Катарсис, выпалил я, когда Дэвис решился поднять руку. На меня обернулись: у парня из Бруклина есть мнение о трагедии.
Миссис Хартман прищурилась с любопытством:
Как вас зовут?
Ари Иден, смущаясь от пристальных взглядов, ответил я.
И что же вы имеете в виду под катарсисом, мистер Иден?
То, что нас очищает, пояснил я. Дает нам возможность выразить страх и жалость.
А когда мы чувствуем страх и жалость?
Постоянно, сказал я. Мы кажемся себе ничтожными по сравнению с древними греками. Менее важными, менее значимыми. Но нам все же ведома скорбь, пусть и не в таких масштабах.
Я слышал шорохи, но не решался повернуть голову. Краем глаза я видел, что Амир уставился на меня, открыв рот. К моему удовольствию, София повернулась и, поигрывая браслетом, с интересом смотрела на меня. Сидящий справа Эван не сводил с меня глаз и кивал. Потом принялся что-то лихорадочно царапать в тетрадке и, закончив, расплылся в самодовольной улыбке.
Миссис Хартман крутила в пальцах мелок.
Как по-вашему, с точки зрения общественных целей трагедия явление положительное или отрицательное?
Я вспомнил, как просиживал долгие часы в библиотеке Боро-Парка, погрузившись в далекие миры шепот, грезы, все великое и золотое, где обрело форму мое одиночество.
Положительное.
И почему же?
Потому что позволяет нам узнать то, чего мы никогда не увидим своими глазами.
Тишина. Похоже, мой ответ произвел впечатление, Ноах даже украдкой показал большой палец, и меня на миг охватила гордость. София подняла руку.
Мисс Винтер?
Я не согласна.
С мистером Иденом?
Да.
Замечательно. Миссис Хартман торжествующе улыбнулась. Поясните.
Трагедия не спасает нас. София не сводила глаз с доски. Трагедия не расширяет наше воображение и не облагораживает нас.
Что же она тогда делает, мисс Винтер?
Она сражает нас наповал. Повергает в прах. София спокойно выпрямилась, перевела взгляд на миссис Хартман. По-моему, об этом нельзя забывать.
Миссис Хартман резко кивнула.
Мисс Винтер и мистер Иден затронули интересную тему, с которой мы и начнем разговор о каноне эпической и трагической литературы, которую, начиная с Илиады, мы будем изучать в этом году.
И она принялась распинаться об основных принципах трагедии, о том, чем античный жанр отличается от шекспировского и современного. Я слушал с большим удовольствием, вдобавок меня вдохновляла мысль, что после урока София подойдет ко мне, бросит на меня печальный взгляд, уделит мне внимание. Но едва прозвенел звонок, София выбежала из класса.
* * *
Остаток недели выдался однообразным. Каждый день я по настоянию Ноаха ездил с ним на машине в школу, обедал с ним и его друзьями на балконе третьего этажа, сидел рядом с ними на уроках. К сожалению, меня так и не перевели из миньяна икс: рабби Шварц, замечая, что я досадую на кощунственные привычки сверстников, лишь смущенно пожимал плечами. Я старался не раздражаться, забивался в угол, закрывал глаза, и молитвы мои сплетались с резкими звуками, которые издавал диджей по имени Авичи.
Я с головой погрузился в учебу. Иначе было нельзя. Я понимал: чтобы оставаться на плаву, мне нужно заниматься всерьез. Я притворялся, будто знаю, что сумма углов треугольника равна 180°, оцепенело таращился на доктора Флауэрс, когда она заявила, что не станет тратить время на объяснение ковалентных связей, кивал, когда Дэвис рассказывал о событиях, приведших к взятию Бастилии. У меня скопилась гора домашних заданий: задачи по математике, переводы с иврита, викторина по Танаху, грядущая контрольная по биологии (Если в мае кто-то надеется сдать экзамен, мы должны двигаться в прежнем темпе, и я никому не позволю нас задерживать, предупредила доктор Флауэрс, вперив в меня грозный взгляд). И все равно уроки мне нравились, особенно английский. Его я делал в последнюю очередь, поздно вечером, уже лежа в кровати, а потом засыпал, глядя на странные геометрические фигуры света от ночника на стене и представляя образы горящей троянской крепости.
