В доме дяди я чувствовал себя как панк, которого запихнули в семейное телешоу. Его семейка вела размеренную правильную жизнь в идеальном маленьком доме с идеальным маленьким бассейном. Дети катались на велосипедах, пока мама не звала их на ужин. Они снимали обувь, вытирали ноги, мыли руки, произносили молитву и клали салфеточки на коленочки. Есть два типа людей: для одних жизнь это война, для других жизнь это игра. Но эта семья не принадлежала ни к тем, ни к другим. Они предпочитали сидеть в сторонке и наблюдать с безопасного расстояния.
Для меня жизнь была войной: раздражение сочилось из каждой поры моего тела. Я носил облегающие красные брюки со шнуровкой спереди, ботинки «Капецио» и делал макияж. Я терпел неудачу всякий раз, когда пытался вписаться в общество. Однажды мой двоюродный брат Рикки в компании друзей гонял мяч по двору. Я хотел присоединиться к ним, но у меня ничего не получалось: я не помнил, как правильно бить по мячу, пасовать или стоять в воротах. Я все время подначивал их сделать что-нибудь веселое, например раздобыть выпивку, убежать из дома, ограбить банк да что угодно. Я хотел обсудить с кем-нибудь, почему у Брайана Коннолли из Sweet челка завивается внутрь, но желающих не нашлось. Они просто таращились на меня, как на инопланетянина.
Затем Рикки спросил:
Ты что, красишься?
Да, сказал я ему.
Мужики не красятся, сказал он твердо, как будто это закон, и его друзья единогласно поддержали его.
Там, откуда я родом, красятся, сказал я, развернулся на своих высоких каблуках и убежал.
Проходя мимо магазина одежды в торговом центре, я засматривался на девушек с прическами, как у Фэрры Фосетт. «Где же ты, моя Нэнси?» вот и все, о чем я мог думать. Я был Сидом Вишесом, который отчаянно искал свою Нэнси Спанджен.
В конце концов я перестал обращать внимание на двоюродных братьев. Я сидел в своей комнате и играл на бас-гитаре через старый усилитель размером в полстены, который предназначался для стереосистемы, а не для бас-гитары. Когда я садился за стол, то не желал приятного аппетита и не читал молитву. Я донимал Дона вульгарными расспросами: «Расскажи мне о Sweet, чувак! Эти парни плотно сидят на наркоте?» Потом уходил в клубы и возвращался домой, когда мне заблагорассудится. Если мне пытались навязывать правила, я слал эту семейку куда подальше. Я был высокомерным, неблагодарным маленьким говнюком. Неудивительно, что они выгнали меня, и я ушел, в ярости хлопнув дверью. Я был зол на них так же, как и на свою мать, и снова оказался один-одинешенек, обвиняя всех вокруг, кроме себя.
Неподалеку от Мелроуз-авеню я нашел двухкомнатную квартиру и уговорил хозяйку впустить меня без уплаты залога. Я и цента ей не заплатил в течение восемнадцати месяцев, хотя мне удалось немного продержаться на работе в «Music Plus». Этот магазин был просто раем: кокаин, травка и неиссякаемый поток горячих цыпочек. Возле кассы я повесил табличку «Бас-гитарист ищет группу». Люди подходили и спрашивали: «Кто этот басист?» Узнав, что это я, они охотно рассказывали мне о прослушиваниях и приглашали на концерты.
Одним из этих парней был рок-певец и парикмахер (это всегда плохое сочетание) Рон, который искал жилье. Я разрешил ему перекантоваться у меня. У него была куча подружек, и вскоре у нас образовалась своя маленькая тусовка. В «Music Plus» я познакомился с девушкой из Долины Лас-Вегаса по имени Алия, и мы все вместе нюхали слоновий транквилизатор каннабидиол, пили пиво и тусовались в рок-клубе под названием «Starwood». Потом мы возвращались в мою бетонную коробку, трахались и слушали альбом Runt Тодда Рандгрена. У меня было столько бесплатных наркотиков, пластинок и секса, сколько я мог пожелать. А еще я купил машину, «Плимут» 1949 года за сто долларов. Ну и дерьмовая же тачка. Когда я забирал Алию от ее предков, мне приходилось ехать в гору задним ходом, потому что иначе двигатель просто не справлялся.
