Помолчав, она добавила:
Честно говоря, я вообще к нему не ездила. Папа переселил его поближе к себе, о нем заботились, я лишь иногда звонила ему, с праздниками поздравляла.
Потом она еще сказала:
Давайте к вам муж мой приедет, Ватацис, поговорите с ним. Деда моего он не застал, но, может быть, про дядек моих что-то расскажет: он по работе с ними больше общался, чем я.
И, помолчав несколько секунд, задумчиво проговорила:
Мне они всегда неинтересны были. Папа являлся центром моего мира.
И добавила:
И даже сейчас он так и является центром моего мира.
Иван Васильевич Ватацис позвонил Виктору уже на следующий день, и договорились, что еще через день он приедет в офис для беседы. Виктору по телефонному разговору показалось, что Ватацис человек спокойный, вплоть до флегматизма. Если это действительно так, то они с женой прекрасно уравновешивают друг друга, как два полюса. Еще у Виктора сложилось впечатление, что его собеседник из тех людей, которые принципиально никогда никуда не спешат, но при этом всегда везде успевают.
Иван Васильевич приехал в офис, они с Виктором познакомились и расположились в переговорной.
Представление, создавшееся после телефонного разговора, оказалось верным: собеседник являлся спокойным, уравновешенным флегматиком, и внешность у него была такой же невозмутимой и в хорошем смысле неяркой, как и характер. Выше среднего роста, нормального по возрасту телосложения, очень пропорциональный возникало впечатление, что это человек, стопроцентно соответствующий всем стандартам. Открытое лицо располагало к нему, но ровная доброжелательная улыбка выдавала безэмоциональность этой открытости, а значит то, что открытость являлась внешним щитом.
Ровно лежащие русые волосы дополняли впечатление равновесности собеседника.
Он вполне мог бы стать ответственным сотрудником службы разведки, настолько его внешность представлялась незапоминающейся. Но глаза: выражение глаз помешало бы ему быть успешным разведчиком (хотя с выражением глаз можно было бы поработать, но Иван Васильевич явно не считал это необходимым). Глаза умные, внимательные, живые и немного грустные.
И взгляд его все же располагал к доброму доверию к нему.
Несмотря на занимаемый пост генерального директора такой крупной корпорации, как «Никея», Ватацис отличался естественностью и вежливостью в общении (и появлялось очевидное понимание, что он таков не только в общении с адвокатом а вообще со всеми).
Слегка разведя руками и подняв удивленно брови, он начал повествование:
Даже не знаю, что рассказать вам. Ира сказала встретиться с вами и побеседовать и сказала, что вы все спросите. А я такой, знаете, «муж со списком» из анекдота, который идет в супермаркет и покупает то, что жена указала в списке.
Виктор поневоле улыбнулся. Открытая доброжелательность собеседника в соединении с его мягким чувством юмора и явной самоиронией очень располагали к нему.
Ирина Федоровна сказала, что вы не были знакомы с ее дедом, и собственно про его вещи не можете ничего сказать, но можете рассказать про ее дядей, работающих в корпорации.
А, ну это да.
Ватацис задумался.
Я ведь случайно попал на такую высоту. Вы знаете, что Ласкарины это семья понтийских греков, спасшихся сто лет назад в России от погрома в Турции?
Нет, не знал.
Дед Федора Максимовича смог спастись. Его родители с детьми сумели бежать, доплыли в Поти в Грузии, а оттуда ушли в Тавриду, где у них жили родственники. Так они и остались в России. Фамилию они сменили, чтобы она звучала по-русски. Максим, отец тестя, уже был не Ласкариди, а Ласкарин. А мои предки тогда тоже спаслись, и он, когда я пришел работать в корпорацию, узнав, что я тоже грек, стал опекать меня. Работал я хорошо, старался, Федор Максимович увидел это и стал продвигать меня. Потом познакомил меня со своей старшей дочерью.
Ватацис рассказывал все это ровно и как-то основательно, но не скучно. Виктор подумал, что нет ничего удивительного в том, что Федор Ласкарин присмотрел этого надежного мужчину в мужья своей старшей дочери, которой решил передать бизнес.