* * *
Ты придешь завтра вечером на отбор? спросил за обедом Ноах, вгрызаясь в толстый сэндвич с индейкой.
Какой отбор?
В баскетбольную команду. Мы все там.
Ты играть-то умеешь? Эван сидел над нами на перилах балкона. Я думаю, вряд ли.
Я занимался баскетболом почти все детство. В Тора Тмима входил в число лучших игроков класса, хотя это и не требовало усилий, хватало умения вести мяч и мало-мальской координации движений. В девятом классе у нашей команды за полгода было всего три тренировки и одна официальная игра товарищеский матч с командой ешивы Хафец-Хаим. Мордехаю, нашему лучшему игроку, пришлось бросить баскетбол после того, как родители узнали, что из мишмара он уходит пораньше, чтобы покидать по кольцу. Вскоре после этого команда распалась.
И неплохо, ответил я.
Насколько неплохо? уточнил Оливер.
Их допросы меня раздражали. Я боялся, что, хорошенько подумав, они вдруг осозна́ют всю вопиющую нелепость моего присутствия. Обо мне перешептывались в коридорах, на меня таращились: плохо одетый, смертельно застенчивый бруклинский паренек разъезжает на дорогих автомобилях с Ноахом Харрисом и Эваном Старком. Впрочем, косые взгляды меня не сказать чтобы волновали возможно, потому что я, как ни странно, получал удовольствие от того, насколько моя жизнь отличается от жизни окружавших меня незнакомцев. Мне самому собственная жизнь часто казалась неинтересной, я понятия не имел, как выгляжу со стороны и каким меня видят другие, поэтому такое внимание было мне скорее приятно, даже в те минуты, когда я жалел, что отныне меня считают частью этой компании.
Приходи, сказал Ноах. У нас в команде в этом году три или четыре свободных места. Если окажется, что ты играешь плохо, мы попросим Рокки мол, оставьте его чисто для смеха. Смех сплачивает команду.
Кого попросите?
Н-да. Оливер смотрел на ютьюбе лучшие матчи Ноаха в одиннадцатом классе. Рокки ему вряд ли понравится.
Это наш тренер, пояснил Ноах. С придурью, но крутой чувак.
В школе он был легендой, добавил Амир. Но на первом курсе Виллановы порвал связку. Правда, потом еще играл за границей.
Оливер рассмеялся:
Ага, в Скандинавии.
Он тебе точно понравится, Эван ехидно улыбнулся, особенно если ты любишь всевозможные пытки.
* * *
Рокки оказался куда колоритнее, чем его описывали. Густо татуированный лысый недомерок (шести футов, по его словам, а на деле ближе к наполеоновским пяти футам десяти дюймам), Рокки лучился энергией, злостью и самодовольством, ни секунды не стоял на месте, выкрикивал оскорбления, время от времени выхватывал у нас мяч и показывал, как надо выполнять упражнение.
Рокки, это Дрю Иден, новенький. Ноах подвел меня пожать руку тренеру.
Рокки вцепился в мою ладонь, приблизил лицо к моему лицу:
Как у тебя с этим?
Пардон?
Есть в тебе это или нет? Он до боли стиснул мою руку. Ноах жестом показал мне, что нужно кивнуть.
Да, сэр.
Я тебе не сэр. Я чертов зверь.
Я выдернул у него свою руку.
Понял.
Если в тебе нет этого огня, пошел на хер с моей площадки. Он сунул мне мяч и отправил на заднюю линию к Оливеру.
Жестко, да? сказал Оливер.
Все принялись выполнять затейливые упражнения на растяжку. Я сымпровизировал стал делать наклоны вперед.
Тебе это нравится?
Оливер пожал плечами, подтянул шорты.
Если честно, обычно я сижу на скамейке и ничего не делаю.
Рокки дунул в свисток, выстроил нас в центре площадки и жестом велел Ноаху подойти.
Он любит Ноаха, если ты еще не понял, прошептал Оливер. Это его любимый игрок. Впрочем, Ноаха любят все. Он наш школьный Швед[98]. Гребаный Тор.
Это Ноах Харрис. Рокки расхаживал перед нашей шеренгой, точно командир, который готовит солдат к боевой операции. Кто не знает Ноаха Харриса, поднимите руки.
Никто не поднял руку.
