Что же до меня, то надеюсь, что когда-нибудь Соне хватит мужества рассказать тебе правду. Как ты представляешь себе меня, когда читаешь эти строки? Лысый, усатый дядечка-еврей, попыхивающий сигарой в перерыве между банковскими махинациями, да никогда не выпускавший из толстых пальцев счётов? В чём-то ты, конечно, прав, мой мальчик. Да только помимо любви к деньгам мною всю жизнь двигала и ещё одна страсть, которая в итоге свела меня с твоей горячо почитаемой и мной тоже! матерью: страсть к искусству.
В те времена, когда в Германии уже вовсю бушевали национал-социализм и антисемитизм, мы блаженные австрийцы! верили, что нас-то беда обязательно обойдёт стороной. Увы, большинство из нас ошибалось и очень горько потом расплачивалось за свою недальновидность. Кого не подвела чуйка, тот вовремя уехал в нейтральную Швейцарию, но только не я. Слишком сильно держался за свой банк и коллекцию! Я бы очень хотел провести всю оставшуюся жизнь и спокойную старость рядом с тобой, сынок, и обожаемой Соней, но, к сожалению, этому не бывать. И поскольку мои дни сочтены, а в дверь уже ломятся солдаты Гестапо, уж прости старику маленькую шалость и исполни его последнюю волю.
Я приготовил для тебя загадку. Я всю жизнь обожал такие игры!
Не волнуйся насчёт системы передачи денег между банком на Трафальгарской площади и Мюнхенским я настроил её так, что даже самый хитрый штурмбаннфюрер не отыщет моих следов. Евреи славятся пронырливым умом, не так ли? Разве что только это письмо Те деньги, которые перечисляются каждый год в Мюнхен из уцелевших запасов моей казны, лишь малая часть того, что я мог бы сделать, не став для тебя настоящим отцом. Всё моё состояние спасти не удалось эти животные конфисковали всё от картин Гойи до китайских ваз! но и того, что уцелело, должно быть достаточно, чтобы ты достойно вступил в эту жизнь, малыш. Ну а загадка
В моей коллекции была жемчужина, которую я не доверил бы никому, кроме тебя. Это настоящий бриллиант, самая дорогая вещь на свете, не считая, конечно, тебя и твоей матери. В нашей семье она переходила из поколения в поколение, и мне бы очень хотелось, чтобы она отныне принадлежала тебе. Во сне ко мне приходили прорицательницы и предупреждали, что когда-нибудь она поможет тебе «исцелить других и исцелиться самому». Но я не расскажу так просто, что это такое и где оно находится, дорогой друг. Нет-нет, ты должен догадаться сам. Ведь это загадка, помнишь?
Я спрятал её в одном укромном местечке тогда, ещё до войны, когда почувствовал, что запахло жареным. Я подскажу: она прямо у тебя под носом.
Не серчай, мой мальчик, коль есть за что, и знай, что я наблюдаю за тобой с небес и очень горжусь тобой.
Искренне твой,
Папа
П.С. Поспрашивай обитателей пансиона «Аврора» в Лондоне, район Сохо. Ты ведь там и живёшь?
П.С.С. Не спрашивай, откуда я это знаю. Я уже сказал, что приглядываю за тобой».
Ветер усиливался, мня концы бумаги, хотя Михаэль крепко держал её. На лист пару раз капнуло с крыши, и юноша убрал его в задний карман брюк, поморщился на ветру, огляделся. На душе всё ещё так скверно, будто нагадили чайки. Ещё и этот проклятый дождь!
Михаэль стыдил себя за то, что, и, хотя покойный отец очень его любил, судя по тону письма, он сам не испытывал к нему никаких чувств. Почему горячее желание отыскать папу и узнать его поближе испарилось, освободив место для безразличия и даже раздражения? Все эти «мой мальчик» и «мой малыш»?! Да кто тот раввин вообще такой, чтобы обращаться к нему в подобных выражениях?!
Неужели дело в том, что отец оказался евреем? Скорее уж в разочаровании, что не был героем разведки
Всё это время он боготворил лишь выдуманный образ, который навязал ему дядя Томас. Ходил, как клоун, навешав на себя всю эту мишуру: чай в пять часов вечера, Шекспир и пенсе Даже в старшей школе Михаэля пару раз избивали за «англофильство», а в итоге всё оказалось зря. Конечно, теперь он злился! И на дядю Томаса в том числе Быть может, вместо пятичасового чая ему лучше ходить в Синагогу? Так бы он точно стал ближе к корням!