Иван Васильевич продолжал сказ:
Тесть правил корпорацией жестко и при жизни своего отца, который был формальным учредителем и владельцем, и после его смерти, когда он переоформил корпорацию на себя. Ира такая же, как ее отец, строгая до жесткости и нравом крутая, но справедливая и очень честная. Отец был для нее всем, она просто благоговеет перед ним. Она, такая жесткая и решительная бизнесвумен, совсем несентиментальная, всегда называет его «папа».
Это да, мы заметили.
Ватацис помолчал, подумал и потом продолжил:
Братьям своим Федор Максимович воли не давал держал их под контролем, а они и не рыпались. Он им такие зарплаты и премии выплачивал, что им и не к чему стремиться было: они ни в чем не нуждались. Братья у него все разные, Алексей и Иван деятельные, остальные трое ленивые. Ну, говорю как есть. Я видел, что недовольство у них подспудное, тихое, зреет, но они никаких разговоров не заводили.
Сильно боялись старшего брата? уточнил Виктор.
Нет, не сильно просто побаивались. Но нет, никаких репрессий он в отношении братьев не стал бы применять он просто так с ними поговорил бы, что им вмиг расхотелось бы на что-то претендовать. Они все знали, что бизнес создал Федор Максимович, просто оформлен он был на их отца. Федор из всех братьев выше всего пробился, и когда он бизнес создал он всю семью поднял, и все братья благодаря ему обогатились, ничего не делая для этого. Там еще один брат был, Константин, он сам ничего не добился, но помогал Федору создавать бизнес. Но он умер молодым.
А какие были отношения Ирины Федоровны с дядями?
Да никакие. Только на семейных торжествах в особняке ее отца встречались. В корпорации реально работали только Алексей и Иван, но Федор Максимович построил все так, что взаимодействие между директорами шло через него лично, он до последних своих дней сам всем управлял, ему плохо стало в его кабинете «скорая» его из офиса забирала. Поэтому все деловые контакты между Ирой и ее дядями шли через Федора Максимовича. А семьями мы не дружили.
Понятно. А общение как складывалось?
Ватацис помолчал:
Ну, не очень хорошо складывалось. Ира считала, что дядя Леша и дядя Ваня плохо работают, и предлагала Федору Максимовичу их уволить, оставив просто членами совета директоров, или даже вообще выкинуть их из компании.
Они знали об этом?
Знали. Ира предъявила им претензии прямо во время совещания, я не смог ее остановить. Когда она в запале, меня она не слышит. Но Федор Максимович прикрикнул на нее, и она замолчала. Он потом отдельно послушал ее и сказал, что проведет ревизию деятельности Ивана. Но вскоре он умер.
А чем ведали дядя Ваня и дядя Леша?
Иван Максимович получил поручение вести приморский проект, где нужно было обойти главного конкурента «Никеи» компанию «Э-Пир». Схлестнулись там интересы. А Алексей Максимович ведал Юридическим департаментом.
Как лично вы думаете, что сейчас изменилось почему дяди Ирины Федоровны именно сейчас воспряли, да еще и все вместе?
Ватацис поднял брови, показывая свое удивление:
Не знаю точно. Почему сейчас понятно. Очевидно, что Федора Максимовича они боялись, и при его жизни не рыпались. А Иру они не боятся и не любят, считают ее выскочкой. Меня больше удивляет то, что они объединились они вообще-то между собой не особо дружны. А тут рррраз и выступили с иском все вместе. Что-то их объединило.
Иван Васильевич задумался, и потом добавил:
Нравом тесть был крут, конечно, это Ира от него унаследовала, она вообще во всех смыслах папина дочка. Она настояла, чтобы наш сын носил имя и фамилию деда по матери он Федор Ласкарин, а не Ватацис, мне пришлось согласиться.
В рассказе мужа Ирины Федоровны прозвучало глубоко скрытое и тщательно скрываемое огорчение. Виктор смог его почувствовать лишь благодаря своей профессиональной проницательности.
