На стыке миров. Том второй. Этимология славянского мистицизма - Игорь Николаевич Ржавин 5 стр.


«Олег

древнескандинавское (???  Прим. авт.)

Род: муж.

Этимологическое значение: «святой»

Отчество: Олегович; Олеговна.

Женское парное имя: Ольга

Производные формы: Олегушка, Олежка, Олеся, Оля, Олюся, Аля, Лега, Лёка, (и внимание!) Лёша;

Иноязычные аналоги:

арм. Աղեկ (Алек); белор. Алег; болг. Олег; нем. Helge, Helgo; укр. Олег; чеш. Oleg; дат. Helge; серб. Олег; швед. Helge».

А вот, что «всем известно» об Олеге:

«Оле́г  русское личное имя, предположительно, восходящее к скандинавскому Hélgi (от др.-сканд. heilagr  святой, священный)».

Так вот, это самое «предположительно», на мой взгляд, даёт нам полное право усомниться в производности древнерусского имени Оль́гъ от скандинавского Helge, хотя бы только в силу исторической реальности, а она такова: никаких «викингов» из числа «древних» шведов, норвежцев и датчан новгородцы к себе «княжить» не приглашали  по тем временам это всё равно, что добровольно сдать себя в плен и рабство! Трудно себе представить, что такой сильный и талантливый народ как славяне, строившие города-крепости, в отличие от викингов-селян, могли быть настолько бесхребетными, безвольными и бестолковыми, чтобы сдать себя «с потрохами» ни за что. Одно только это обстоятельство показывает абсурдным называть своего верховного предводителя иноземным прозвищем Хельге, пусть даже и в русифицированном до неузнаваемости варианте Олег. На самом деле, новгородские словене предложили своим западнославянским сородичам  южно-балтийским русам поработать в «наряде»  то есть, как бы сейчас сказали, «дружинниками по охране общественного порядка». Видимо, для самих коренных, зажиточных граждан была «эта служба и опасна, и трудна», но не престижна.

Таким образом, ещё не успев отойти от скандинавского следа в имени Олег, мы тут же натыкаемся на чистую копию его женской формы Ольга в древнерусском словообразовании ольга  топкое болото. Как?! Неужели подобным понятием наши Славные Предки могли наделить имя для своих детей? И вот тут вовремя всплывает подсказка:

во-первых, Вольга́ Святославич (также Волх Всеславьевич)  этот герой русских былин, богатырь, основными отличительными чертами которого являются способность к оборотничеству и умение понимать язык птиц и зверей, почему-то подозрительно напоминает историческую фигуру Ве́щего Оле́га  князя новгородского с 879 года и великого князя киевского с 882, тоже обладавшего экстрасенсорными способностями;

во-вторых, имя Вольга сливается своим звучанием с названием реки Во́лга. А этимология этого слова, по словам Фасмера, ведёт к праславянскому Vьlga, ср. во́лглый, польск. wilgoć «влажность», с другой ступенью чередования: русск. воло́га, ст.-слав. влага. Того же происхождения и Вологда.

Каким же образом в одном имени Олег иже Ольга могут быть увязаны такие несовместимые понятия? Не будем пока «гнать лошадей», и спокойно продолжим изыскания. Следующие созвучные образования, хотя и никак не касаются смысловой базы изучаемых имён, зато невольно подталкивают к нужному направлению следования: вольха  вольховник, дерево ольха, ольшаник, ольшняк; и, соответственно: ольха  вильха, вольха, елоха, елха, елшина, лешинник, олешник, олех, ольшняк. Не имеет смысла разбирать преемственность последних производных от ель, ёлка, по наличию схожих плодов  шишек (ср. рус. леши́на  ольха, с др.-рус лѣший  лесной, поросший лесом). Тут ведь пока не важно конечное значение приводимых определений. Главное, уловить едва заметные нити причинно-следственных связей с первичными признаками. К примеру, упомянутое олешник, наверняка, легло в основу малоросской фамилии Олешко, в то время как однокоренное лешинник, могло иметь отношение к возникновению другой украинской фамилии Ляшко, причём, опосредованно:

первое  через корнеслов «леха́ грядка, борозда, укр. лiха́ ток, грядка, блр. леха́ межа, борозда, ст.-слав. лѣха, болг. леха́ гряда, мера площади, сербохорв. лиjѐха грядка, словен. lẹha, чеш. lícha поле, дол; мера площади, польск. lесhа, в.-луж., н.-луж. lěcha. Из праславянского loisā; ср. лит. lýsia, lysvė, др.-прусск. lyso клумба, д.-в.-н. wagan-leisa ж. колея от повозки, ср.-в.-н. geleis проторенная дорога, лат. līrа борозда на пашне (leisā), далее  гот. laists след, д.-в.-н. leist след, (сапожная) колодка, гот. laistjan преследовать»;

