Саша аккуратно срывал плёнку. Предмет оказывался ложкой или вилкой. В первом контейнере было нечто похожее на бифштекс. Второй содержал изрядную порцию заливной рыбы. Третий Похоже, кормили здесь прилично.
С этим осторожно, предупредил Саша, берясь за самый крупный контейнер. Не переворачивайте, не наклоняйте. Здесь суп.
Ясно, невнятно отозвался я, уничтожая заливную осетрину. Саша пододвинул большой контейнер. Суп был чертовски красив и запашист. Он имел огненно-рыжий цвет, в нём плавали капельки масла и множество каких-то крохотных ярко-зелёных листочков. Он был горячий, густой и невероятно вкусный. В непрозрачной глубине нашаривалось что-то многообещающее. Это оказалось отчасти крупной варёной фасолью, отчасти непонятно чем, но тоже вкусным. Я приятно удивился, обнаружив в глубинах ещё и кусочки обыкновенного картофеля
Принялся за бифштекс сочный и в меру острый. И лишь съев его, смог остановиться, чтобы спросить:
А почему оно всё время горячее?
Саша указал на кнопку сбоку у подошвы контейнера.
Автономный подогрев.
Сам он ел такой же обед. Пояснил:
Я вам заказал по своему вкусу.
У вас хороший вкус! воскликнул я.
Да ну? улыбнулся молодой врач.
Я управился первым.
Ещё хотите? спросил Саша, поднимая голову от десерта (это опять было вкусное неизвестно что).
Я прислушался к себе.
Нет, пожалуй. Спасибо, Саша. Здорово!
Мы допили фруктовый сок. Хозяин сгрёб пустые контейнеры и, обернувшись, ухнул их в раскрывшуюся за его спиной большую пасть.
Мусоропровод? спросил я.
Да, ответил Саша. Проглот, к теперь очистим зубы.
Он взял с полки затянутый в плёнку подковообразный предмет, отдалённо напоминающий боксёрскую капу. Такую же подковку протянул мне.
Делайте, как я.
Я снял плёнку и засунул «капу» в рот. Это было нечто вроде жевательной конфеты, только мягче, с заметным вкусом персика.
А потом в проглот?
Зачем? Глотайте сами. Как только почувствуете, что можно так и глотайте. Он питательный.
Кто «он»?
Зубник.
Нет, явно какая-то альтернативная реальность. Будущее?
Саша откинулся в кресле и посмотрел мне в глаза.
Хотите что-нибудь узнать?
Можно.
Что ж, приступим. Во-первых: сейчас две тысячи сто восьмой год. (Я кивнул. Так и есть будущее). Сегодня второе июня. Вы, гм поступили в две тысячи около ста лет назад. Тогда учреждение называлось, если не ошибаюсь, институтом имени Вишневского, и находилось в Одинцове. В пятидесятых годах прошлого века от института отпочковалась наша лаборатория. Вместе с вами и вашими товарищами. Сюда, в Лесное, перевезли ваши саркофаги и всё оборудование.
В мае этого года, по показаниям контрольных приборов, мы приняли решение разбудить вас и ещё двух пациентов. Ваш организм был проведён через нормализатор. Это наша последняя разработка. Если честно: мы ещё не совсем вышли из стадии эксперимента. Но приборы на ваших саркофагах выдали тревожные показания. Поэтому пришлось рискнуть Наверху поморщились, но разрешили. Не было выбора!
Если бы не показания приборов, я бы ещё спал?
Да. Во всяком случае, до полной отладки систем нормализатора, до успешной демонстрации на обезьянах.
Ну, я не жалею. Всё хорошо.
Ой, молодой человек! засмеялся Саша. Вам сильно повезло.
Но что дальше? Вы же не собираетесь прятать меня здесь?
Да нет. Подержим с полмесяца, чтобы немного окрепли. Введём в Госбазу данных точнее, перенесём из одного каталога в другой. Государю доложат Снимем блокировку памяти и эмоций. Поселим где-нибудь поблизости и живите себе!
Про государя я уточнять не стал. Саша, видимо, парень не без юмора
А прописка, регистрация или что-то такое?
Наверное, всё это было в ваше время. Сейчас есть Госбаза данных. Она открыта для всех.
Удивительно А если взлом, диверсия, фальсификация? Компьютерный вирус?