Чем дольше Михаэль думал, тем больше злился. Марлон Брандо на афише кинотеатра и братские чувства к сёстрам Вудсток лишь на время отвлекли его. Зачем он только перечитал письмо?! Михаэль больше ни копейки не возьмёт из банка, не станет так унижаться! И эта нелепая «последняя воля» про некую потерянную вещь
Прямо-таки вишенка на торте! Конечно, он не будет ничего искать. Вот ещё плясать под дудочку старого маразматика, чьего имени его сын даже не знал?! Пора бы, наверное, вернуться в Германию всё равно немец для всех здесь «фашист!» и возобновить учёбу в институте. Разве что-то ещё держало его в Лондоне?!
Герр Штерн! Боже мой: вы весь промокли. Садитесь же! Я подвезу.
Михаэль несколько раз моргнул, прежде чем всё-таки разобрал очертания красного Феррари, из опущенного окна которого выглядывало хорошенькое личико миссис Сазерленд. Вопреки надеждам, дождь усиливался, а желание нырнуть в надушенный женский салон и забыть на время об отце лишь нарастало. Полина широко улыбалась и, придерживая синий клетчатый зонтик, дружелюбно зазывала его внутрь. Свободной рукой она поправляла съехавшую с головы розовую косынку и держалась за ручку двери.
Ну же, герр Штерн! повысила она голос, который из-за шумевшего в ушах дождя доносился до Михаэля эхом, и кокетливо рассмеялась. Я не буду предлагать дважды.
Он повиновался, шлёпая по лужам, и сам не понял почему. Его и правда обдало духами, как только захлопнулась дверь, а мокрые брызги от волос и пальто прыснули Полине в лицо. Она завизжала.
Простите, виновато пробормотал он, пока она вытирала щёки и лоб рукавом, и сглотнул. Ей так шла эта косынка! И солнечные очки на макушке! Я не хотел намочить вас.
Бросьте, непринуждённо как и всё, что бы она ни делала, пожала плечами миссис Сазерленд и завела мотор. Вы не знаете, сколько я перестирывала платья из-за проказ Бенджамина.
На этот раз он рассмеялся вслед за ней. Будто ещё минуту назад не выглядел мрачнее тучи!
Полина так легко управляла машиной и дворниками, что восхищение Михаэля росло. Он обнаглел настолько, что очень редко отворачивался. В салоне пахло не только духами, но и свежими овощами, тяжёлые пакеты с которыми в кучке лежали на заднем сидении. У Лестер-сквера миссис Сазерленд спросила, «не прочь ли герр Штерн включить радио». Юноша кивнул, задержав дыхание, когда она стала постукивать маленькой ножкой в такт мелодии-блюз и даже подпевала ей.
Вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая, с лёгкой самоиронией заговорила она, когда они провели в пробке возле сквера около пяти минут, и сделала музыку тише, водит машину, слушает американский блюз, хотя как истинная британка должно презирать все проявления янки, да ещё и ведёт себя раскованно в обществе мужчины
О нет, молвил он, задыхаясь от восторга, я так совсем не думаю.
Просто не признаётесь в этом, весело подмигнула ему Полина, скользнув взглядом по зеркалу заднего вида. Сердце забилось сильнее, когда он поймал его там, сейчас я шокирую вас ещё больше. Только т-с-с, никому не говорите. Когда я езжу за продовольствием на рынок, то всегда покупаю себе парочку сигарет и выкуриваю их во дворе за пансионом. Хотите?
Она кивнула на бардачок, где хранила тоненькие женские сигареты, и, когда он отказался, сказала, что и сама не стала бы курить при нём, потому что это «совсем уж неприлично» и что «хотя так не казалось со стороны, она кое-что смыслила в приличиях». Михаэль улыбнулся, подумав, что, не в пример другим женщинам, сигарета совсем не портила миссис Сазерленд и только делала её образ более пикантным и изысканным. Хотя куда уж больше!
Нет-нет, вдруг спохватился Михаэль, когда понял, что Полина везла его в пансион, давайте не будем сейчас ехать домой Мне бы хотелось увидеть Лондон. Я ведь турист. И дождь как раз кончился!
