Вчера пил? спросил Корпс.
Пил.
Много?
Много
Похмелялся?
Нет.
Тогда давай сходим в паб, возьмём тебе эля.
Саймон прикинул, что идея хмурого гробобасиста не лишена привлекательности, но всё же решил отказаться, на что Корпс, смерив его недоверчивым взглядом, сказал:
Молодой ещё. Глупый. Вот печень посадишь, будешь тогда на бульоне сидеть с сухарями, и снова направился к своему жутковатому инструменту.
Другие музыканты тоже, видимо, не очень хотели тратить время на альрауна с его глупостями, и Саймон это мгновенно почувствовал. Поэтому он жалобно повторил:
Пожалуйста, скажите, если знаете, где можно найти совесть? Не бросайте в беде!
Смитти, Грэйвс и Мертвельски, очевидно, сочли Саймона немного не в своём уме, но, так как музыканты народ весёлый, решили ему подыграть.
Свою я нашёл однажды на Великом Погосте, начал плести небылицу Мертвельски, и Смитти с Грэйвсом закатили глаза, показывая, что сыты по горло его россказнями. Саймон, напротив, принялся внимательно слушать, отчего его неровные и погрызенные уши немного подались вперёд. Он не знал, что Мертвельски большой любитель придумывать всякие дурацкие истории, большинство из которых, скорее всего, были плодом его воображения и не случались никогда.
Дали мы в ту пору концерт на Кривофонтанной, а после разошлись отдохнуть кто куда на несколько дней. Ну Грэйвс, понятное дело, поехал навестить свою мадемуазель. Правда, Грэйвс? и он игриво пихнул плечом засмущавшегося товарища. Смитти, как обычно, укатился чёрт знает куда, а Корпс заперся у себя в коморке. Что до меня, то я пошёл в таверну к старине Джо.
Саймон слушал и запоминал, так как полагал, что это поможет ему в его поисках, а Мертвельски продолжал распинаться:
Ну, сразу после концерта я выпил-то немного. Литра три эля, наверное. Может, ещё несколько шотов. Потом снял комнатку в подвале и продрых до следующего вечера. Тут в таверне затеяли разыграть партию в «Дюжины» карточную игру, правила которой я немного знал (Драуг иногда играл в нее с Агриппиной). Ну и я как человек азартный и рисковый присоединился.
Надо заметить, что Мертвельски рассказывал историю с большим упоением и выражением, будто она приключилась с ним на самом деле. А впрочем, может быть, она и впрямь была не выдумкой. Подобных историй остальные музыканты слышали от него уже не один десяток, поскольку воображение у Мертвельски было хоть и богатым, но весьма однообразным. И всё же надо признать, что с таким разгильдяем, каким был этот разнузданный барабанщик уличного ансамбля, что-то подобное и вправду случается.
Конечно, не обошлось без выпивки. Я же не сажусь играть, пока не пригублю хотя бы стаканчик.
Тут Грэйвс и Смитти одобрительно забубнили, подтверждая его слова.
Ну так вот, продолжал барабанщик. Взял я себе за стол две бутылки креплёного вина. Сели. Я стаканчик опрокинул. Играли вчетвером. Большую партию. По триста двадцать скинулись. И понимаете, какая штука: не прёт! Одни десятки лезут и лезут. При этом ни одного туза! По одной-две дюжины собираю максимум. Как студентик вшивый. А парень напротив, не помню кто такой, раз за разом по десять-двенадцать очков набирает. Ну, думаю, дело дрянь. Тут выпадают мне король и дама на раздаче и ещё шушера какая-то типа тройки бубновой. Я на радостях почти залпом бутылку оприходую и жду валета. Даму и короля держу в руке, а всё, что приходит, сбрасываю и отдаю соседу. Раздача подходит к концу, а валета всё нет! И тут я с ужасом обнаруживаю, что каким-то макаром у меня в руке вместо дамы и короля девятка с семёркой, да ещё и тройка эта бубновая снова ко мне вернулась! А самое главное я понимаю, что парень напротив уже выиграл. Короче говоря, я к тому моменту уже изрядно захмелел. Решил напоследок подраться. Ну и получил по рёбрам парень-то сильный оказался. Разбил несколько тарелок, сломал стул. Уж свинячил я направо и налево. Джо меня вывел на улицу и пнул под зад. Я, конечно, выругался тогда на него, но он прав был. Я ведь сам баламут. Ну, что думаете? обратился наконец Мертвельски к своим слушателям.