а второе  через однородный корнеслов «лях [стар.] поляк, др.-русск. ляси, вин. п. мн. ч. ляхы поляки (часто в Пов. врем. лет), отсюда польск. lасh; первонач. др.-польск. *lęch поляк, представленное в лит. lénkas поляк. Полная форма этнонима была в праславянском lęděninъ  от lędо (см. ляда́) обитатели пустоши, нови, что подтверждается формой др.-русск. лядьскыи польский, лядьская земля Польша, лятский  то же; ср. фам. Ля́цкий, далее др.-русск. полядитися ополячиться, укр. лядува́ти придерживаться польского образа мыслей; венг. lеngуеl поляк  из проторусского lęděninъ».

И та, и другая выдержки из Этимологического словаря русского языка сходятся в одном  что лех «гряда», что лях «поляк» (буквально «живущий ПО/ЛЯХу»), оба словообразования родственны однокоренному русскому лог  дол, ложбина, овраг, луг, что как раз и имеет связь, не только с рекой (ср. с тат. елга  река), но и с её названиями, где чётко прослеживается древний пракорень, а точнее корневая матрица Л-Г, посмотрите внимательно: ВО/ЛОГ/ДА  ВО/ЛГ/А  В/ЛАГ/А (ср. др.-рус. лагвица  чаша, с перс. лаган  таз, лохань, поднос). Ещё одно ответвление этой корневой матрицы  корень ЛЕГ (ср. греч. λεκάνη [лэкани]  миска, таз, с белор. легчы  лечь), либо его сжатая форма ЛЬГ (ср. тюрк. legin  сосуд, укр. лягти  лечь), собственно, и составляет костяк имён: О/ЛЕГ или О/ЛЬГ/А, где явно усматривается слоговой «атавизм» в первой гласной О, как след от изначально полной приставочной формы ВО- (В-). А с учётом пометки Фасмера о том, что « полная форма этнонима (лях) была lęděninъ  от lędо (см. ляда́) обитатели пустоши, нови», приходим к логическому выводу о косвенном родстве по древнейшей корневой основе двух независимых имён: мужских ВО/ЛЕГ  В/ЛАД, и женских ВО/ЛЬГ/А  В/ЛАД/А.

Тем не менее, нельзя категорично заявлять, что последние имена совершенно идентичны в своём значении, однако, с достаточной уверенностью можно говорить о вендском (западнославянском) происхождении имени Лёша, с его всевозможными вариациями, которые, при грамотном расположении, выстраиваются в показательную градацию: ВО/ЛЕГ  О/ЛЕГ  О/ЛЕХ  ЛЕХ  ЛЁХ/А  ЛЯХ  ЛЯШ/КО  О/ЛЕШ/КО  А/ЛЁШ/КА  О/ЛЕЖ/КА.

Не лишним будет сопоставить собственные выводы с довольно распространённым именем «Лех, Леш, Лешек  имя славянского происхождения, значение не ясно; возможно, от глагола со значением хитрить, лукавить, родственного совр. русскому льстить. Польский (Polski) м. Lech (Лех), Lesz (Леш), уменьшительные  Lesio (Лещо, Лесьо), Leszek (Лешек), Leszko (Лешко). Чешский (Čeština) м. Lešek (Лешек), уменьшительные  Leša (Леша), Leška (Лешка), Lešík (Лешик). Имя происх. от польск. Leszek  уменьшительной формы имени Lech».

Теперь о смысловом наполнении столь разнообразного по форме имени. Помня о том, что корневая матрица Л-Г является носителем условно-обобщённого значения «лог-лёг-лаг», мы с абсолютной очевидностью находим ЛОГическое объяснение буквального сходства древнего исконно русского имени Олег с латинским словообразованием lego (legi, lectum)  завещать, набирать, поручать, собирать, читать, в чём сразу видится прямое соответствие эпитету княжеского имени исторического лица  Вещий (ср. с эст. lugija  проповедник)! С производными латинского слова увязываются и остальные титулы вождя: английский legate, испанский и португальский legar, французский léguer, которые в точности отображают качества и свойства, как самого князя, так и первородного значения его имени. То бишь: Олег  это буквально «приЛЕЖный», «поЛОЖительный», «скЛАДный», а потому и «сЛОЖный» «изЛАГатель», по-сути, «вещун», что согласуется с определением слагатель  народный певец, сочинитель народных песен и былин (ср. с лит. lasioti  собирать). Изящное владение словом сочетается в этом имени и с необходимыми способностями государя  «почитатель» (предков) и «собиратель» (земель). Неслучайным в этом ряду становится и латинское legenda  история, от глагола legere  читать, собирать, а также однокоренное ему legion  отборное войско, числом от 36 до 10 тысяч, от латинского legiō  сбор, счёт.