Не буду выпытывать, что у вас стряслось, с женской чуткостью проговорила она, но участие, которое он читал на её лице, показалось парню искренним. Но как насчёт Набережной Виктории? На Темзе?
Весенний день уже совсем вернул потерянные права, когда молодые люди приехали на набережную, и Михаэль несколько раз вдохнул чистый, свежий после ливня воздух. Туман и дожди: разве они не лучшие друзья лондонцев?
Он уже совсем остудил голову, и, когда Полина, размахивая сумочкой, засеменила рядом, что-то дёрнуло его спросить:
Миссис Сазерленд! Вы никогда не слышали о некой вещице говорят, что это семейная реликвия. Её могли спрятать в пансионе ещё до войны?
Михаэль прикусил язык, как только сказал это, и увидел, как её бархатно-голубые глаза округлились от удивления. Мимо как раз прошла молоденькая мама с ребёнком в коляске и чуть не задела их локтем.
Понятия не имею, пожала плечами Полина, подставляя лицо под лучи солнца, и, зажмурившись, приоткрыла один глаз, тогда, до войны, пансион принадлежал моему свёкру. Так, вот что вы обсуждаете по ночам с младшими Вудсток на чердаке? Ищете потерянные сокровища индейцев?
Он встал как вкопанный посреди набережной и только ловил ртом воздух от бессилья. Видя его смятение, миссис Сазерленд лишь смеялась.
Мы ничего то есть я Они мне как сёстры! Михаэль с неудовольствием заметил, что его голос звучал оправдывающимся, а её журящим. Я клянусь!
О, милый друг, полно вам. Я вам уже рассказала о себе достаточно, чтобы вы поняли, как мало я гонюсь за такими вещами.
Но что нас выдало? Никто же не видел, как мы
Крошки от печений миссис Вудсток и три банки с вареньем, внезапно пропавшие из моего погреба, хихикнула Полина.
Михаэль осознал, что у него горели уши и, что ещё хуже, что ему было неприятно оттого, что их раскрыла она. Полина, конечно, отрицала это, но ведь и правда могла подумать, что он
Именно из таких, как девочки Вудсток, как будто читая его мысли, продолжила миссис Сазереленд, а он, пристыжённый, зашагал рядом, и получаются прекрасные жёны. Домашние и невинные Запомните это, герр Штерн. Не то что такие, как я «Развязные вдовушки»!
Михаэль удивлялся каждый раз, как Полина умела оставаться такой очаровательной, говоря о себе, казалось бы, неприятные вещи. Лёгкой, уместной и удивительно манящей. И пусть в её словах имелся смысл, душой он в него не верил. Немец с большой теплотой относился к Сесили и Элис, но разве их можно любить иначе, если не по-братски? В силу юного возраста и неопытности в них не угадывалось и толики магнетизма, что сводил мужчин с ума, суля им прекрасное времяпрепровождение в будущем и горяча их кровь. Оно это время, никак не могло сравниться с тем спокойствием и домашним уютом, которое Михаэль испытывал рядом с девочками Вудсток, но это ещё вопрос, считать ли это спокойствие преимуществом или же скукой?
Михаэль зажмурился, осознав, как дурно рассуждал и как несправедлив был к девочкам. Конечно, конечно, он не считал Элис и Сесили скучными! У них богатый внутренний мир, и хорошее воспитание, и преданное сердце Но как же это всё теряло смысл по сравнению с миссис Сазерленд и её шармом и обаянием, умением зажечь даже самого безразличного человека, этой странной тоской в глазах и туманным прошлым Её пухлыми губами, гибким, изворотливым станом и манящим кокетливым взором Нет, он никогда не сможет полюбить девочек Вудсток «в том самом смысле», это рыцарство не для него. Один сладкий риск оправдывал тысячи праведных жизней!
Я тоже была когда-то такой, прошептала Полина, заметно посерьёзнев, пока ветер трепал её светлые локоны. Он промолчал, а она устремила взор вдоль Темзы и скользивших по ней пароходов, хотя нет, такой не была Даже неопытность не гасила во мне огня. Уильям становился порой так ревнив!
Могу себе представить, хрипло пробормотал Михаэль.