Ватацис продолжал:
Она и кулаком по столу быстро научилась стучать, как ее отец делал, и говорить резко у нее даже интонация такая же, как у него. Но его самого младшие братья привыкли слушаться, а его дочь они слушаться точно не хотят, это было понятно по их отношению.
Он помолчал, и добавил:
Я говорил об этом Ире, но меня она не слышит.
На следующий день Владимир среди прочих дел сказал брату:
Слушай, мне корреспондент звонил, хочет с нами обоими интервью провести. Что думаешь?
А о чем нам рассказывать? усомнился Виктор. О делах нельзя рассказывать адвокатская тайна. Какие суждения рассказывать да кому они интересны.
Скучный ты, сказал старший брат, изображая зевоту. О нас надо рассказывать, мы два брата-адвоката.
А, понял Виктор, поэтому он и звонил тебе, чтобы что-то скандальное послушать?
Ну да! оживился Владимир, не замечая усмешку брата. Давай расскажем, как мы с тобой раньше ссорились и ругались при каждой встрече, а потом помирились.
Слушай, явно засомневался Виктор, ну это такое личное, думаю, не стоит это публично рассказывать.
Но надо же рассказать, как это произошло! Все знали, что мы с тобой на ножах, это же все обсуждалось каждый раз.
Ну да, с грустью вспомнив, согласился Виктор.
Ну так и нужно все прояснить! А то адвокатское сообщество заинтриговано.
Последнюю фразу Владимир произнес с нарочито загадочным видом. Но Виктор так посмотрел на него взглядом с укором, что Владимир махнул рукой и ушел из кабинета.
Но потом он вернулся:
Так, два брата-адвоката, когда у нас встреча с братом нашим названным, Василием?
Послезавтра, ответил Виктор. Ты все-таки хочешь пойти на нее? Я же провожу переговоры с ним как представитель Поныриной.
Да ладно тебе! Братан же наш!
Братан это в русском языке двоюродный брат, назидательно пояснил Виктор. Вот твой Владислав и мой Вячеслав братаны.
Ой, Вить, какой же ты все-таки скучный! начал сердиться Владимир. Пошли вместе на встречу.
Хорошо, вынужден был согласиться Виктор. Но, Володь, обещаешь, что не будешь давить на него?
Да обещаю, обещаю!
И, помолчав, добавил со смехом:
Чего на него давить-то? Он ведь и сам меня боится.
Так Володя!
Не волнуйся! Все хорошо будет, заверил старший брат.
Вечером перед уходом из офиса Виктор заглянул к Владимиру, чтобы напомнить:
Завтра встреча с Шишмановым, давай вместе проведем ее.
А что там? Что-то гражданское или арбитражное? Он же крупный бизнесмен?
Да, бизнесмен. Но он расстался с женой, они разводятся, и теперь у них споры и о месте жительства и воспитании детей и о разделе имущества.
Семейное? не скрывая отвращения, откровенно скривился Владимир. Слушай, давай ты проведи встречу. Ну не люблю я семейные дела.
Ну давай эту встречу вместе проведем, а потом дело буду вести я, как и дело Ласкариной, предложил Виктор.
Ну ладно, нехотя, с явным нежеланием, но согласился старший брат.
Михаил Петрович Шишманов приехал вовремя, молча кивнул в ответ на приветствие секретаря и прошел в переговорную, в которую она его проводила. От предложенных ею чая или кофе он отказался, молча помотав головою.
Во всем его виде ощущалась мощная основательность.
Братья Синегоровы, предупрежденные секретарем, прошли в переговорную, поздоровались с Михаилом Петровичем, представились, обменялись с ним рукопожатиями и расположились за переговорным столом напротив него.
Оба брата почувствовали, какое крепкое и даже жесткое рукопожатие у этого обращателя.
Он был заметно выше среднего роста, крепкий, сильный, про таких говорят «крепко сбитый». Возможно, в юности он по-настоящему занимался спортом, причем силовым (тяжелой атлетикой или единоборством), сейчас ему явно было уже не до спорта, но наработанная крепкая мощь осталась, хотя и немного сглаженная возрастом.
