Ноах проводил их взглядом. Его руки, свисавшие вдоль тела, были напряжены, словно вот-вот перехватят мяч. Интересно, подумал я, каково это жить с такой проблемой.
Кажется, тебя зовут Ари?
Арье, ответил я и поправился: Сокращенно Ари.
Откуда ты?
Из Бруклина.
Круто. У меня друзья на Лонг-Айленде. Знаешь там кого-нибудь?
Кое-кого, уклончиво ответил я, уверенный, что у нас ноль общих знакомых.
Я был в лагере с Бенджи Вертхаймером. Знаешь его? спросил он, стараясь завязать разговор. Нет? Потрясающий разыгрывающий защитник.
Я покачал головой.
А Ефрема Стерна? Окей, Наоми Спитц? Ширу Хаар? Она из Кингс-Пойнт. Ее все знают, она закатывает вечеринки в Хэмптонсе, очень красивая. Он рассмеялся. Не говори моей девушке, что я это сказал, доверительно произнес он и указал на бассейн.
Не скажу.
Где ты учился?
В Тора Тмима.
Тора Тмима?
Ага, смущенно проговорил я.
Никогда о ней не слышал. Она новая?
Нет. Вообще-то нет.
А, значит, фрум[51]. Штетл[52]. Черные шляпы.
Как же мне было неловко. Должно быть, Ноаху, чья жизнь, по всей видимости, состояла из спортивной славы, пляжных домиков и летних вечеринок, я показался степенным учеником раввина, забредшим не в тот мир или, по крайней мере, не в тот двор, то-то смеху. Мне не привыкать быть чужаком. В прошлой своей жизни я был чужаком, но таким, который понимает, что законы, управляющие всеми сферами жизни как жениться, как думать, как завязывать шнурки, неизменно продиктованы представлениями о морали. Теперь же, с Ноахом, я тоже был чужаком, но другим тем, кто пытается спрятаться у всех на виду, не понимая, какие здесь действуют законы. Здесь притворяться своим будет еще труднее, чем в Бруклине, подумал я.
В общем, да, ответил я.
Он рассмеялся.
Тут все немного иначе. У нас здесь соблазнов побольше, чем в Тора Как там дальше?
Тмима.
Да. Точно. Там ведь наверняка учатся одни парни?
Я скривился: как же быстро он меня раскусил.
К сожалению, признался я, стараясь сохранить хотя бы подобие самоуважения.
Я бы в такой школе не выжил. Чокнулся бы, точно. Он потер бицепс. Идем, я тебя познакомлю.
Я нервно подошел вслед за Ноахом к краю выложенного мрамором бассейна. К нам подплыли две девушки.
Дамы, сказал Ноах, знакомьтесь, это Ари Иден. Ари, это моя девушка Ребекка Надлер, а это не моя девушка, София Винтер.
Рад познакомиться, произнес я.
Привет. Ребекка подплыла ко мне, чтобы пожать руку. Ноах бросил на нее предостерегающий взгляд, она остановилась и, не растерявшись, помахала мне рукой. Она была высокая, спортивная, с волнистыми каштановыми волосами, большими зубами и крупными чертами лица. Но я не отрываясь смотрел на Софию, которая молча двигалась к бортику, темные волосы, молочно-белая кожа, острый, чуть угловатый нос, тонкие, но сильные руки, небесно-голубые глаза.
Ноах хлопнул меня по спине: я слишком долго таращился на Софию.
Откуда ты приехал? Ребекка смотрела на меня с любопытством.
Из Бруклина.
В Нью-Йорке замечательно, правда?
Я едва не ляпнул, что моя жизнь в Нью-Йорке была какой угодно, только не замечательной, но вместо этого, повинуясь правилам приличия, кивнул.
Здесь чересчур жарко. Я ужасно хочу переехать на север, хотя и знаю, что Ноах никогда не расстанется с родителями. Да ведь? Она схватила его за руку и утащила обратно в бассейн.
Ноах со смехом плюхнулся в воду. Они вынырнули, Ребекка обхватила его сзади за шею. Я смущенно наблюдал, как они обнимаются. Вода касалась краев моих брючин, мочила мои новые черные кроссовки Нью Бэланс, но отойти я не решался. Я выдавил милую улыбку.
Ничего, привыкнешь. София подошла ближе. Они все время обнимаются. Пока она говорила, я не мог отвести взгляд от ее небесно-голубых глаз, и меня бросало в пот сильнее, чем от палящего солнца Флориды. Я вдруг поймал себя на том, что слишком часто моргаю и стою раскрыв рот. Они вместе с шестого класса.