А потом меня уволили из «Music Plus». Менеджер обвинил меня в краже денег из кассы, а я послал его на хуй.
Сам иди на хуй! крикнул он в ответ.
И тут я с катушек слетел: начал лупить его по лицу и животу с криками «Хули ты мне сделаешь?».
Он и впрямь мало что мог мне сделать: в конце концов, у него была только одна рука.
Самое ужасное, что он прав: я правда тырил деньги из кассы. Я был пацаном с взрывным характером, который не любил, когда его отчитывали, даже если был не прав.
Я нашел новую работу: устроился продавцом пылесосов «Кирби» по телефону, но не смог заключить ни одной сделки. Один из продавцов рассказал мне о работенке по чистке ковров, туда брали всех, у кого есть автомобиль. Я согласился с единственным намерением приходить к людям домой, ставить отпариватель перед спальней, чтобы не пускать хозяев в комнату, а самому шариться по аптечкам в поисках веществ. За дополнительные деньги я брал бутылку с водой и говорил людям, что это чудо-спрей и я могу обработать им ковры, чтобы к ним не приставала грязь. Я объяснял, что стоимость услуги триста пятьдесят долларов за обработку всего дома, но, дескать, поскольку я бедный студент, который совмещает учебу и колледж, я сделаю это за сотню, если они заплатят мне наличными и сохранят все в тайне. В итоге я ходил по дому, распыляя воду и воруя все, чего хозяева не хватятся в течение нескольких дней.
Я начал зарабатывать хорошие деньги, но все еще не платил за квартиру. Жилой комплекс был похож на бомж-версию какой-то мыльной оперы. По соседству жила молодая пара, и во времена их ссор я трахал жену, пока муж не возвращался. Потом я скорешился с ее мужем, и мы решили барыжить транквилизаторами, потому что в том месяце они были в моде. В итоге я, наверное, проглотил столько же, сколько и продал.
В то же время я начал собирать первую группу вместе с Роном и его друзьями: девчонкой по имени Рекс, которая пела и пьянствовала, как Дженис Джоплин, и ее парнем Блейком, или как там его звали. Мы называли себя Rex Blade и смотрелись просто прекрасно. Белые брюки со шнуровкой спереди и сзади, обтягивающие черные майки и грязные волосы, как у Лейфа Гарретта, но с той поправкой, если бы у него на неделю отключили воду. Мы репетировали в офисном здании, а по соседству тем же самым занималась панк-группа Mau Maus. К сожалению, выглядели мы куда лучше, чем звучали. Оглядываясь назад, можно сказать, что существование Rex Blade оправдывали две вещи: это был хороший повод принимать наркотики, и это давало мне право говорить девушкам, что я играю в группе.
Как обычно, эта светлая полоса моей жизни быстро закончилась из-за моего дерьмового характера. Все в моей жизни было настолько краткосрочным и переходящим, что любая маломальская стабильность вызывала во мне панику, заставляя очертя голову бежать по пути саморазрушения. Меня выгнали из Rex Blade за классическую ошибку молодой рок-группы. Эту ошибку делали многие до меня и будут совершать до скончания времен. В общем, такое случается, когда ты только-только начинаешь писать песни. Твои мысли кажутся тебе очень важными, но твое уникальное видение может не совпадать с видением других. Ты слишком самовлюблен, чтобы понять, что единственный способ стать лучше научиться слышать других. Эта проблема усугублялась моим упрямством и непостоянством. На месте ребят я бы тоже вышвырнул себя из группы вместе с моими трехаккордовыми песенками, которые я считал шедеврами.
Через несколько дней ко мне постучалась полиция и вышвырнула меня на улицу. После полутора лет неуплаты за квартиру меня наконец-то выселили. Я переехал в гараж за сто долларов в месяц, который нашел по объявлению. Я спал на полу без обогревателя и мебели. Стереосистема и зеркало вот все, что у меня было.
