теперь с Димкой останемся пахать в армии, а он вернется домой клеить папочкиных
студенток. На что Мечик, как-то странно на меня посмотрев, сказал:
«А я в чудеса не сильно верю. Не думал тебе об этом говорить, но принесу сейчас
одну вещь, которую я вчера нашел в тумбочке Саши Дьяченко, и ты собственными
глазами убедишься, что никакой он не придурок. Везение у него действительно было, но
чудом там и не пахло. К нему он неплохо подготовился».
Мой друг отправился в казарму и через пару минут положил передо мной старую
тонкую книжонку в жестком потрескавшемся переплете.
«Что это?» удивился я.
«Смотри сам, открой, где закладка!» сказал Дима.
В руках я держал анатомический атлас. Открыл в месте закладки, и у меня перехватило
дух: крупный цветной рисунок торса человека в разрезе четким штрих-пунктиром
пересекала острая, вдавленная в мелованную бумагу, карандашная линия
Она проходила, не касаясь ни сердца, ни кровеносных артерий, ни развернутых
легких. И даже из спины выходила, заботливо минуя узел лопаточной кости.
«Это же надо: так точно все рассчитать! вмиг пересохшим голосом сказал я. Как же
он все-таки рисковал. Ведь если б дрогнула рука или не точным оказался угол»
«Вот поэтому я никому, кроме тебя, не показал этот атлас. Парень крупно рисковал, и не
нам его судить. Я бы лично на такое не пошел, жестко заключил мой товарищ,
гражданка того не стоит».
Мы с Димой часто беседовали, делились своими планами и мечтами. Он бредил
мощными мотоциклами, его влекли девчонки и скорость. В части Мечика уважали и даже, несмотря на его хилое сложение, немного побаивались, считая психованным. Мне
помнится один момент сейчас неудобно в этом признаваться как мы с ним, когда
отношения СССР и США серьезно обострились из-за войны во Вьетнаме, написали
заявления с просьбой отправить нас к месту ведения боевых действий для оказания
интернациональной помощи нашим восточноазиатским братьям.
Боже, какими тогда мы были дураками!
«Есть ли у тебя какой-нибудь жизненный девиз?» поинтересовался как-то Димка.
Я мучительно напрягся и с гордостью выпалил недавно вычитанное: «Быть, а не
казаться!»
«И у меня есть, сказал Димка. Как тебе: «В хилом теле здоровый дух!»
Мне и теперь кажется, что лучше о моем армейском друге сказать было просто
невозможно. В его хилом теле действительно был в высшей степени здоровый, на зависть
55
многим свободолюбивый и сильный дух. Интересно, как дальше сложилась его судьба, жив ли он, вспоминает ли армию? Прости меня, Димка, что мы потерялись
***
Возвращаясь к теме разных хитростей с целью преждевременного завершения
армейской службы, не могу не рассказать еще одну, довольно остроумную историю
комиссовки из армии старшего писаря склада ГСМ рядового Пети Сихно или Сахно
уже не помню точно. Остролицый одессит с цепкими, буквально впивающимися в тебя
глазками, этот Сихно стал с какого-то времени, чем бы он ни занимался стоял на посту, например, или дежурил по роте совершать странные повторяющиеся движения рук: вроде ловить левой ладонью большой палец правой руки. Такая вот странная причуда.
Разговаривает с кем-нибудь и, будто забывшись, начинает ловить большой палец. Схватит
отпустит, дернет снова и опять отпускает
Ребята стали замечать и посмеиваться.
Что это ты делаешь? спрашивали его. Да так, ничего, ловлю палец застенчиво
признавался он.
Однажды, дневаля по казарме, Сихно стандартным отданием чести приветствовал
зачем-то заглянувшего в роту начштаба майора Сердюкова, а затем, вперишись в
начальство взглядом, стал как бы нехотя, по новой своей привычке, ловить неуловимый
палец. Когда он повторил этот жест в седьмой или десятый раз, безмерно удивленный
майор спросил у сопровождавшего его дежурного офицера, что случилось с дневальным, на что тот, уже знакомый с этой причудой, с легкомысленной улыбкой ответил:
Да
он у нас так палец ловит!