Давно.
Да, но мы-то с ней дружим с четвертого. А это значит она выдержала театральную паузу, что все эти годы я пользуюсь славой третьей лишней.
Да, беда, мы никак не можем от нее избавиться. Ноах набрал в рот воды и фыркнул в Ребекку. Та в ответ тоже плеснула в него водой. Может, сплавим ее тебе?
София смущенно улыбнулась, убрала мокрые пряди со лба и, переступив с ноги на ногу, устремила взгляд на зеленое поле за изгородью. В глазах ее мелькнула тень.
Ты же не против? Она ведь такая красивая. Ребекка лежала грудью на спине Ноаха. Правда, Ари?
Я вспыхнул. Да, хотел ответить я, да, она очень красивая, я в жизни не видел никого краше. Вместо этого я пробормотал что-то неразборчивое, пристально разглядывая грязь на кроссовках. Подняв глаза, я заметил, что София смотрит на меня.
Так ты к нам присоединишься?
Не могу, по-дурацки ответил я. Плавки не захватил. Да и нам уже пора возвращаться мы еще вещи не разобрали
Она снисходительно рассмеялась.
Я так понимаю, в Бруклине одноклассники и одноклассницы вместе не плавают. Она отбросила волосы за спину, скользнула ко мне и, с вызовом глядя на меня, протянула руку. Я моргнул, помедлив, взял ее за руку и помог ей вылезти из бассейна, стараясь не думать о том, как возмутительно близко ее тело, как вода капает с ее подбородка, шеи, живота, бедер прямо мне на одежду, я отчаянно силился не глазеть на Софию, которая подошла к шезлонгу, взяла полотенце и принялась вытираться, и уставился на золотой браслет с гравировкой из скрипичных ключей, охватывавший ее левое запястье.
На ее шезлонге лежало Бледное пламя. Мне на лето задали ту же книгу.
Нравится? спросил я, стараясь увести разговор от моей вопиющей социальной неполноценности.
Общаться с тобой? София вытерла лицо полотенцем. По-моему, не очень-то интересно. Или ты так не считаешь?
Набоков. Я указал на книгу.
Она явно удивилась, что я вообще произнес эту фамилию.
А ты о нем разве слышал?
Прочитал месяц назад. Так что да.
Странное совпадение.
Вряд ли. Мне в школе задали.
В какой школе?
Коль Нешама.
Я думала, ты в двенадцатом.
Так и есть.
Она набросила полотенце на плечи, как плащ, поправила черный купальник.
Академия не берет новичков в двенадцатый класс.
Кстати, да, подал голос Ноах. Помните Стиви Гласса? Он хотел перевестись к нам в двенадцатый, его не взяли. А он парень умный.
Я пожал плечами. Представил, как приеду в первый день в школу и выяснится, что произошла ошибка, на самом деле меня не взяли.
Меня вот приняли.
София по-прежнему вытиралась, оборачивала талию полотенцем, выжимала волосы. Я уже понимал, что навсегда запомню ее лицо.
И как тебе это удалось?
Подал заявление.
Я догадалась.
Наверное, им понравилось мое сочинение.
Переводился я просто: подал заявление, указал свои данные, в общем, ничего особенного, но вот дополнительное задание оказалось интересным: «Ни один человек не выбирает зло ради зла. Он лишь ошибочно принимает его за счастье и добро, к которым стремится» (Мэри Уолстонкрафт). Раскройте тему на 210 страницах. Прежде я сочинений не писал, и мне понравилось. Я отправил восемь страниц под заголовком Бессмертные желания: страсти человеческие в литературе и в Гемаре Брахот Ламед Амуд Алеф.
София не скрыла изумления.
То есть ты хочешь сказать, что не просто ухитрился поступить в Коль Нешаму, но и записался на продвинутый курс по литературе?
В Бруклине я плавал мало, ответил я, зато очень много читал.
София подбоченилась. У меня екало сердце всякий раз, как она поджимала губы.
Ну ладно. И как тебе Бледное пламя?
Ноах ухмыльнулся:
Ты посмотри на этих умников.
Странное, ответил я. Но мне понравилось.
Правда? Потому что оно какое-то натужное. Я не люблю, когда книга вдалбливает очевидное, Кафка не в счет. По-моему, это признак того, что автору не хватает воображения. Да и в целом, по-моему, это вуайеризм. Я понял, что София недвусмысленно пытается поставить меня на место. Может, я оценила бы ее лучше, если бы прочитала Тимона Афинского.