Взлом, диверсия, фальсификация и компьютерный вирус, озадаченно повторил Саша. Нет Ничего такого нет.
Почему?
Не знаю. Наверное, это никому не нужно. От внешних попыток стоит защита. А вирусы есть только в биологии. Вы мне потом расскажете, что за компьютерный вирус? Я где-то мельком слышал, это что-то из прошлого.
Расскажу пробормотал я, сбитый с толку.
Вошёл Новицкий.
Ну, как кормят сто лет спустя?
Здорово! ответил я. Нажористо.
Как, как? гулко захохотал профессор. Нажористо?
Да. Я наелся дополна. Спасибо.
Роскошная лексика у вас. Обязательно загляну в словарь Даля Пойдёмте! Вам приготовили комнату. Недельки две поживёте у нас. Потом переедете к себе.
Я не представлял, куда это через две недельки перееду. Но не стал беспокоиться. Скажут
Меня подняли на лифте и привели в палату. Собственно, это походило на одноместный номер в отеле. Комната просторная, очень светлая, с обычной для этого здания наклонной прозрачной стеной, разделённой редким серебристым переплётом. С высокого этажа видно, что лес километрах в двух обрывается, а дальше идут пологие зелёные холмы, и над ними стремительно скользит недлинная сверкающая змейка. А правее на горизонте высятся геометрически правильные силуэты каких-то построек
Перед прозрачной стеной стоял столик, на нём уже знакомая «кастрюля» с кнопками. По левую сторону находилась, как я понял, кровать. Противоположная стена была серо-зеленоватого цвета, со льдистым отблеском. Стояли кресла и стулья.
Вот ваше временное пристанище, пробасил Новицкий, поглаживая бороду. Нравится?
Да. Приятное.
И хорошо Только не заблудитесь. Этаж восьмой, номер восемьдесят один.
Запомнил, улыбнулся я.
Но число «восемьдесят один» неприятно задело. Нечто беспокоящее стояло за этим числом.
Покидаю вас на Сашу, сказал профессор. Он научит, что тут к чему. Отдыхайте, смотрите передачи, фильмы. Гуляйте в парке. Но слишком далеко не заходите. Впрочем, заблудиться тут невозможно.
Он стремительно повернулся и ушёл.
Садимся, сказал Саша. Вы, Ярослав Матвеевич, заметили, что у вас нет никаких воспоминаний? Кто вы по профессии? Кто ваши родные, друзья? Чем вы увлекаетесь? Что вы любите? Кого любите?
Вы правы, ошеломленно пробормотал я. Но их, наверное, уже никого нет И я никого, никого не помню
И не старайтесь, не утомляйте себя. Ваша память заблокирована.
Почему?
Специально. Мы же не знаем вашу прошлую жизнь. Но мы знаем, что воспоминания могут оказаться непосильно тяжелы. Для человека, которому пока не на что опереться.
Я что, буду начинать с нуля? Как младенец?
Нет, зачем же? Вот поживёте, окрепнете, наберётесь впечатлений тогда и начнём снимать блокировку. Через пару недель будете знать о себе всё. И не только о себе.
Интересно проговорил я, чувствуя неясную тревогу.
И вот ещё что. При поступлении к нам, в начале прошлого века, вы имели биологический возраст пятьдесят-шестьдесят лет. При восстановлении мы задали нормализатору возраст двадцать пять. В этом возрасте организм обычно завершает развитие. Так что вам сейчас двадцать пять лет, молодой человек! Меньше, чем мне. И у вас впереди ещё не менее восьми десятков лет нормальной активной жизни.
Скажите, Саша А другие пробуждённые?
Ваш предшественник тоже был восстановлен раньше, чем мы собирались. Пришлось пробуждать, невзирая на неудачи с обезьянами. Иначе бы ушёл необратимо.
Кто он?
Омулев Алексей Данилович. Был пилотом вертолёта. Разбился, обгорел
Он здесь?
Нет. Подался в родные места. Зеленодольск, это в Казанской области.
А на очереди кто?
Женщина. Тоже после травмы, несовместимой с жизнью.