Лучше бы он так не отвечал
Какой палец? Зачем его ловить? выдавил из себя побагровевший майор. Вы
что дурака из меня делаете? Да я вас, блядь, сейчас обоих на губу отправлю! Будете там
пальцы ловить друг у друга!
Все это время перепуганный Сихно, с жалким взглядом битой дворняги, тем не
менее, продолжал делать руками начатое, сильно ускорив темп почему-то. Его лоб
покрылся крупными каплями пота, на шее и у висков вздулись синие жилы, казалось, он
вот-вот рухнет на пол.
Сердюков опасливо оглянулся по сторонам и, повертев в сторону дежурного
офицера у виска пальцем, отправился докладывать командиру о невиданном
происшествии.
В общем, попал Сихно вместо гауптвахты в гарнизонный госпиталь, а уже оттуда
видно болезнь оказалось слишком мудреной в армейскую психиатрическую клинику в
Ереване. В части, конечно, над этим долго смеялись, а когда через полтора месяца
ловящего палец Сихна комиссовали, некоторые серьезно задумались
А ты как считаешь симулянт он или нет? Что говорят ребята об этом? спросил
у меня командир. Что я ему мог сказать? Возможно, Сихно и впрямь придуривался, а там
кто его знает
Но эта история имела продолжение. Месяца через полтора на имя командира по
обычным гражданским каналам пришло письмо. Писарь Колышев, который обычно имел
дело с гражданской (не секретной) почтой, занес его ко мне. На конверте был указан
обратный адрес и под ним неразборчивая подпись. Я внимательно рассмотрел
фотографию, кроме которой ничего в конверте не было, прочитал надпись на обратной
стороне и отправился к командиру.
Боже, как кричал мой уравновешенный, армейской выдержки командир, когда
увидел фотографию улыбающегося во весь рот Сихно, выставившего перед собой руки в
знакомом нам жесте: кисть левой держит большой палец правой, и прочитал сзади
надпись:
«Наконец-то я, товарищ командир, словил его и теперь никогда не отпущу!»
56
Я даже не на шутку испугался, что его хватит инсульт; говорят, от подобных
потрясений такое бывает. А уже через полчаса я писал по поручению командира
ходатайство военному прокурору Одессы о необходимости признать заболевание Сихно
фиктивным и возбудить против него уголовное дело по факту явной симуляции, или
немедленно вернуть для прохождения дальнейшей службы в Ленинакан. К ходатайству
была заботливо приложена фотография остроумного симулянта.
С кем решил шутки шутить, мерзавец! нервно потирал руки мой подполковник.
Ответ Одесского военного прокурора пришел к нам уже после Нового года и занял, буквально, пять строчек:
«Экспертной комиссией Медико-Санитарного Управления Одесского военного
округа установлено, что бывший военнослужащий С. страдает навязчивой
психопатической манией, выражающейся в том, что он не может отпустить большой
палец правой руки, что делает невозможным прохождения им дальнейшей воинской
службы в рядах ВС СССР».
Командир долго в недоумении разглядывал ответ, затем как-то подозрительно
посмотрел на меня, ухмыльнулся в свои прокуренные рыжие усы и приказал никому в
части об этом не рассказывать.
Все-таки уметь ловить палец дано не каждому!
=============
СПИ СПОКОЙНО, МОЙ НЕЗНАКОМЫЙ БЛАГОДЕТЕЛЬ
Трудно назвать три года службы в армии лучшими в моей жизни, но уж худшими
язык не поворачивается. Призван был я в 1964 году, демобилизовался в 1967. Помню, как
меня провожали в военкомат перед убытием. За два дня до этого в армию ушел мой
приятель Валера по прозвищу Китаец. Его он получил в пятом шестом классе за то, что, выходя на улицу, любил громко хвастать:
Видите, какие у меня красивые желтые ботинки? Это китайские, батяня по случаю
купил А брюки вельветовые тоже китайские. Маманя с работы принесла И
фонарик, бьющий точным пучком тоже китайский И белая сорочка китайская Все
китайское!
