Фати, что происходит?! закричала Матильда.
Не знаю, мы словно под водой находимся, отозвалась Итфат.
Боже, когда все это закончится!
Тили-Тили! Не унывай. Как ты говоришь, надо валить отсюда? Валить отсюда надо!
Надо-надо! Уже скорей-скорей! Я тоже как ты говорить стала.
Тогда побежали-побежали!
И они побежали, если это можно так назвать, поскольку двигались как акванавты. Небо было все так же разделено на две полусферы. Одна половина была разлинована светящимися меридианами, а на другой наблюдалось колышущееся марево, куда и направились дива со жрицей. Какие еще опасности могли их там подстерегать, они не ведали, но в любом случае требовалось что-то предпринять.
Выбираться из города пришлось долго. Когда, наконец, им это удалось, перед ними открылась удивительная картина. Там, где прежде была пустыня, теперь плескалось настоящее море, с волнами, шумом прибоя, и даже с травой и пальмами на берегу. Однако растительность начиналась как-то странно вдруг, с резкой границы.
Хелала! Фати! Как здорово! Море! закричала Матильда.
Погоди радоваться, может это мираж, высказала предположение Итфат. Видишь, как все колеблется.
Картина и впрямь будто плыла в потоках горячего воздуха. Но Матильда была вся в нетерпении.
Я хочу туда! Скорее уже! Уже скорее-е-е!
Они старались с удвоенной энергией, но шевелились все так же медленно, едва приближаясь к цели. А передвигать ноги становилось все труднее, словно какая-то сила держала и не пускала вперед.
В конечном итоге они встали, будучи не в состоянии ни сдвинуться с места, ни даже пошевелиться. Зависла пауза. Через несколько мгновений откуда-то принесся нарастающий звук спущенной тетивы, и в тот же момент обеих старательниц, как натянутой резинкой, отбросило назад. В полной растерянности они уселись на песок. Зазывающее море с пальмами как было, так и осталось вне досягаемости.
Это форменное издевательство! возмутилась Матильда.
Да, реальность иногда бывает склонна к садизму, сказала Итфат.
Что будем делать?
Надо найти способ туда добраться.
А что нас может не пускать? И почему?
Насколько я помню, сказала Итфат, мой Наставник учил меня, что если творится что-то неладное, надо увидеть реальность и себя в ней. Вот ты, Тили, что и как видишь?
Я вижу море и хочу туда! А что тут еще можно видеть?
Вот именно! Тебе этого слишком хочется.
Слишком очень хочется? Очень слишком? А тебе разве не хочется?
Да, но излишнее хотение напрягает реальность, и она начинает сопротивляться.
Ух ты, это я еще в школе проходила: действие рождает противодействие. И что же ты предлагаешь, перестать хотеть? Но как я это могу?
Часто бывает достаточно всего лишь опомниться и отдать себе отчет, каким образом ты напрягаешь реальность. Надо увидеть не только реальность, но и себя в ней. А ты себя не видишь.
Да как я ее напрягаю? Я в жизни много чего хотела, но никогда такого не было, чтобы меня прям на поводке держали.
Не забывай, мы в метареальности, а здесь, похоже, все гипертрофировано.
Ладно, вот я буду себе твердить: я не хочу, я не хочу. Но разве я от этого перестану хотеть?
Если отказаться от желания нельзя, тогда можно притвориться, обмануть реальность.
Притвориться? Это я могу, Матильда на минуту задумалась. А давай сделаем вот что: пойдем задом наперед.
Ах-ха-ха! Тили-Тили! Это настолько глупо, что может сработать. Ты умничка!
Да, это глупо, но попробовать стоит.
Они поднялись на ноги и, хихикая, зашагали к морю спиной вперед. И тут случилось невероятное. Сопротивление среды прекратилось, и они уже двигались с обычной скоростью.
Фати! воскликнула Матильда. Сработало! Мы идем!
Да! Уже быстро-быстро!
Но как это вышло? Разве можно обмануть реальность? Ведь я не перестала хотеть!
Желание не только тормозит реальность, оно еще влечет за собой неправильные поступки. А если ты притворяешься и начинаешь действовать так, будто желания нет, реальность тебя отпускает.
Хелала, хелала, вот теперь я поняла!
Тише ты, Тили! Не спугни реальность.
Это еще кто кого здесь пугает!