Я так и думал. Он согнул руки. На левом бицепсе виднелся носорог и логотип Эйр Джордан человек в прыжке. Кто мне скажет, почему мы знаем Ноаха Харриса?
На другом краю шеренги поднял руку Донни.
Потому что он наш капитан.
Нет, Донни, черт возьми, не поэтому. А потому что он лучший игрок в этой школе, а когда ты лучший игрок в школе, тебя уважают. Откуда я это знаю? Потому что я и сам был лучшим игроком в школе. (Ноах покраснел. Я впервые видел его смущенным.) Это называется совершенствовать мастерство, продолжал Рокки, и тренироваться, пока не заслужишь уважение не окружающих, на его лбу пульсировали жилы, а свое собственное. Вот в чем смысл этой игры, парни, хрипло прошептал он. Вот в чем смысл этой проклятой жизни. Усекли? (Мы послушно кивнули, притворившись, будто хоть что-то поняли из его слов.) Хорошо. А теперь Эван Старк, Амир Самсон, Гэбриел Хури и, черт с тобой, Донни Силвер, шаг вперед и встаньте лицом к товарищам по команде. Это наша стартовая пятерка. Значит, у нас еще семь свободных мест. Никому ничего не обещаю, даже если в прошлом году вы были в команде, даже если вы считаете себя Божьим даром этому священному спорту. Даже если ваш отец жертвует крупные суммы на школу, Беллоу не в счет. Ясно?
Он разделил нас на группы, и начались упражнения: челночный бег, рваный бег, пробежать между конусов, чеканя мяч попеременно левой и правой рукой, бросить мяч из-под кольца, уворачиваясь от Рокки, который пытается нам помешать.
Черт бы тебя подрал, Силвер, катись ты в ад! заорал тренер, когда Донни промазал по кольцу и рухнул на пол. Если сил не хватает, так нечего тебе здесь делать!
Играл я плохо. Несколько раз забросил мяч в прыжке (случайно повезло, учитывая, как запугал меня Рокки), но двигался медленно, явно растерял форму и умудрился облажаться в куче упражнений: то побегу не в ту сторону, то мяч потеряю, а один раз вообще выпнул его за пределы площадки.
Что за херня? прорычал Рокки и заставил меня пробежать десять кругов за то, что не знаешь, куда себя деть и с мячом, и на площадке, и, видимо, в жизни.
Последние двадцать минут игра шла команда на команду. Я показал себя как никогда скверно, потому что еле таскал ноги, задыхался, в груди горело, во рту пересохло, а еще потому что товарищи по команде не рвались передавать мне мяч. Больше всего я радовался, когда меня удаляли с площадки, ведь тогда мне удавалось перевести дух.
В конце тренировки Рокки велел новичкам играть вместе. Донни, центровой, никуда не годился, правда, благодаря своему весу он пробивал оборону, но, к досаде Рокки, постоянно промахивался, кидая из-под кольца. Эван, тяжелый форвард, оказался прекрасным защитником, вдобавок атаковал уверенно и упорно, снова и снова спасал игру. Гэбриел был легким форвардом хотя его, похоже, взяли оттого лишь, что нужен был еще один игрок, ему удавались только подборы[99] и комбинации с пробежками, все остальное получалось плохо; Амир, атакующий защитник, отлично бросал трехочковые.
Ноах выступил выше всяких похвал. Он играл быстро, мощно, бросал с любой дистанции, водил мяч за спиной, между ног, стремительно огибал защитников. Он делал головокружительные пасы через всю площадку, посылал передачи по самой невероятной траектории, бросал с любого разворота, прорывался к кольцу и резко взмывал ввысь тут ему не было равных. Спору нет, он играл лучше всех, кого я знаю, но куда больше меня впечатлило его поведение. Он бурно выражал свои чувства, выкрикивал команды, но не издевался над нами, старался делать пасы, не владеть мячом в одиночку, а когда Рокки разругал бедолагу Донни, Ноах его успокаивал.
Ноах, сказал я ему в машине после тренировки (от боли я старался не шевелиться, но до сих пор был под впечатлением от увиденного), это просто невероятно
Ари, перебил он, от кого, от кого, а от тебя я не хочу выслушивать эту хрень.
Я польщенно кивнул и замолчал.
* * *
На следующий день после занятия по Талмуду скучища, мы обсуждали бейн хашмашот[100], тот неуловимый миг, когда уходит день и настает ночь, я услышал, как мое имя произносят по громкой связи.