То были времена, когда страна дружно распевала «русский с китайцем братья
навек!». Таким образом мой рыжий дружок с соседнего двора раз и навсегда стал
Китайцем, и в минуты особого расположения мы называли его Дэном Сяо и Хер Чин Хоу, на что он никогда не обижался.
Накануне его отъезда мы пили с ним целую ночь у меня дома, понимая, что скоро не
встретимся. Изредка заходила к нам сонная мама, волнующаяся, как бы чего не случилось
с детками, решившими в знак дружбы освоить две бутылки водки. Напрасно. Одна у нас
осталась целой и невредимой, её я заберу с собой в свой «сабельный поход».
Валера жил по-соседски. Его мать работала на почте, а отец военный пенсионер, седой одноногий инвалид, давно и прочно пьющий человек. С детства помню, как он
размашисто и резко передвигался на костылях с закатанной брючиной на левой
отсутствующей ноге. Работал он в артели инвалидов. Бывал всегда небрит, не очень
опрятен, в общем, представлял собой неприглядное зрелище. И вы поймете, как мне было
неловко, когда он предложил провести меня в военкомат, мол, всех провожают папы и
мамы, а ты пойдешь в некомплекте.
Посоветовался с мамой, она равнодушно бросила: Хочет человек, пусть идет!
Чувствовалось, что этот разговор ей неприятен.
57
Наутро Валерин отец нас удивил. Мы подошли к военкомату втроем: мама, я и
пожилой подполковник на костылях, в наглаженной военной форме и с множеством
наград. Тщательно выбритый и с резким запахом «Шипра». На призывников и снующих
по двору работников военкомата эта живописная картина произвела впечатление. Они
уважительно козыряли фронтовику, вынесли ему стул, окружили вниманием. Мне было
приятно такой батя! Наверное, поэтому меня назначили командиром отделения на время
поездки. Я сдуру возгордился знай наших!
Мама стояла, как лишняя на этом празднике войсковой жизни. Теперь я ее понимаю и
жалею, сколь многого не доходило до меня в те годы.
Про свою армейскую жизнь я уже писал; со второго года служил в штабе, общался с
интересными людьми, возможно, поэтому она была наполнена занятными, на мой взгляд, эпизодами. Расскажу про такой.
Как-то командир меня спрашивает: Чем занимаешься, Бронштейн, после обеда?
Я был кодировщиком, свободного времени навалом, бодро отвечаю: Чем надо, тем и
займусь, товарищ полковник!
Есть к тебе одно дело. Был у нас в части такой майор Тарасов, зам по тылу, хороший
мужик, фронтовик, трудяга. Не повезло ему рак мозга, сгорел в считанные месяцы.
Осталась семья, жена и две дочки. Не захотели они в Армении жить, уехали на родину, в
Саратов. А здесь могилка. В общем, дам я тебе точный адрес захоронения, возьми с собой
кого-нибудь из приятелей, лопату, грабли, приведите ее в порядок.
Получаем инвентарь и идем с Валерой Мечиком, моим армейским приятелем, на
кладбище, благо, оно находится в десяти минутах ходьбы от части. Могилу нашли быстро, неподалеку от входа. Жалкое зрелище, заросшая бурьяном, давно некрашеная оградка.
Стали работать. Дело было летом, жара, сняли гимнастерки, хочется пить
А рядом бурлит жизнь: там и там у могил группки людей поминают своих
близких. Выпивают, громкие разговоры темпераментных кавказцев. А мы в полном
одиночестве, грустные, только пот блестит на взмыленных спинах
И вот подходит к нам чернобородый мужик с соседней могилы, обращается:
Ара! Кончай работать, папина могила как новая, иди к нам, помянем русского
офицера!
Переглянулись мы с Валерой, замялись, а он настаивает: Давай, ребята, мы наших
защитников уважаем, помянем и вашего, и нашего папу!
Оделись, прихватили с собой инвентарь, пошли. Нас расспросили, кто был
покойный, кем служил, и подсовывают стаканы Выпьем за вашего папу, пусть ему
хорошо лежится в нашем Карастане!