Главное, мы с вами пришли к пониманию, что так называемые варяги  это не этнос, а профессиональное военное сословие западных русов, кстати, с берегов южной Балтики (о. Рюген, Пруссия), но никак не со Скандинавского полуострова. А это значит, что Олег  князь, да имяносец, никогда не был Хельге

Вернёмся к искомому слову лекарь. Вышеизложенное расследование показывает, что в этимологическом аспекте исконно русское имя Лёша-Лёка родственно словообразованию лечитёль-лекарь, имя Олег-Вольг однородно определению сЛАГатель, а в семантическом плане корневая матрица Л-Ч (Л-К) связана с понятием лу́чше  др.-русск. лучии, ст.-слав. лоучии, лоучьши, лоуче, в значении «более подходящий», от лучи́ть из праславянского lǫčiti, первоначально, «гнуть, связывать», в последующем включившем в себя целый ряд смыслов: смотреть за чем-либо, выжидать, метить, попадать, бросать, получать, ждать, дожить, искать, поджидать, глядеть, пытаться, цель, намерение, соединять. Отсюда делаем вывод о том, что главное призвание лекаря-лечителя заключается в безусловном уЛУЧшении состояния духа и плоти страждущего, посредством присмотра за ним, в самом широком смысле этого слова (ср. с анг. look [lʊk]  смотреть, рассматривать, выглядеть, казаться, взгляд, вид, похоже; like [laɪk]  любить, понравиться, нравиться, полюбить, хотеть, предпочитать, желать, словно; luck [lʌk]  удача, везение, счастливый случай, фортуна, счастье, успех, повезти, везти, посчастливиться). А поскольку глаголы ЛЕЧить и ЛЕЧь одного корня, то, помимо первостепенной задачи  уЛОЖить больного, как необходимого условия для лечения, приЛЕЖность  старательность, является основным качеством в работе всякого лекаря: сравните русское лёг и ляг с датским læge и норвежским lege  лекарь.

К самому же образованию ЛЕКарь всё вышесказанное имеет отношение посредством единородного слова лека́ло. Древнерусское лѫкати (ѫ  носовой звук) значило «сгибать» и было одного происхождения с «лук», «излучина», «лукавый», отсюда «лекало»  то, по чему гнут, изгибают. То есть, однокоренные понятия обЛЕКать и обЛЕЧь (сравните обЛАЧить и обЛАКо) наделяют лекаря-лечителя дополнительными навыками по облачению пациента, как в обЛАТку энергетическую  защитное биополе, так и хирургическую  наЛОЖение швов, снадобий, зелий мазей и повязок на раны.


Реснотный разбор корневой платформы ЛЕК (Ч) АР:

Матричная основа Л-К-Р (Л-Ч-Р)  носитель условно-обобщённого значения «лечить-облечь-прилечь». Примеры:

древнерусский лек (от старо-слав. лѣкъ «останок»)  игра в кости, личба  число, счет; лука  изгиб, извилина; лукарево  извилисто, лукно  лукошко, лыченица  лапти, лекъ  лак, лечить  лачить, лакомство  еда, вкусности, лекарство; лача  лад, образец, способ; лечкать  лакать, пить; лечить  личить, считать; лечи  лечь, ложиться; леко  лекарство, средство, снадобье, зелье; лека, лекуба, лечба  леченье, пользованье, целенье и самое лекарство, снадобье; лечец  лекарь, лик  счет, число; лик, лицо, личина  облик, обличие; выражение лица, поличье, изображение, образ, хоровод, круговая медленная пляска с песнями, танок, улица; ликовать  торжествовать, праздновать шумно, веселиться гласно, радоваться, оглушать воздух кликами радости; лики  радостные крики, возгласы; лаковник  принадлежащий к лику, член, собрат, кто ликует, ликователь; личман  образок, локта, локота  разговор, беседа, совещание; локчить  помечать зарубками, метить при переносе сруба; лукас (от лукавый  изворотливыйволк, бирюк;

санскрит лакша  лак, лека  линия, лок  картина, локика  обычный, лука  простой;