Я думаю, что ты позоришь нас всех, Мертвельски! хрипло заметил вновь подошедший Корпс. Из всех музыкантов он был самым угрюмым, нелюдимым и никогда не улыбался. Полная противоположность весельчаку барабанщику. И себя когда-нибудь доведёшь своими пьянками до могилы, закончил он.
А ты, Корпс, мёртвая горгулья! Нет в тебе искорки! Глядите-ка, какой трезвенник нашёлся! У самого в чехле, поди, пол-литра виски припрятано! парировал Мертвельски.
Саймон с надеждой спросил:
Так а как же ты тогда совесть нашёл?
Когда? не понял Мертвельски, который начисто забыл, с чего начинался разговор и по какой причине он сочинил свою побасёнку.
Ну тогда, когда ты в таверне подрался. Ты ведь сказал, что она была на Великом Погосте, напомнил Саймон, который всё ещё не понял, что его разыгрывают.
Ах да неуверенно протянул Мертвельски, но тут же спохватился и с ходу сочинил окончание своей истории. Дело было так, дружище, улыбнулся он, отворачиваясь от презрительного и осуждающего взгляда Корпса. Тогда я ещё выпил, упал в сточную канаву и каким-то чудом дополз до Погоста. После всего я мертвецки устал и заснул прямо там, на чьей-то могиле.
Глаза Саймона округлились и стали похожи на чайные блюдца. Неожиданный поворот ему совсем не понравился. Все прекрасно знают, что ночью Великий Погост для живых не место. А Мертвельски как ни в чём не бывало продолжал:
На утро просыпаюсь, гляжу, а возле меня женщина с дочкой стоят. Я понимаю, что они пришли сюда не на мою пьяную рожу смотреть, а навестить кого-то из усопших. А тут я, грязный, вонючий, с перегаром, развалился на чужой могиле. И как меня ещё не закопали-то эти жуткие ребята, которые Погост стерегут?
Вот закопали бы тебя чёрта с два бы ты обратно вылез, подал голос Грэйвс, до этого молчавший.
И мы бы тебя не спасли сгнил бы ты там, к гадалке не ходи, добавил Смитти.
Ну, спасибо на добром слове, друзья, ехидно произнёс Мертвельски и, положив свою грязную руку на плечо Саймону, закончил: Вот тогда-то я и нашёл совесть, дружище! Когда увидел эту грустную девочку.
Дурак ты, Мертвельски, сказал Смитти и позвал всех репетировать.
Музыканты помахали на прощание Саймону и разошлись к своим инструментам. Тут же они заиграли какую-то меланхоличную мелодию и напрочь забыли про разговор с альрауном.
Что с них взять? Три с половиной музыканта себе на уме. Им нет дела до горестей незнакомого альрауна или кого бы то ни было ещё. Разве только чья-то трагичная история может стать источником вдохновения для их новой пьесы или мелодии. На счастье жителей Кошмариуса, истории барабанщика Мертвельски никогда не становились таким источником.
На Саймона, однако, эта на ходу выдуманная байка произвела глубочайшее впечатление. Бедолага не только принял её за правду, но и разглядел в ней прямое указание к дальнейшим действиям.
Он не мог не заметить, насколько история барабанщика похожа на недавнюю историю, приключившуюся с ним самим и послужившую причиной его нынешнего незавидного положения. Потому-то он глубоко уверовал, что эта небылица может стать его спасением. Саймон твёрдо решил, что сегодня вечером наведается в таверну «У старины Джо», сыграет партию в «Дюжины», а также попробует переночевать на Великом Погосте, чтобы наутро, подобно Мертвельски, обнаружить совесть.
План показался ему довольно простым и ясным. Наконец-то настроение его несколько улучшилось. Он даже купил сосиску в слоёном тесте на ярмарке неподалёку от Кривофонтанной площади и с удовольствием её съел. После этого он решил пару часиков передохнуть под большим ветвистым дубом, в теньке которого он смог бы даже вздремнуть и досмотреть прерванный с утра Драугом сон, а потом уж взять курс на таверну.