На столике у могилы разложена такая еда В армии мы такого никогда не видели, да и дома, правду говоря, тоже редко. Выпили раз и другой, смотрят на нас с
расположением, подсовывают лучшие куски. В общем, попав часть, мы уже не ужинали, старались держаться на ногах ровно, отворачивались от офицеров, чтоб не глушить их
знакомым запахом. Гостеприимные и щедрые люди живут в Армении!
Доложил командиру, что дело сделано, могила приведена в порядок. Вот только
оградку бы надо еще подкрасить напрочь заржавела.
Получаем на следующий день краску и кисти, и снова на кладбище. Стоим, красим, вокруг люди, но уже другие. И что вы думаете, не прошел и час, как к нам подходит
немолодая супружеская пара и зовет к себе помянуть нашего папу
Майора Тарасова мы с Валерой так полюбили, что решили взять над его могилой
шефство, о чем я доложил командиру. Мол, надо прибирать могилку хотя бы раз в месяц.
Он довольно посмотрел на меня и сказал: Молодец, Бронштейн, рад, что в тебе не
ошибся. Объявляю Мечику и тебе благодарность, с увольнением в выходные в город.
***
Уважаемый Иван Петрович Тарасов (1919 1965)! Спасибо Вам за то, что в течение
полутора лет Вы разнообразили наш с Валерой рацион, но поверьте, мы очень старались, 58
чтоб Ваша могила была самой ухоженной! А перед демобилизацией я не забыл рассказать
о Вас секретчику Коле Оленину и предложил принять эстафету любви и уважения к
ушедшим. Командир одобрил мой выбор, и у могилы фронтовика появились новые
достойные сыновья. Интересно, кто сейчас, через полвека, ухаживает за Вашей могилой?
Так же тщательно и добросовестно, как мы когда-то?
=============
ЭТО ЖИЗНЬ (любовь не любит испытаний)
На этой старой улице, в этом красивом доме живет мой давний приятель, добрый человек
и хороший учитель, Василий Павлович Пыжиков.
На работу в свою школу он по утрам едет на автобусе, легко преодолевающем крутой
подъем проспекта Ушакова, а обратно пешком осторожно спускается по горбатому с
выбоинами переулку вниз. И так каждый день много лет подряд.
А я прекрасно помню его молодым Васильком, душой студенческой компании, отличным
гитаристом, когда он еще и духом не помышлял о своей сегодняшней палочке, с которой
нынче не расстается никогда.
Я хорошо помню их обоих: моих сокурсников Васю и Леночку. Она была самой
красивой девушкой на факультете, и надо ли говорить, как все мы завидовали тому, кто
сумел найти ключ к ее сердцу
Мне часто приходит на память та затянувшаяся далекая весна, когда все улицы моего
города замело легчайшим тополиным пухом, радостно взимающим ввысь от малейшего
дуновения ветерка. К тому времени, когда пришла беда, Василий и Лена встречались уже
два года. Не помню точно дату, но в тот день в институте был неожиданно объявлен
карантин. К учебным корпусам подъехали тупорылые машины с красными крестами, и
люди в белых халатах стали обрабатывать мощными пульверизаторами все помещения
какой-то бесцветной, остро пахнущей жидкостью.
К вечеру страшная весть облетела студентов: у нашего любимца, третьекурсника
Васи Пыжикова врачи обнаружили на лице, чуть повыше переносицы, несколько
плотных, чуть шелушащихся складок, так называемый «зев льва» он заболел проказой.
Через несколько дней его увезли в Армению, в лепрозорий под Ленинаканом. А еще
через месяц, преодолев бешеное сопротивление родителей, туда же выехала и стала жить
в соседнем селе недалеко от своего любимого Елена.
59
А теперь несколько слов о проказе, которую в медицине называют лепрой. Этой болезни
уже тысячи лет, о ней упоминается в Библии. Говорят, ужаснее ее нет ничего на свете: просто человек гниет и разлагается, буквально, на глазах. Природа заболевания, практически, неизвестна. Иногда ею заражаются в ходе общения, от того же рукопожатия, другой раз, даже близкие люди живут годами бок о бок, и эта болезнь не переходит.