Идем-идем, не оглядываемся.
Так дива и жрица шли задом наперед, пока не уткнулись спиной в какую-то преграду. Удивленные, они повернулись и принялись ощупывать невидимую стену. С этой стороны лежала песчаная пустыня, а с той резко начиналась растительность, и до моря было уже рукой подать, но пройти невозможно. И тут они заметили, что отражаются в стене как в зеркале. Только силуэты отражений с той стороны казались едва различимыми, будто призрачными. Морской пейзаж тоже виделся неясно в колышущейся дымке. Но шум прибоя слышался довольно отчетливо и совсем рядом.
Фати, ну что за наказанье! Нас опять не пускают!
Я поняла, сказала Итфат. Это зеркало мира: с той стороны действительность, а с этой ее прототип метареальность.
Выходит, мы оказались по ту сторону действительности?
Да, уже давно могли бы догадаться.
Но что это вообще за зеркало такое?
Я вспомнила, оно разграничивает два аспекта реальности: действительный и мнимый.
Что значит мнимый?
Помнишь, мы это обсуждали: здесь кино, там жизнь. Здесь то, что было или могло бы быть, а там то, что есть. Здесь образ, там отражение. Сначала отснято, потом реализуется. Сейчас мы в кино. Со стороны образов. Зеркало, только наоборот, понимаешь?
Значит, мы тоже мнимые?
Нет, это мы с той стороны стали мнимыми. Видишь, как мы там отражаемся? Просто, наши образы и отражения поменялись местами. Мы из материальной действительности перескочили в пространство образов.
Но ведь здесь тоже все материальное! возразила Матильда. И меня гламроки собирались съесть как вполне материальную деву. Хотя, они меня почему-то синтетической обзывали
А разве ты во сне не ощущаешь все как материальное?
Ну так то во сне! Там все лишь кажется.
Нет, не кажется. Посуди сама, может ли твой разум выдумать все те причуды, которые случаются в сновидении? А все те миры, где ты летаешь, когда видишь сон, думаешь, они лишь в твоей голове?
Ну, нет, наверное. Не знаю. Не задумывалась.
Так вот, здесь ты и летаешь. Точнее, твое внимание летает здесь, в метареальности. Пространство образов и пространство сновидений это одно и то же.
Но мы же не спим сейчас? спросила Матильда. Или спим?
К сожалению, это не сон, ответила Итфат. Здесь не только наше внимание, но и наши тела. Ты, кстати, сразу оказалась в своем теле?
Да уж, я это почувствовала, меня так связали, что все конечности затекли.
А я не сразу. Помнишь, я тебе рассказывала, сначала проходила сквозь стены, и лишь потом нашла свой манекен.
Вот бы нам сейчас протиснуться сквозь эту стену! А так, ни туда пройти, ни из себя выйти.
Да, нам надо как-то осуществить, либо то, либо другое.
Ух, Фати, я просто в шоке от всего этого. Что нам теперь делать?
Крышка мира
Пока у Итфат и Матильды случилась заминка с зеркалом, в это же время, но в другом месте, крутилось другое кино.
* * *
Адя Зеленый проснулся от лая соседской собачки. «Странно, подумал он. Вроде, соседский дом сжег еще на прошлой неделе, собачку скормил рыбам Может, показалось? А может это сон? Надо пойти проветрить свой гениальный ум».
Адя долго искал тапки, называл их изворотливыми ублюдками, грозился выбросить сразу как найдет. Тапки боялись и не показывались. Пришлось идти босиком, поскольку другой обуви у Ади не имелось.
Тропинка, по своему обыкновению, вела через лес к морю. Деревья опасливо уклоняли ветки с дороги, поскольку знали, что с Адей лучше не связываться. Настроение у него, как всегда, было зломрачным.
Свернув с тропинки, Адя вышел на опушку леса, где находился Пень Познания. Адя нередко наведывался сюда, дабы почерпнуть мудрости жизни. Другого места, где почерпывать мудрость, он не знал. Но и этого вполне хватало.
Короче, Пень Познания стоял посреди поляны. В Пне было дупло. В дупле сидела Белка. Адя сунул свой нос в дупло. Белка отвесила Аде щелчок хороший, с оттяжкой. Получив щелчок по носу, Адя констатировал: «Итак, жизнь премерзкая штука. Всякий раз убеждаюсь».