Почему меня вызывают? по-дурацки прохрипел я и беспомощно уставился на Амира. Это плохо?
Амир нетерпеливо собирал вещи.
Расслабься. Если бы у тебя правда были проблемы, тебя вызвал бы лично Блум.
Я пошел в администрацию. Секретарь, добрая миссис Дженис, с южным акцентом, лет пятидесяти, в очках с роговой оправой сказала мне, куда идти. Мне предстояло встретиться с миссис Баллинджер, сообщила миссис Дженис, начальницей отдела консультаций по высшему образованию. Я не совсем понимал, в чем дело, но все же отправился в указанный кабинет, постучал в дверь.
Войдите.
Кабинет пестрел наглядными пособиями: на полках стояли справочники по сдаче экзаменов и поступлению (Университеты мечты, часть вторая, Как написать идеальное сочинение и не опозорить семью), на доске висели флажки (малиновые, ярко-красные, светло-голубые), на стенах сплошь фотографии миссис Баллинджер с абитуриентами, которые с улыбкой держат в руках письмо о зачислении в колледж. За письменным столом, на котором лежала одна-единственная папка с документами, меня дожидалась миссис Баллинджер, крохотная платиновая блондинка средних лет с недовольным выражением лица. Выглядела она так, словно ее вытащили из частной средней школы в Верхнем Ист-Сайде. Я узнал ее по фотографиям в вестибюле.
Как вас зовут? равнодушно спросила она.
Ари Иден.
Садитесь, она указала на деревянный стул, украшенный надписью РОСС БАЛЛИНДЖЕР, ГАРВАРДСКАЯ ШКОЛА ПРАВА, ВЫПУСК 2003 Г. Мой старший, пояснила миссис Баллинджер.
А. Я недоуменно моргал, не зная, что ответить на ее непрошеное пояснение. Здорово.
Она указала на фотографию на углу стола, на снимке миссис Баллинджер обнимала двух девочек и мальчика.
Росс, Эшли, Зои. (Я кивнул с деланым интересом.) Гарвард, Чикаго, Виргиния, на одном дыхании перечислила она. Неплохо, да?
Да, согласился я, по-прежнему недоумевая, зачем она позвала меня. Очень круто.
Прежде чем мы начнем, вас ведь зовут Вы говорили, Ари? Или Эндрю? А то у меня путаница в данных.
Я нахмурился.
Ари.
Она записала.
Знаете, почему вы здесь, Ари?
Нет. Я наморщил лоб, заметив, что она просматривает мой табель из Тора Тмима. Вообще-то нет.
Ничего страшного. Меня зовут миссис Баллинджер. Я помогаю ученикам поступить в колледж. Она сочувственно улыбнулась. В вашей прежней школе вас консультировали по поводу поступления?
Меня охватило волнение. Я покачал головой.
Я так и думала, судя по ее методологии, скажем так.
Это плохо? Что, если Тора Тмима допустила серьезную ошибку и теперь все сведения о моем образовании недействительны? Я силился вспомнить, была ли у школы формальная аккредитация.
Все в порядке, заверила миссис Баллинджер. Похоже, они не очень-то стремились к тому, чтобы их выпускники получили высшее образование.
Да, не особо.
Просто для сравнения: какой процент выпускников поступил в колледж?
Э-э я запнулся, небольшой.
Она посмотрела на свои ногти.
Что же это за школа?
Очень религиозная.
Гм. Она снова просмотрела мой табель. Первый вопрос, который я обязана вам задать: планируете ли вы вообще поступать в колледж? Девяносто девять процентов наших выпускников сейчас учатся в колледже. Было бы все сто, если бы не один неприятный инцидент, о котором я сейчас не стану распространяться.
Сказать по правде, я еще всерьез не задумывался о колледже. Разумеется, я знал о Гарварде и прочих университетах, был наслышан о нью-йоркских колледжах, помнил, что моя мать училась в Барнарде правда, недолго. Но колледж оставался чем-то далеким, а для большинства моих друзей и вовсе запретным: туда шли те, кто не хотел всерьез изучать Тору. Пожалуй, я лелеял надежду, что поступлю в какой-нибудь университет, в конце концов, оба родителя у меня с дипломами, но мы с ними еще об этом не говорили.