* * *
Парк был как парк с деревьями, кустами, шорохами, звоном птиц, контрастом солнечных пятен среди зелёной тени. Один раз дорожку перебежала лиса. Сев на дощатую скамью, я привлёк внимание рыжих белок. Они совсем не боялись. Бегали вокруг, сидели, цокали, рассматривали меня. Эх, угостить нечем Две так разыгрались, что с разбегу друг за другом взлетели по моей штанине, затем по рукаву, и исчезли. Я обернулся. Сзади торчала еловая лапа, она ещё покачивалась.
Пробежала с весёлым шумом стайка мальчишек и девчонок, примерно восьмилетних. Они кидали друг в друга шишками. Одна прилетела мне в плечо.
Извините, сударь! крикнул, пробегая, мальчишка. Не в вас целился.
Я, улыбаясь, помахал рукой
До приятной усталости набродился по дорожкам, дыша сменяющимися лесными запахами: в березняке один, в дубовой роще другой, в ельнике третий Дорожки, наконец, вывели к аллее, в далёкой перспективе которой возвышалась главная башня Института массивный параболоид тёмно-синего стекла, тонко располосованный серебристыми перекрытиями этажей. Между ними поверхность была заплетена негустой серебряной паутиной, извивающейся прихотливыми узорами. Изнутри это и воспринималось как оконные переплёты.
Параболическая верхушка дрогнула и плавно разошлась тёмносиними лепестками. Видимо, там был солярий. Кто-то решил позагорать Я прошёл аллею, пересёк площадку с аэромобилями и вошёл в здание.
Пообедал, выкинул посуду в проглот и потянулся к клавиатуре компьютера. Клавиатура за сто лет мало изменилась. Самая консервативная часть Интересно: что сейчас в компьютерах? Но ещё интереснее другое: а что сейчас в мире-то делается? И я переключил монитор на видеоприёмник.
Экраном монитора являлась вся зеленовато-льдистая стена напротив кровати. Я запустил развёртку. На экране сменялись, иногда в ураганном темпе, разнообразные сцены и сюжеты. Звучала то речь, то музыка. Тесновато было в эфире, приходилось пользоваться отстройкой. Наконец, внимание остановила одна картина своим бросившимся в глаза простором. Зеленеющее поле до самого горизонта, а выше необъятное безоблачное небо. Полевой дорогой быстро и весело шагали двое юношей и три девушки. Лица были приятные. В одежде я не заметил ничего необычного примерно как и сто лет назад. Сарафанчики, топики, футболки, шорты. Правда, в расцветке не было безвкусных сочетаний и безрадостных тонов Парни везли тележку, на которой стоял какой-то хитрый прибор, весь утыканный антеннами и изогнутыми решётками. Молодёжь на ходу, размахивая руками, спорила о неизвестных мне антарктах. Кадр повернулся, и я увидел, куда они идут впереди протянулась группа белых и красных домиков, возле которых возвышалась ажурная башня с вогнутой «тарелкой», а правее медленно и бесшумно садился огромный летательный аппарат. Передача закончилась, на секунду вспыхнул искрящийся фон, и появилась бледноликая, но яркая синеглазая брюнетка, вся на контрастах ведущая новостей. Вот нашли же такую: удлинённое лицо, синие глазища, длинные брови, слегка отогнутые к вискам, крупный алый рот. Чистый холодноватый голос Новости были, в основном, понятны. Руководители государств принимали послов, обменивались визитами, выступали в парламентах. Россию обычно представлял высокий, спортивно сложенный человек лет тридцати-сорока, которого дикторы называли Александром Петровичем. Строились города, мчались прозрачные монорельсовые составы, летели большие самолёты и маленькие аэромобили. Плыли теплоходы и парусники. В театрах открывались премьеры. На стадионах шли соревнования
Что удивительно не было сообщений из горячих точек. Может, и самих этих точек не существовало?
И много места в новостях занимал космос. На экране мелькали лица космонавтов, корабли и орбитальные станции, фигуры в скафандрах (белого цвета, в основном), звёздное небо, виды Луны, Марса, спутников Юпитера, Сатурна Луна была покрыта базами и научными посёлками, Марс тоже. Венера упоминалась не так часто, по причине, видимо, её негостеприимности.
В коридоре послышались шаги. Донёсся Сашин голос:
А присоседим его к Лемарку. Дом как раз свободный.
Загадочная фраза. Кто, что лемарк, Лемарк
Я не закрывал дверь. Но все равно раздался мелодичный звон: просили разрешения войти. Я нажал зелёную кнопку.