А кто такой Тимон Финский? спросила Ребекка.
Афинский, со смехом поправил Ноах, и Ребекка шлепнула его.
Это пьеса, из которой Набоков позаимствовал название, пояснила София. Луна нахалка и воровка тоже: свой бледный свет крадет она у солнца[53].
Правда? Я не знал, сказал я. Но это все равно что утверждать, будто сперва нужно прочесть Гамлета и тогда лучше поймешь Набокова.
Тонкие мышцы на ее руках и плечах сжались.
Почему именно Гамлета?
Как там? Смотри, светляк, встречая утро, убавляет пламя[54]. По-моему, это аллюзия, нет?
Если я не так понял, простите старика, вмешался Ноах, но ты правда только что процитировал Шекспира у моего бассейна?
Какая-то неоправданная одержимость пламенем, сказала Ребекка. Может, сменим тему?
Я всего лишь хочу сказать, пояснил я, залившись краской, что если ты ищешь важные источники для Бледного пламени, можно было бы и перелистать Гамлета. По мне, так они равно бесполезны, начнешь читать запутаешься.
Она взглянула на меня так, что я не понял, то ли она смотрит на меня, то ли куда-то вдаль.
Это я-то запутаюсь?
Нет, конечно, запинаясь, пробормотал я, не ты, я имел в виду, в общем
Я так поняла, ты читал Тимона Афинского просто для смеха?
Нет, смущенно признался я, еще не читал.
Сосед-бруклинец, рассмеялась Ребекка. Робот, цитирующий Шекспира.
Иисусе, сказал Ноах. Обычно с сочинениями я обращаюсь к Софии или Эвану (услышав это имя, Ребекка шлепнула его под водой, а София отвернулась), теперь же, пожалуй, понесу свои таланты в дом напротив.
Я не знал, что делать то ли гордиться тем, что произвел на них впечатление, то ли стесняться своей любви к Шекспиру, которая, как я понял, считается еще большим отстоем, чем детство в Боро-Парке.
Арье, издалека окликнул меня отец. То, что я стою рядом с девушкой в бикини, казалось, причиняло ему физическую боль. Следом за отцом шли моя мать и мать Ноаха, высокая, хорошо одетая; они о чем-то разговаривали. Мы уходим.
Рад был познакомиться, сосед, сказал мне Ноах и посмотрел на моего отца.
Ладно. София протянула мне руку, и я ответил на пожатие, несмотря на то что отец не сводил с нас глаз. А с тобой не так уж скучно спорить.
И с тобой. Голос мой дрогнул. Ее рука горячила мою.
Увидимся, Гамлет.
Задыхаясь от смущения, я выполнил бессвязные действия неестественно рассмеялся, наскоро попрощался и отошел к родителям.
* * *
Потянулись беспокойные дни дни, когда я разбирал вещи, наводил порядок в комнате, расставлял книги. В Бруклине эти книги, которые я урывал на уличных ярмарках, барахолках, в пыльных букинистических магазинах, были моим убежищем. Я уверил себя, что если одолею эти труды, то научусь мыслить абстрактно, обрету знание, утишающее печаль, знание, которое изолирует меня от самой изоляции. Когда я стал подростком, стопки книг из моей комнаты, множась, выплеснулись за ее пределы, заняли кухонный стол, потеснили отцовские сефарим[55]. Сын мой, остерегайся составлять много книг, ворчал отец, изгоняя Рота из нашей новой роскошной гостиной и расставляя на полках мишнайот[56], конца не будет, а много читать утомительно для плоти[57]. И, вместо того чтобы изучать новый город, я занялся Хемингуэем и Фицджеральдом, время от времени поглядывал в окно на соседский особняк и лихорадочно соображал, как мне преодолеть непроницаемый барьер, что отделяет меня от жизни Ноаха, Ребекки и сногсшибательной Софии Винтер.
Случай представился раньше, чем я надеялся. Через три дня после барбекю ко мне нагрянул нежданный гость.
Как дела, сосед? Казалось, Ноах с трудом помещается в наш дверной проем. Занят?
Дома никого не было: у матери и отца первый рабочий день. Я пригласил Ноаха войти, спросил, не хочет ли он чего-нибудь выпить.
Пиво есть?
Я представил, как отец, вернувшись с работы, потягивает пивко над страницей Талмуда.
Нет.
Ну и ладно. Тогда дай воды.
Я налил ему стакан и сел рядом с ним за кухонный стол.
Хорошо у вас, непринужденно заметил Ноах.