Он вернулся на тропинку и двинулся к берегу моря, приговаривая: «Ладно же, покажу я вам всем. Попляшете вы у меня. Попоете». Что он этим хотел сказать, неизвестно. Однако намерение у него было отнюдь не благостным.
На берегу, как очевидно, был берег, море и чайки. Чайки, завидев Адю, неодобрительно закричали. Адя, по привычке, поднял было камень, но потом передумал, пробормотав: «Не-е-е-т, нельзя поддаваться на профанации или как их там, про про Ай, ладно. Координация профанаций вот принцип, которому надо следовать».
Довольный всей глубиной мысли, которая пришла ему в голову, он решил прогуляться вдоль берега. Море пыталось достать Адю и таким образом разозлить его. Но он не поддавался: «Координация профанаций, хе-хе Вашу мать!» Адя споткнулся о большую корягу.
«А вот и профанатор подходящий», сказал Адя, подняв дубину, и зашагал дальше.
Тем временем, ему навстречу выбежала чем-то встревоженная Желтая Подлодка.
Ой, Адя Зеленый! от неожиданности воскликнула она.
Я-то зеленый, категориально. А ты чего такая вся желтая и неконкретная? ответил он, ничуть не смутившись.
А ты разве не знаешь?! Наш мир накрыли крышкой!
Какой крышкой, кто накрыл, зачем? Ты свихнулась?
Да посмотри же вверх, дубина!
Адя задрал голову, и вправду там, где положено быть бездонному небу, нависала какая-то тяжелая темная поверхность.
Оранжевая Корова первой заметила, лопотала Подлодка. Она сказала, летать стало невозможно! Я так взволнована, так взволнована, я вся чешуся! Что с нами будет?! Что все это значит?!
Это значит, ваш Оранжевый Праздник закончился, и сейчас наступает диппёрпалный кирдец, хе-хе.
Но как же теперь быть?! Что нам делать?
Адя почесал дубиной затылок, и говорит:
Я знаю, это все мамотники, это они во всем виноваты, обнаглели, гады.
Подлодка еще больше встревожилась, забегала, засуетилась:
Ой, кто такие? Они злые? Они ужасные? Они нас съедят?
Да, либо они нас, либо мы их. Я как раз собирался на охоту. Мамотников надо сначала проваливать, а затем гасить, и ты мне в этом поможешь.
Ой нет, я не могу, я боюсь!
А хочешь, чтобы крышка тебя совсем придавила?
Нет, нет, не хочешь!
Тогда пошли. И перестань прыгать и скакать вокруг меня.
Ладно, мы идем спасать мир!
Они свернули с береговой полосы и углубились в лесную чащу. Подлодка все приставала с расспросами:
А какой он, мамотник? Он дикий? Он страшный?
Да, он хитер и коварен.
Мы поймаем его?
Да.
Охота на мамотника трудна и опасна!
Да.
Но мы спасем мир! А куда мы идем?
Можешь помолчать хоть минуту?
Так шли они, шли, и наконец пришли. Под раскидистым деревом была кем-то вырыта глубокая яма.
Что это? спросила Подлодка.
Ловушка. Мамотник будет бежать, провалится, и мы его схватим.
Ух ты, как здорово!
Надо прикрыть ее ветками и листьями.
Они быстро замаскировали яму, уселись в засаде и принялись ждать. Ждали они ждали, но никто так и не собирался бежать мимо и проваливаться в яму.
И сколько же нам так сидеть? спросила Подлодка.
Да, нужно как-то приманить мамотника, ответил Адя.
А что его может привлечь?
Побольше шума, побольше эмоций.
Что же ты сразу не сказал, дубина. Давай заберемся на дерево и поднимем шум.
Ладно, давай.
Вскарабкались они на дерево, и ну горланить песню на весь лес:
Пели они пели, потом другую песню запели:
И потом еще разные прочие песни пели, но никто так и не появился.
А тебе не кажется ли, что кто-то из нас идиот? Или, похоже, мы оба? сказала Подлодка.
Эмоций маловато. Ну ничего, сейчас мы это исправим.
Тут Адя схватил якорь Подлодки, зацепил его за ветвь, а ее саму спихнул вниз. Подлодка повисла над ямой.
Что ты делаешь! Злобный, коварный Адя! Сейчас же отцепи меня!