Каждое утро я закидывался спидами и ехал на смену с шести утра до шести вечера на завод в Вудленд-Хиллз, где мы окунали компьютерные платы в какой-то ужасно ядовитый раствор, который мог запросто разъесть тебе руку. После целого дня работы, игры в понг и потасовок с мексиканцами (что совсем не похоже на те забавы, которым я позже предавался с моим полумексиканским-полублондинистым солистом) я ехал прямо в алкогольный магазин «Magnolia Liquor» на бульваре Бербанк и работал там с семи вечера до двух ночи. Перед уходом я брал столько выпивки, сколько мог незаметно унести в носках, и час ехал до своего гаража. Напившись, я вставал перед зеркалом, распускал густые черные волосы, кривил рот в усмешке, вешал гитару на шею и играл рок, стараясь выглядеть как Джонни Тандерс из New York Dolls, пока не терял сознание от усталости и алкоголя. Потом я просыпался, закидывал в себя еще горсть таблеток, и все начиналось по новой.
Это было частью моего плана: я собирался работать до упада, пока не заработаю достаточно денег, чтобы купить оборудование, необходимое для создания группы. И эта группа либо станет дико успешной, либо привлечет толпы богатых цыпочек. В любом случае после этого я больше никогда не собирался работать. Для дополнительного дохода я разработал небольшую схему: каждый раз, когда у меня покупали спиртное, я пробивал на чеке лишь половину стоимости товара. Другую половину суммы я записывал на листке бумаги и прятал его в карман. Закрывая магазин в конце смены, я подсчитывал выручку с учетом моих махинаций и становился на восемьдесят баксов богаче. Моя «бухгалтерия» никогда не ошибалась больше чем на доллар: я твердо усвоил урок из «Music Plus».
Однажды вечером, когда я был под кайфом от спидов и алкоголя, в «Magnolia Liquor» зашел сутулый рокер с черными волосами. Он выглядел как жуткая версия Джонни Тандерса, поэтому я спросил, занимается ли он музыкой. На мой вопрос он утвердительно кивнул.
Что слушаешь? спросил я.
The Paul Butterfield Blues Band и Джеффа Бека, ответил он. А ты?
Я был разочарован, что при такой брутальной внешности у этого горбуна такой отстойный и предсказуемый вкус. Я перечислил список крутой музыки, которая мне нравилась The Dolls, Aerosmith, MC5, Nugent, Kiss, а он лишь наградил меня презрительным взглядом.
А, сказал он сухо, мне по душе настоящие музыканты.
Да пошел ты, мужик, отмахнулся я, мелкий пафосный говнюк.
Да пошел-ка ты сам, сказал он, не со злостью, а твердо и уверенно, будто знал, что скоро я возьму свои слова обратно.
Убирайся вон из моего магазина, придурок.
Я сделал вид, что собираюсь перепрыгнуть через прилавок и надрать его фанатеющую от Джеффа Бека задницу.
Если хочешь увидеть настоящего гитариста, приходи на мой вечерний концерт. Я играю неподалеку.
Вали отсюда. У меня есть дела поважнее.
Но, разумеется, я пришел посмотреть на него. Может быть, я ненавидел его музыкальные предпочтения, но его характер пришелся мне по вкусу.
Той ночью я украл пинту «Джека Дениелса», засунул ее в свой носок и напился возле бара. Зайдя внутрь, я увидел, как этот Квазимодо, разодетый в кожу, играет на гитаре, используя микрофонную стойку в качестве слайда. Он водил ею по грифу вверх-вниз с невероятной скоростью и яростно выбивал дерьмо из гитары, словно застукал ее в постели с другим музыкантом. Я никогда в жизни не видел, чтобы кто-то так играл на гитаре. Самое грустное, что он впустую тратил талант с этой группой, которая напоминала плохую пародию на Allman Brothers. После концерта мы с ним выпили. Я был поражен его игрой и решил, что прощу ему его дерьмовый музыкальный вкус. После этого мы еще несколько раз разговаривали по телефону, но потом я потерял его из вида.
Я менял группы как перчатки. Я начал ходил на прослушивания, которые находил в газете объявлений «The Recycler». Денек играл с какой-нибудь группой, а затем никогда больше не появлялся. Дошло до того, что я оставлял свой бас в багажнике машины, когда приезжал знакомиться с очередной группой. Если у них не было нужного вайба а это случалось почти всегда, ведь чаще всего все они были фанатами Lynyrd Skynyrd, а я тащился по Джонни Тандерсу, я говорил им, что мне нужно ненадолго сбегать в машину за оборудованием, а потом уезжал восвояси.
