверенный ритм.
Несмотря на неудобную позу, он не осмеливался выпрямиться, размяться. Он знал цену каждой секунды, сражавшейся на его стороне. Время, время поддержать в ней жизнь, пока не наступит кризис, вот что было главным сейчас.
Она не двигалась с того ужасного момента, когда впала в кому. Но теперь, внезапно, со слабым стоном, она повернула голову на подушке. Огромная, безумная надежда охватила его. Затем он увидел капельку пота у нее на лбу. Завороженный, он смотрел, как капелька, раздвоившись, медленно стекает по щеке. За ней последовала еще одна и еще. Вскоре больная была вся в поту, лихорадка спала, начался кризис она была спасена.
Когда Дункан наконец устало поднялся с кровати, в окно проник первый слабый проблеск рассвета. Вконец измученный, он все же испытывал странный восторг, музыкой звучавший в его ушах. Он спокойно вымыл лицо и руки холодной водой, медленно натянул куртку. И тут, вздрогнув, он осознал, что рядом с ним стоит Маккелви.
Доктор, глядя на него, сказал лесник, но больше не смог произнести ни слова. Никакая литания не сравнилась бы с этим единственным пророненным им словом, никакая благодарность не заменила бы рыдания, сдавившего горло лесника.
Ну-ну, дорогой! Не приставай к доктору, вмешалась соседка, суетившаяся у камина. Идите сюда, доктор! Вот вам миска доброго горохового супа. Я приготовила на завтрак детям, но сначала и вы поешьте. За такую вашу работу вы больше всех и заслужили.
Дункан принялся за горячий, наваристый суп с пахтой. Никогда в жизни он не ел ничего вкуснее. Заодно поели и Маккелви с Хэмишем, переночевавшим в чулане. Проснувшиеся дети, с благоговением постояв перед спящей матерью, тоже присоединились к компании за столом.
Когда Дункан ехал обратно, снегопад перестал и солнце окрасило небо в красный цвет. Хэмиш оказался на удивление разговорчивым растаявшие предрассудки превратились в поток дружеской болтовни. По приближении к деревне он заявил:
Я знаю одного человека, который будет доволен тем, что вы сделали. Доктор дал появиться на свет Энни Маккелви. И как же его огорчало, что небеса угрожали забрать ее!
Дункан вошел в дом и тихо проскользнул наверх. И все же, хотя он старался не шуметь, Мердок окликнул его, когда он проходил по лестничной площадке. Дункан постоял, затем вошел.
Ну, сказал старый доктор странным тоном, ты помог бедняжке спокойно уйти?
Дункан устало и далеко не театрально махнул рукой:
Она поправится. У нее был кризис в четыре утра. Чтоб вас черти взяли, она поправится раньше вас.
Ты что, шутишь? спросил Мердок.
Я нет, устало сказал Дункан.
Лицо старика было непроницаемым. Тихим голосом он проговорил:
Иди в свою комнату и поспи часика два. У тебя впереди тяжелый день. А операция в девять.
В этих словах не было ничего особенного, и все же то, как Мердок произнес их, вызвало у Дункана невыразимое чувство удовлетворения.
Глава 40
Вскоре вся округа узнала о том, как Дункан преуспел в лечении пневмонии Энни Маккелви. Нельзя сказать, что он получил одобрение, это было просто признание его наличия как такового, вкупе с благочестиво выраженной надеждой, что в молодом странноватом докторе может оказаться что-то хорошее.
Шли дни, каждый из которых был полон событий и немалых испытаний, требовавших от Дункана профессиональных знаний и выносливости, Дункан чувствовал, что он растет как практикующий врач. Боль из-за потери Маргарет все еще не утихала, и бывали моменты, когда его захлестывала волна отчаяния. И все же рана оказалась менее серьезной, чем он себе представлял.
Долгие серые дни со снегопадами миновали, и иногда за утренний обход он преодолевал на машине пятьдесят миль по пересеченной местности, а затем возвращался, сияющий и голодный, к своей полуденной трапезе. И как только он появлялся, его уже ждали блюда с готовой вкусной едой. Дункана поражало, с каким спокойным совершенством Джин ведет домашнее хозяйство.
Как-то после двух недель пребывания в Страт-Линтоне он сказал:
Джин, однажды кому-то очень повезет с такой женой, как ты.
Она отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица. Слегка натянутым тоном она ответила:
Ты так думаешь?