Глава 4
Необычный вечер
Проснувшись, Саймон долго приходил в себя от сна. Глаза поочерёдно закрывались, худое тельце занемело. Всё-таки он отвык от жизни вне уютного особняка господина Кадавруса, а кроме того, он то и дело зевал.
Вокруг уже стемнело. Младшая Сестра ушла за тучи, оставив небосклон в полном распоряжении Старшей Сестры. Та хоть и больше, но свет от неё тусклый, бледный и не очень-то помогает в переулках, до которых фонарщики ещё не добрались. Хорошо хоть, что Саймон удосужился прилечь под ветвистым деревом неподалёку от Кривофонтанной площади. Здесь фонари горели уже вовсю.
Как и всё в Кошмариусе, уличные фонари представляют собой нечто странное и порой даже пугающее, но вместе с тем очень уютное. От места к месту уличное освещение очень разнится. На Кривофонтанной площади фонарями служат разномастные длинные столбики, изогнутые то так, то этак. Сверху на них намотана особая бумага, которую местный фонарщик Лис, сгорбленный старик с перебинтованной головой и торчащими в разные стороны седыми волосами5, пропитывает пахнущей смолой, а после зажигает. Они стоят здесь повсюду, освещая окрестности зеленоватым светом.
Саймон сидел под деревом и ловил себя на мысли, что благодарен этому нелюдимому фонарщику Лису, который появляется только под вечер, чтобы зажечь фонари. Раньше альраун таких мыслей себе не позволял. В прежние времена Саймон вообще не думал, что можно быть кому-то за что-то благодарным (разве что господину Кадаврусу). Тем более за такую мелочь, как кривой уличный фонарь.
Сделав над собой колоссальное усилие, Саймон поднялся на ноги. Его небольшой хвостик выглядел довольно жалко при свете фонаря и Старшей Сестры. Сейчас он напоминал скорее растрёпанную старую мочалку, нежели хвост уважающего себя альрауна. Однако Саймону было не до этого. Он снова и снова вспоминал рассказ шутника Мертвельски. Почему-то эта байка глубоко запала Саймону в душу. Протерев свои большие жёлтые глаза, он уставился на деревянные указатели, понатыканные тут же, около площади.
«13-я улица» прочитал он и сразу же с надеждой глянул в ту сторону, куда указывала накренившаяся деревянная табличка. Надежды его не оправдались. Дом господина Кадавруса, находящийся по адресу 13-я улица, 31, уже спал. Свет не горел даже в гостиной. Сердце Саймона сжалось, и ещё одно новое чувство, прежде ему неведомое, посетило его. Саймон почувствовал тепло, которое испытывают обычно, когда после долгого отсутствия возвращаются домой. Вот только чувство это сразу же ушло. Альраун не мог вернуться.
«Переулок Уныния» прочитал Саймон следующую табличку, пытаясь взять себя в руки и не думать о тёплом камине. Этот переулок полностью оправдывал своё название. Несмотря на то что находился он очень близко к центру города, делать там было абсолютно нечего. Здесь жили какие-то скучные люди, которых Саймон не знал. Тут не было ни любопытных лавчонок, ни шумных гуляк, ни весёлых криков, доносящихся из пабов. Ровным счётом ничего из того, что так любят все нормальные жители Кошмариуса.
Саймон на секунду задумался. Это тоже было ему, вообще-то, не свойственно. Обычно он не обременял себя лирикой и философией, а старался действовать сразу без оглядки. Но сегодня вечером это был уже совершенно другой Саймон. Сентиментальный и слишком уж вдумчивый. Его мысли плясали в голове как те треклятые цыгане, с которыми он совсем недавно ворвался в дом господина Кадавруса. Ох уж эти цыгане! Будь они неладны со своими песнями и дешёвым портвейном! По их милости он теперь стоит у деревянных табличек, пытаясь понять, где находится таверна «У старины Джо», вместо того чтобы сладко сопеть на чердаке у Кадавруса и видеть яркие сны.