После традиционных вопросов о самочувствии и полуминутного обследования биотестером это был тот приборчик, которым Новицкий пользовался и в самый первый день профессор сказал:
Ну вот, дорогой мой, начинаем потихоньку снимать блокировку. Начнёте вспоминать Родных, друзей, увлечения, навыки Имейте в виду, воспоминания могут оказаться и грустными. И даже более того.
Знаю, вздохнул я. Предупреждён.
* * *
Первым делом стало ясно, почему так тревожил номер комнаты. Восемьдесят первый, тысяча девятьсот это же год рождения Инны!
Инна
Горьковатый ветерок пролетел в душе. Предчувствие страшного и непоправимого.
Я вышел из «Волги», закрыл дверцу. Хотел войти в здание, но не успел повернуться. Сокрушительный двойной удар в корпус и взметнулся асфальт, ударил по лицу Я понял, что земная жизнь кончилась, а загробной всё-таки не существует, и теперь нам с Инной не увидеться. Хоть мертва она, хоть каким-то чудом жива.
И тут вспыхнуло перед глазами знакомое прекрасное лицо. Это была не Инна. О её имени я мог только догадываться. Она всегда являлась во сне, когда мне было плохо. Или очень плохо. И в тот миг что-то сказала. И я, кажется, ответил.
Но вот я пришёл, ожил, я здесь. А Инна
Жмурься не жмурься, мотай не мотай головой не отогнать вид того страшного фотоснимка. Я слонялся по этажам и коридорам, выходил в парк, возвращался в комнату. Но можно ли убежать от себя?
Пришёл Новицкий. Пристально глянул тёмными глазами:
Что, мой друг, тяжело? Постойте-ка.
Вынул из кармана халата небольшую трубочку с полпальца. Приставил сбоку мне к шее показалось, что несильно обожгло.
Кто ушёл, того не вернуть Держитесь. Не возражаете, вместе поужинаем?
Мы долго сидели в полумраке, и профессор негромко рассказывал об институте, о своих исследованиях, о Саше, у которого на спутнике Нептуна погиб отец.
Ложитесь спать. Утро вечера мудренее. Спать будете крепко.
И ушёл. Мне действительно очень-очень захотелось спать
Назавтра уже не так мучительно и неотвязно думалось о дочери, зверски убитой на Кавказе. Вспомнилось, что отомстил за неё. Хотя, конечно, и не вернул этим Вспомнилось, что был в генеральском звании и служил добру, уничтожая зло. А раньше жил в Вологде. До Вологды в Екатеринбурге, который назывался Свердловск. Писал программы. Ремонтировал и настраивал компьютеры и то, что им предшествовало.
Инна возникала перед внутренним взором то первоклассницей, то юной девушкой, то маленьким малышом в трикотажных колготках и фланелевой кофточке. Вспомнилось, как ещё в девяносто девятом году трижды чуть не потерял её, а сам в это время был далеко.
* * *
Настал день выписки. Или как это называлось по-нынешнему. Я позавтракал, сжевал зубник и отправился вниз, к докторам.
Мы обменялись приветствиями. Профессор пригласил в небольшую дверь:
Зайдёмте-ка, юноша. На прощанье дадим вам небольшое напутствие. Садитесь в кресло. Наденьте этот шлем.
Я надел шлем с проводами. Профессор сел к небольшому пульту. Саша стоял в дверном проёме, прислонившись к косяку, и ободряюще улыбался.
Напутствие длилось недолго. В висках начало покалывать. Профессор прошёлся пальцами по клавиатуре, проследил за сменой разноцветных огоньков на дисплее, щёлкнул выключателем и встал.
Всё, мой друг. Отдайте шлем, и пойдёмте.
Мы вышли.
А что за напутствие? полюбопытствовал я.
Субблокировка. Защита психики от перенапряжения. Мы же не знаем, что у вас в памяти. Психика хорошая, устойчивая, но лучше «привить оспу». Вам в детстве оспу прививали?
Конечно.
Тогда вы поняли.
Извини начал Саша. Мы уже с неделю как перешли на «ты». А что это у тебя за жест? Ты каждые несколько минут его делаешь. И он провел пальцем вверх по переносице.
A-а, так это я очки поправляю!