Разговор принимал опасный оборот, и она откашлялась, натянув привычную улыбку, отошла от бордюра. Лишь на секунду миссис Сазерленд позволила себе быть слабой и настоящей, но Михаэль всё равно приметил этот миг и запомнил его на всю жизнь. Уильям и её прошлое Как бы он хотел копнуть в него поглубже! Но не будет ли это бестактностью с его стороны?
Нет, если подойти к вопросу с умом!
Бенджамин, рассмеялся он, подсмотрел, как это делала Полина, и повторил за ней, ваш сын. Такой непоседа. Весь в вас, не так ли?
Вовсе нет, подхватила она, как будто и сама хотела заговорить об этом, но всё не решалась, он копия моего мужа. Уильям даже имел медаль по академической гребле!
Михаэль слушал, ловя каждое слово, пока она рассказывала о себе, умалчивая всё же кое-какие детали. Полина Сазерленд, в девичестве Браун, родилась в портовом городе Уэймуте, графстве Дорсет, и всё детство бегала со старшим братом на причалы смотреть, как оттуда отбывали корабли. Её отец, голодный интеллигент, обожал музыку, виртуозно играл на скрипке и зачастую давал импровизированные концерты для прохожих на улицах, собирая в шляпе жалованье на целую неделю вперёд. Музыкой он всё же зарабатывал немного, а мать-швея всю жизнь мечтала о своём ателье, но и по сей день портила глаза дома под лампой. Брауны жили бедно, но счастливо, а Полина, унаследовавшая от отца любовь к музыке и сцене, мечтала о карьере балерины.
Я хотела поступать в балетную школу в Лондоне, вещала она, смеясь, но эта улыбка граничила со слезами, а птицы, радуясь наступлению весны, с весёлыми переливами летали над их головами, отец поддерживал меня, водил на дополнительные платные уроки, которые давала некая обедневшая русская графиня в Дорсете, копил денег на моё обучение. Я даже жила в частном пансионе, где меня и горстку других девчонок день и ночь мучили у станка, но потом началась война, и я, как и многие мои подруги, стала сестрой милосердия. Познакомилась с Уильямом, а там и превратилась в хозяйку «Авроры». Вот и вся моя история!
Вы же сами говорили, что в вас жил огонёк. Михаэль подхватывал её полусерьёзный тон, который казался ему теперь весьма естественным, когда он уже так привык к нему. Пока жили в пансионе, неужели не бегали в соседний мужской корпус? Ведь в вашу труппу наверняка принимали парней!
Так вот вы какой, герр Штерн! удовлетворённо протестовала она и вся зарумянилась. А притворялись таким степенным!
Разговор полился так легко и просто, что оба позабыли все неравенства возраста, пола, национальности, которые сковывали их до этого. Полина осмелела настолько, что встала в позицию, а затем, отдавшись во власть ностальгии, грациозно затанцевала по тропинке.
Что вы делаете? Это балет?
Он самый! Движение называется «Battement tendu». А вот «Port De Bras» А ещё па де баск-па де баск! Сможете повторить? Ну же, смелее!
Её смех был звонче, чем перелив колокольчиков, и Михаэль не нашёл в себе сил сопротивляться, когда она, такая счастливая, утянула его за собой для вальса. Прохожие оборачивались на них, а кто-то неодобрительно хмурил брови сколько шуму среди белого дня! но молодые люди не замечали этого.
Но я не умею так Я в жизни не танцевал вальса!
И не надо. Я научу вас! Повторяйте за мной. Раз два три! Раз два три! Да у вас отлично получается Вот видите?
Через несколько часов, когда Полина всё-таки привезла его в пансион, Михаэль поднимался по ступенькам за ней как заторможенный и, не разбирая её речей, всё время хватался за затылок. Будто молотком по голове ударили! Миссис Сазерленд, напротив, очень быстро пришла в себя словно между ними ничего не случилось, и, болтая о том о сём, впустила его внутрь, звякнула ключами. А ведь случилось, случилось! Он слышал её искренний смех и видел пламя в её глазах, держал в руках её стан. А ещё она поделилась с ним многим сокровенным, стояла так близко, что У дверей зазвенел колокольчик, но Михаэль ещё ощущал себя как в тумане. Полина передала пакеты с овощами в руки экономке и кухарке, дала им несколько распоряжений о сегодняшнем ужине и, заболтавшись с дворецким у лестницы