Глаза глаза у него были тяжелые, даже не взгляд, а сами глаза тоже были тяжелыми. Пересекаться с ним взглядом было трудно, явно мало кто выдерживал его взгляд, при том, что его нельзя было назвать злым или злобным. Но во всем его облике чувствовалась твердая сила, привыкшая побеждать.
Синегоровы могли выдерживать его тяжелый взгляд лишь благодаря тому, что перехват и удержание на равных взгляда собеседника они давно освоили как профессиональный адвокатский навык.
Владимир вообще явно почувствовал в Шишманове родственную душу.
Наступило молчание. Братья уже поняли, что Шишманов вот точно не оратор и что ему трудно говорить даже тогда, когда это нужно ему. К тому же им показалось, что он несколько смущен.
Виктор начал беседу:
Михаил Петрович, мы готовы помочь вам в решении тех правовых проблем, которые сейчас у вас есть. Какая наша помощь нужна?
Сказал и по взгляду вопрошаемого собеседника понял, что тот считает его чересчур многословным.
Шишманов еще помолчал, потом стал говорить ровно и размеренно, явно обычным своим стилем, не замедляя его, но внушительно:
Мы с женой разошлись несколько месяцев назад. Сейчас она подала заявление на развод. И она забрала с собой детей. У нас два сына. Одному восемь лет. Другому три года. И еще будет раздел имущества.
Иск о разделе имущества она уже подала?
Нет. Но ее адвокат написала мне, что скоро подаст этот иск.
Виктор делал записи.
А кто ее адвокат?
Какая-то Паолова.
Синегоровы про себя отметили, что Шишманова обратилась к одному из сильнейших адвокатов Москвы по семейным делам.
Виктор продолжил спрашивать:
А с детьми что?
Это самое главное. Сыновья должны остаться со мной.
А ваша жена настаивает, чтобы дети остались с нею?
Да.
Ну, мы должны предупредить, что суд скорее всего оставит детей с мамой.
Сыновья должны остались со мной.
Вы настаиваете именно на проживании сыновей с вами? Не на определении порядка общения вас с ними?
Нет. Сыновья должны жить со мной.
Голос Шишманова наполнялся металлом, как на сталелитейном прокате бежит красный раскаленный металл и тут же застывает. Виктор понял, что надо повести беседу с другой стороны.
А почему ваша жена возражает против проживания детей с вами?
Потому что она не согласна с тем, как я их воспитываю.
А как вы их воспитываете? заинтересовался Виктор.
Правильно. По-мужски.
А можете сказать конкретнее? Нам нужно знать, чтобы понять, как отстаивать вашу позицию.
Шишманова удивило слово «позиция», поэтому Виктор, видя это, уточнил:
Ваши интересы.
В строгости воспитываю. Все делать с моего разрешения. За нарушения наказание.
Наказания телесные? в голосе Виктора тоже стало меньше доброжелательности и больше сухого металла.
Да. Ремнем по заднице. Когда подрастут, буду за нарушения по-настоящему бить. Чтоб не нарушали.
Владимир явно не видел ничего запретного в таком воспитании (хотя своего Владислава он и не бил впрочем, иногда хотелось всыпать ему, ну да ладно). А вот Виктора это сообщение Шишманова о его воспитательных мерах сильно напрягло, потому что Шишманову такие методы воспитания явно казались нормальными:
Меня так мой отец воспитывал, и я вырос нормальным мужиком. И своих сыновей нормальными мужиками выращу.
Такой махровый консерватизм все сильнее напрягал Виктора:
Но такие телесные наказания как система судом будут восприняты неодобрительно.
Это было в моей семье и будет в моей семье, настойчиво сказал Шишманов, почти готовый стукнуть кулаком по столу.
Если ваша жена заявит о таких методах, иск об определении места жительства детей с вами можно даже не заявлять суд откажет и оставит детей с мамой, и даже порядок вашего общения с ними установит ограниченный.