Вот, так, теперь дело пойдет, с удовлетворением отметил Адя, спустился с дерева и затаился в кустах.
Спасите! Помогите! кричала, болтаясь на якорной цепи, Подлодка. Адя, я убью тебя, сволочь!
Вдруг, над ямой промелькнула чья-то тень, раздался треск веток, и кто-то оказался в ловушке.
Королева Брунхильда
Королева Брунхильда собирала морковку на своем огороде, складывая ее в подол платья, и распевала:
Лохматая Зверюга, тем временем, сидел, спрятавшись в ботве, и наблюдал за королевой. У Лохматой Зверюги было такое имя, потому что он и был лохматою зверюгою, а еще потому, что когда он воровал морковку с огорода, королева пускалась за ним в погоню и кричала ему вслед: «Ах ты зверюга лохматая!»
Вообще-то, Зверюге морковка была не нужна, просто он влюбился в королеву и старался всякими способами привлечь ее внимание. А это было непросто. К тому же, Брунхильда была воинственной особой. Ходили легенды, что завоевать ее сердце сможет лишь тот, кто одержит над ней верх в поединке. Но мало кто на это отваживался, поскольку мечом она владела в совершенстве.
Вот и Зверюга тоже очень боялся Брунхильду и не знал, как подступиться к ней. Пробовал он дразнить ее, обзывать, исподтишка дергать за юбку, угрожать даже все тщетно. Брунхильда ему твердила одно:
Ты, Лохматая Зверюга, должен сразиться со мной.
А если я тебя победю, спрашивал Зверюга, ты меня полюбишь?
Нет, отвечала королева.
Вот видишь! Тогда зачем?
Зверюга почему-то надеялся, что когда-нибудь он разозлит королеву так, что она за ним погонится, поймает его, поколотит, и влюбится вдруг. Не зря же говорят, «бьет, значит любит».
Так вот, выждал Зверюга удобный момент, когда королева нагнулась к земле, и кинул в нее морковкой, угодив прямо в любезное мягкое место.
Ах ты зверюга лохматая! королева в ярости вытряхнула из подола своих подданных и погналась за лишенцем. А тот уже вовсю улепетывал в сторону леса и верещал:
Брунхильда, я утащу тебя в свою пещеру!
Но погоня длилась недолго. Лохматой Зверюге не посчастливилось, он с треском провалился в какую-то яму. Очевидно, это была та самая ловушка, которую подстроили Адя Зеленый и Желтая Подлодка.
Ну, тут началось. Адя подскочил к яме с дубиной:
А, попался, зловредный мамотник! Сейчас я буду тебя гасить!
Подлодка, болтаясь на дереве, пищала:
Поймали, поймали! Колоссально! Адя, зараза зеленая, сними меня сейчас же! Как ты будешь без меня спасать мир?!
С лесной округи на шум собрались звери и птицы. Все с любопытством заглядывали в яму. Там сидело лохматое существо с грустными глазами, которое, казалось, потеряло дар речи от неожиданности и удивления.
Адя жестом призвал всех угомониться:
Дамы и господа, прошу внимания! Итак, наступает торжественный момент. Наш мир накрыли крышкой, но это еще не конец. Мы не унываем и не сдаемся. Друзья и соратники! Сейчас нам как никогда требуется тесно сплотить наши ряды в борьбе за неотъемлемое право быть свободными и осознанными индивидами в системе, которая, так сказать, довлеет над нами своею крышкой, лишает нас самого ценного свободы выбора, суть которой состоит в том, что каждый осознанный индивид вправе решать, быть ли ему под крышкой, или над ней, вариться ли ему в супе общечеловеческих заблуждений и низменных страстей, или же воспарить над серой массой невежества и мрака, подобно чайке, которая свободно реет над свалкой, обозревая с высоты своего полета всю суть мироздания, осознавая всю иллюзорность и бренность, так сказать, всего сущего, обретая ясное понимание того, что наверху есть верх, а внизу есть низ, и достигая тем самым состояния высшего просветления и прозрения в том, что иначе, или, другими словами, наоборот, быть просто не может, потому что внизу не бывает верха, а вверху низа, ибо таков неизменный порядок вещей, и
Тут с неба, или точнее оттуда, где оно должно было быть, на землю шлепнулась Оранжевая Корова.