«Кажется, Мертвельски говорил что-то про кладбище, вспоминал Саймон, в который раз прокручивая в мыслях историю барабанщика, Хм Великий Погост, кажется, находится где-то по левую сторону от дома господина Кадавруса. Значит, сейчас нужно идти направо, немного по диагонали».
Развернувшись в нужном направлении, Саймон побрёл мимо косых домиков в сторону Великого Погоста. На улицах было тихо и страшно. «В ночное время не выходи из дому без надобности», вспоминал он расхожие разговоры и слухи о призраках, поджидающих в тёмных переулках. Саймон никогда не слушал их внимательно. Поэтому он и не знал, про каких именно призраков говорили. Хотя с несколькими из них он уже встречался к господину Кадаврусу порой захаживали очень необычные субъекты. Впрочем, в случае с призраками правильнее было бы сказать «заплывали». Но они были не страшные. Грустные и немногословные, они, как и прочие, пока ещё живые, гости прозектора, жаловались ему на что-то и делились своими переживаниями. Тот их успокаивал и обещал помочь. Чего, спрашивается, их бояться? Ну выплывет такой по воздуху из стены Конечно, это будет неожиданно. Может быть, даже неприятно. Но этот грустный призрак и сам будет рад не больше, наткнувшись на тебя. Нет, таких точно не стоит опасаться. Может, вообще всё это враки и нет ничего страшного?
Утешая себя подобным образом, Саймон доплёлся до какого-то незнакомого дома. Подняв свой взгляд с мощённой неровным булыжником тропинки, альраун обнаружил, что оказался в неизвестном ему месте.
«До сих пор я здесь ни разу не был», оглядевшись по сторонам, печально заключил Саймон. И тут же, сжавшись от страха, который моментально заполнил мерзким холодочком всё его нутро, начал снова боязливо оглядываться по сторонам.
Дом, выросший перед ним, был ничем не примечательным для Кошмариуса. Два этажа. Непонятная конструкция. Неровные углы. Изогнутый, как и все постройки в этом городе. Дверь старая с медным колокольцем, изображающим плачущую девушку. Вокруг дома другие дома. Поменьше и пониже. Среди них этот был самый большой. Вниз по улице ничего не видно из-за образовавшегося тумана.
«Не тот ли это туман, в который опасно заходить, а то потеряешься?» подумал трусливо альраун, и холодок внутри него стал ещё пакостнее.
Когда страх окутывает изнутри, постепенно, не торопясь, как сейчас происходило с Саймоном, тогда нужно звать на помощь. Самому не справиться. Учитывая ситуацию, в которой оказался бедолага-альраун, звать на помощь было некого, да и не очень-то безопасно. Мало ли кто там может быть, в этом тумане. Единственный выход позвонить в колокольчик с плачущей девой. Может быть, хозяин дома поможет?
Звук колокольца был под стать изображённой на нем девушке высокий и плачущий. Саймон дёрнул за колокольчик несколько раз и немного отошёл от двери.
Сначала ничего не происходило.
Потом на первом этаже зажёгся тускловатый свет лампады. А в следующую секунду дверь со скрипом отворилась.
Хозяином оказался высокий юноша с печальными глазами. До того бледный, что казалось, будто он прозрачный.
«Уж не призрак ли?» снова в страхе подумал альраун и ещё немного отступил.
Да тусклым тихим голосом протянул юноша, глядя на Саймона серыми как асфальт глазами без единой искорки.
Я Добрый вечер нерешительно промямлил альраун.
Что вам угодно? едва слышно спросил молодой человек.
Я плутал ищу трак первый раз зд пытался сказать что-то более-менее внятное Саймон, но язык заплетался.
Простите, я не понимаю, всё так же монотонно молвил бледный хозяин двухэтажного особняка.
Я я заблудился! наконец истерично воскликнул фальцетом Саймон.
Юноша немного поёжился. Он был в домашнем халате. Или даже скорее в мантии. Иссиня-чёрной, до пола. Она была бы красивой, если бы не подозрительные пятна на рукавах. Саймон был готов поклясться, что это кровь. От этой мысли у него закружилась голова. От страха он едва мог пошевелиться.