фарси лак  старые изношенные вещи, бессмыслица, пустословие, дурак, глупец, скряга, сто тысяч; лакдирой  болтун, лакка  пятно, клеймо, позор, пачкать, пятнать, позорить; лачак  косынка, платок; лақаб  прозвище, прозвание, кличка (людей); лақва  паралич лица; лақит  найдёныш, подкидыш; лақлақ  болтовня, пустословие, болтать, говорить попусту, трещать; лақулуқ  старьё, ветошь, хлам, скарб; лек, лекин  но, однако, а, впрочем, тем не менее; ликкондан  вилять хвостом (о животных); лиқо  лицо, лик; лиққонак  шаткий, неустойчивый, тряский, зыбкий; лиққондан  трясти, болтать, взбалтывать; лук  жалкий, ничтожный, униженный, хромой, калека; лукидон  деревянный дверной запор, щеколда; лӯкка  трусца, мелкая рысь, медленно ходить, еле-еле передвигаться; луч  голый, нагой, обнажённый, раздетый; гол, как сокол; голышом; лучи  нагота, обнаженность; луччак  лишённый, облысевший; лаҷом  узда, поводья, держать в узде, укрощать; лаҷоҷ  упрямство, упорство, неуступчивость, злоба, злость, излишек, избыток, крайность; лоҷ (у) вард  лазурный небосвод, небесная лазурь, безоблачное небо; лоҷарам  поневоле, волей-неволей, вынужденно, поэтому, вследствие этого; лоҷуръа  полностью, всё до капли (о жидкости); выпивать всё до капли; луҷҷа  середина реки, самое глубокое место в реке или море.


Итог: буквальное значение словообразования ЛЕК/АРЬ (ЛЕЧ/ЕРЬ)  изначально обЛЕКать (обЛЕЧь), иже обЛАТать (обЛАЧить), то бишь, защитить от: порчи, сглаза, морока, маньи, проклятия, ран, язв и т. д. ЯРый, читай «могущий, умеющий»; многим позже смысл слова сместился в вербальную плоскость (словесную, устную), обретя диалектную форму ЛОКТ/АРЬ, ЛОКОТ/АРЬ, ЛЕКТ/АРЬ, то есть, ЛОКОТать, ЛЕКТать, в смысле, загово́рами лякать  пугать нечистую силу ЯРый; и только относительно недавно слово лекарь (лечитель) уже получило своё конечное определение «целитель».

Глава 11

Целитель

Вне всякого сомнения, в начале времён любой врач, лекарь или целитель воспринимался людьми как некий волшебник, чародей и кудесник, что не должно вызывать у современного человека какого бы то ни было сарказма, если учитывать те условия, в которых приходилось больных ставить на ноги, в отсутствие эффективных препаратов и передового медицинского оборудования. В этой связи, секрет чудодейственности древнейших методов лечения, хоть и не целиком, но хотя бы отчасти, может заключаться непосредственно и в самом наименовании борца с человеческими недугами, в виде нейролингвистического кода. По крайней мере, с позиций языкознания, изучение званий людей просвещённых, совершенно определённо, поможет нам раскрыть тайны могущества и силы русского слова, способного не только разить врага на поле брани, но и воскрешать сородичей из мёртвых, как нам об этом повествуют многочисленные народные былины, байки и сказы.

Вот и слово целитель, не смотря на широкое употребление в русской речи, вероятно, тоже хранит в себе тайну возникновения, как самого понятия «целить», так, очевидно, и принципа воздействия его оригинального звучания на ту или иную хворь. А поскольку в слове целитель безусловным корнем является ЦЕЛ, то следует начать наше расследование с популярного во все времена на Руси определения цель, чего нам никак не обойти стороной, и даже более того, придётся его увязать по смыслу с главным словом, заданным в теме.

Когда мы видим пред собой цель, мы представляем себе, так или иначе, некую мишень  тот самый прообраз какого бы то ни было целеустремления. Со словами, созвучными русскому мишень, либо близкими ему по корню, можно столкнуться и в иностранных языках. Но для начала, хотелось бы признаться в своём чрезвычайном удивлении, по-поводу «научного» утверждения о, якобы, нерусском происхождении искомого слова, в то же время, собственная интуиция и даже зов крови всегда мне указывали на исконно русский исток словообразования «цель». Тем не менее, гражданин Фасмер нам говорит, что: «Цель ж., род. п. -и, укр. цiль. через польск. сеl из ср.-в.-н. zil «цель». Как видите, он в очень краткой и, свойственной только ему, жёсткой манере заядлого этимолога, заявил во-всеуслышание о том, что слово цель вышло из его родного немецкого. Большой вопрос, правилен-ли подобный, будто сдавленный в плюшку, лаконизм в академической лингвистике, но на мой взгляд, это просто ужасно, когда без всяких обоснований и пояснений в Этимологическом словаре русского языка (!), слову вешается ярлык «заимствовано», а разбор того или иного слова ограничивается одной строкой, да ещё и с терминами, сжатыми в одну-две буквы, мол, ради экономии. Но проблема далеко не в спрессованной форме подачи материала, а в самой сути изложения, которая абсолютно безоглядно берётся за основу всеми отечественными филологами, тиражирующими под кальку в своих справочниках всё то, что как-то раз подал нам немец-руссист, и это осталось навеки зализанной настольной книжкой на их профессорских кафедрах, и в их же штампованных учебниках.

Назад Дальше