Видел бы ты наш старый дом. Вполовину меньше этого.
Да ну? Он отпил воды, обвел взглядом кухню. Вы уже разобрали вещи?
Более-менее. Оставалось еще несколько коробок, но мать, не щадя сил, торопилась навести порядок. Мы с отцом вносили посильную лепту, выполняли мамины указания, но чаще слонялись по дому, расставляли свои вещи и привыкали к новому месту.
Тебе понравилось у нас?
Ага, выпалил я. Было круто. (Пауза.) Спасибо, что пригласили.
Мои родители любят гостей. Говорят, что в доме должно быть полно народу, иначе грош ему цена. Он произнес это вовсе не снисходительно. Ребс передавала привет, сказала, ей было приятно с тобой пообщаться.
Мне тоже, да, она замечательная.
А как тебе София? Вот вы с ней распустили хвосты, как два павлина, с этим вашим Набоковым.
Я почесал подбородок, отчаянно притворяясь, будто его похвала меня ничуть не трогает.
Да, было интересно.
Очень. Он подмигнул, отпил большой глоток воды, вытер губы. Помнишь, ты обещал помочь мне с сочинением? Я решил воспользоваться твоим предложением. (Ничего такого я не предлагал, чуть было не сказал я.) Ты уже написал работу по Бледному пламени?
Написал. Причем еще в июле, настолько мне не терпелось всерьез налечь на учебу.
Да.
Тогда он достал из кармана сложенные листы бумаги, может, глянешь? А то оно, как бы это сказать, сыровато.
Я развернул его сочинение, пробежал глазами.
Мне ужасно неудобно тебя беспокоить, но мне с самого начала нужны высокие оценки, мне же поступать. Да и Эван, Ноах упоминал о нем в бассейне, еще не вернулся, он в Европе, или в Южной Америке, или где там его черти носят, за ним не уследишь, а Ребс не хочет, чтобы я напрягал Софию, а Амир, ты его не знаешь, но он тот еще отморозок, то есть вообще отмороженный на всю башку, особенно теперь, в выпускном классе А ты, похоже, разбираешься, что к чему.
Не вопрос, перебил я.
Он просиял.
Точно? Если трудно, не парься. Правда.
Не трудно. Но я не обещаю, что получится хорошо.
В жизни не поверю. Он допил воду, встал, я проводил его до двери. По моему опыту, люди, которые с ходу цитируют Гамлета, запросто причешут сочинение своего приятеля.
Видел бы ты мою школу
Да мне любая помощь сгодится. Если честно, я в этом вообще не смыслю. Он стукнул кулаком о мой кулак. Ты сегодня вечером занят?
Да вроде нет.
Тогда поехали с нами. У Лизы Ниман сегодня вечеринка. Она клевая. Может, ты ее уже видел в городе? Рыжая-прерыжая, волосы торчком, красит пряди в фиолетовый, серебристый и прочие безумные цвета. Любит шутить, что это бунт против рыжести.
Против чего?
Извини, я не хотел обидеть рыжих. Он примолк. У тебя, наверное, девушка рыжая?
Что? Нет.
Он рассмеялся грудным смехом, точь-в-точь как его отец.
Ребекка постоянно твердит, что у меня талант ляпнуть не подумав. Так, значит, у тебя нет девушки?
Мог бы даже не спрашивать.
Нет.
Хорошо, я это запомню. Тогда, может, займешься Лизой?
Не знаю, пробормотал я.
Он ухмыльнулся.
В общем, она сегодня звала всех желающих. Родители у нее мануальщики, они свалили в Атланту на какой-то съезд мануальщиков, кому скажи, не поверят, но Лиза говорит, это правда. Он задумался. Ну да это неважно. А важно то, что у Ниман вечеринка, вот мы тебя там со всеми и познакомим.
Я попытался выдумать предлог, чтобы не ехать. Нам с отцом надо заниматься? Разбирать вещи?
Ну, я
Возражения не принимаются. Познакомишься с народом.
Да, но
Вот и отлично. Ты на машине?
Машины у меня не было. Мы перегнали из Бруклина два автомобиля, мамину старую хонду сивик и папин ниссан верса. В Нью-Йорке мне машина была не нужна куда бы я ездил, в библиотеку? но я понимал, что прикатить на вечеринку на велосипеде немыслимо, меня засмеют.
Нет, смущенно признался я.
Ладно, поедешь со мной. Мобильник у тебя есть?
Есть.
Он протянул мне айфон, я набрал свой номер.
Круто. В восемь?