Я правда так думаю, сказал он полушутливо. А когда твой отец выйдет на пенсию, что ему предстоит в ближайшее время, он устроит тебя с приличным приданым
Она резко повернулась, лицо ее выражало волнение и протест.
Не говори так это на тебя не похоже!
Почему, Джин Он замолчал, сбитый с толку.
Что ты можешь знать о моем будущем откуда такая бесцеремонность? Ты хоть понимаешь наше положение? Папа просто не может уйти на пенсию. Он не может этого себе позволить. Мы не богаты, мы бедны. У нас нет ничего, кроме этого дома и мебели, которая в нем. Мой отец лечил людей не ради собственной прибыли. Ее чувство собственного достоинства вылилось в отчаяние. Все эти годы мы с трудом сводили концы с концами. Даже сейчас у нас большие долги за лекарства. И слышать твои глупости о моем замужестве Она внезапно замолчала, в ее глазах заблестели слезы.
Хотя Дункан и не понимал, чем ее обидел, было очевидно, что он причинил ей боль.
Прости, Джин. Я просто пытался пошутить. В его голосе звучало раскаяние.
Это я глупая, что расстраиваюсь. Она отстранилась, стараясь справиться со своими чувствами. Ой, чуть не забыла. Был звонок как раз перед ланчем. Кто-то получил легкие ранения на гидроэлектростанции в Лох-Линтоне. Мистер Овертон спрашивал, не подъедешь ли ты туда сегодня днем.
Овертон, повторил он. Гидроэлектростанция!
Да. Если бедному Страт-Линтону когда-нибудь и перепадут какие-то деньги, этот мистер все равно их прикарманит. С его дешевой рабочей силой и плохими материалами.
В состоянии какого-то раздумья Дункан после ланча сел в машину и поехал в сторону озера Лох-Линтон. Дорога шла через долину к гребнистому плато за ее пределами. Наконец он добрался до высшей точки в долине, откуда перед ним должен был открыться самый прекрасный из всех этих пейзажей.
Но там не было ничего прекрасного вместо горного озера только лишь новое, рукотворное уродство. От берега тянулись ряды унылых лачуг. Деревья были безжалостно вырублены. Вокруг котлованов огромные земляные насыпи. Изрытое пространство завалено кучами мусора, консервными банками, битыми бутылками. По одну сторону дымовая труба, извергающая дым и искры. По другую большие бетономешалки, закладывающие основной фундамент под глиноземный завод.
Выйдя из машины, Дункан зашагал по неровной тропинке к будке с надписью: «Администрация, не входить». Внутри были трое: Овертон, коренастый мужчина в комбинезоне и, к его удивлению, Леггат адвокат с лисьим лицом из Ливенфорда.
Честный Джо встал и приветственно проворчал:
Наконец-то! Я все гадал, когда, черт возьми, ты явишься. Мистера Леггата ты знаешь он юрисконсульт моей компании. А Лем Бриггс мой заместитель по строительству.
Дункан обменялся кивком с небритым Бриггсом, переглянулся как со старым знакомым с адвокатом.
Как я понял, тут у вас произошел несчастный случай, сказал он.
А, ерунда, отмахнулся Честный Джо. Всего лишь ушиб ноги. Деревянная балка подломилась, и на болвана, что стоял внизу, упало немного бетона.
Балка была прочной, вставил Леггат. Она не сломалась, а соскользнула.
По его тону Дункан понял, что адвокат лжет.
Так осмотрим его? сказал он.
Раненый рабочий лежал на койке в одной из времянок. Подозревая что-то более серьезное, чем ушиб, Дункан внимательно осмотрел опухшую ногу. Это был явный перелом.
Кости не сломаны, а? многозначительно спросил Честный Джо. Хватит с меня случаев с компенсацией. Я столько вложил в этот завод, что мне не до подобной чепухи.
Поперечный перелом малоберцовой кости, сказал Дункан. Я доложу об этом сегодня вечером.
Честный Джо выругался.
Эта опора была гнилой, мистер Овертон, сказал рабочий. Я слышал, как она треснула. Половина всех балок, которые мы используем, они изъедены жучками.
Заткнись, сказал ему Бриггс.
Лем! Ты слишком предан компании, умаслил его Леггат. Тут не зря называют мистера Овертона «Честный Джо». Наш бедняга получит свои деньги все, что ему положено. Даже если он сам виноват. Все мы знаем, что сбои бывают и у отличных работников, он сделал паузу, и у материалов.
Честный Джо бросил на своего адвоката быстрый взгляд.