Но моя настойчивость окупилась: я откликнулся на объявление группы под названием «Сады», или «Сады душ», или «Висячие сады», или «Повешенная душа». Это была группа мрачноватых парней с длинными черными волосами, которые более-менее смахивали на меня. Однако они играли ужасный психоделический джем-рок в духе The Doors, и я ушел. Но я продолжал видеться с гитаристом группы по имени Лиззи Грей в клубе «Starwood».
Длинные вьющиеся волосы, топик и туфли на высоких каблуках делали его похожим на помесь Элиса Купера с гремучей змеей. Он был либо самой красивой женщиной, либо самым уродливым мужчиной, которого я когда-либо видел, за исключением разве что Тайни Тима[12]. Вскоре мы узнали, что оба тащимся по Cheap Trick, Slade, The Dolls, старым Kiss и Элису Куперу, особенно по его альбому Love it to Death.
Именно через Лиззи я нашел свою первую группу в Голливуде. Один здоровенный страшила по имени Блэки Лоулесс пригласил Лиззи в группу под названием Sister, в которую также входил осатаневший гитарист Крис Холмс. Я уже видел Блэки в местечке «Rainbow Bar and Grill»: великан с длинными черными волосами, в черных кожаных штанах и с черной подводкой для глаз. Он стоял мрачной глыбой посреди зала, испуская зловещую ауру плохиша, из-за которой девчонки сами бросались к его ногам. Каким-то образом Лиззи уговорил Блэки позволить мне играть на бас-гитаре в Sister, тем самым сделав меня частью жуткой и опасной группы. Мы репетировали на Гоуэр-стрит в Голливуде, там же, где репетировали Dogs.
Блэки был потрясающим автором песен, и, несмотря на его замкнутость и холодность, мне было в кайф с ним болтать, ведь он любил производить впечатление не только музыкой, но и внешним видом. Он мог жрать червей и рисовать пентаграммы на сцене что угодно, лишь бы вызвать реакцию у аудитории. Мы записывали в студии такие песни, как «Mr. Cool», а потом часами сидели и обсуждали наш будущий сценический образ или скрытый смысл его песен. Но для Блэки, как и для меня, жизнь была войной, и он всегда стремился быть генералом. Остальным же требовалось исполнять роль хороших солдат и не более того. Поэтому мы вскоре начали постоянно бодаться, пока не расшибли лбы в кровь. Ему, как генералу группы, не оставалось ничего другого, кроме как уволить меня со службы. Вскоре он выгнал Лиззи, и мы вдвоем решили сколотить свою группу.
К тому времени я опять был на мели. Меня уволили из алкогольного магазина и с фабрики за то, что я прогуливал работу ради репетиций. Я нашел работу в музыкальном магазине «Wherehouse Music» на углу Сансет и Вестерн, где мог появляться, когда мне вздумается. Когда с деньгами становилось совсем туго, я сдавал кровь в клинике на Сансет, чтобы оплатить счета. Одним утром я познакомился с девушкой по имени Энджи Саксон в автобусе по пути в «Wherehouse Music». Вообще, женщины меня интересовали лишь как источник удовольствия, а в остальном они только мешались под ногами. Но Энджи была другой: она была певицей, и мы могли говорить о музыке.
Не считая Энджи и Лиззи, у меня больше не было друзей, которые могли бы продержаться со мной дольше недели и кому я бы со спокойной душой мог доверять. Из-за постоянного голодания и употребления наркоты мне часто казалось, будто у меня нет тела, что я какой-то дрожащий клубок нервов. Однажды, когда мне было особенно паршиво, я решил разыскать отца. Я убеждал себя, что звоню ему только потому, что мне нужны деньги деньги, которые он мне задолжал за все те годы, что я рос без него. Но сейчас мне кажется, что я хотел ощутить родственную связь, поговорить с ним и, чем черт не шутит, узнать корни моего безумия. Я позвонил бабушке, потом маме, и они сказали мне, что в последний раз он работал в Сан-Хосе, штат Калифорния. Я позвонил в справочную, попросил найти Фрэнка Феранну, и вуаля. Я выписал номер, осушил полбутылки виски, чтобы набраться смелости, и набрал его.