Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон 2 стр.


 Точно,  кивнул он.  Именно так.

* * *

Мы еще немного постояли, вглядываясь в темноту и надеясь вернуть ощущение радости. Окно Хиггинсов по-прежнему мягко светилось на дальнем конце участка.

 Девять человек под одной крышей,  сказала я.

И вдохнула холодный, пахнущий хвоей ночной воздух, представляя девять спящих во влажной духоте тел. Наверняка там сейчас и шагу ступить негде: все горизонтальные поверхности заняты людьми, а над очагом дымится чайник и котел с похлебкой.

У Хиггинсов зажглось второе окно.

 Четверо из них наши,  со смешком заметил Джейми.

 Надеюсь, они не спалят дом,  проворчала я. Из печной трубы повалил дым и искры: кто-то подбросил в огонь дров.

 Не спалят.  Он развернул меня лицом к себе и тихонько сказал:  Я хочу тебя, a nighean. Ляжешь сегодня со мной? Может, это наша последняя ночь вдвоем на долгое, долгое время.

Я собиралась было сказать «Конечно!», но вместо этого зевнула во весь рот, едва успев прикрыть его рукой.

 Ой! Извини, я не хотела нечаянно вышло.

Он тихонько рассмеялся. Качая головой, расправил скомканное лоскутное одеяло, на котором я сидела, опустился на колени и протянул мне руку.

 Приляг со мной, саксоночка! Посмотрим на звезды. Если через пять минут не заснешь раздену тебя и буду любоваться твоим обнаженным телом в лунном свете.

 А если засну?  Я сбросила туфли и опустилась рядом с мужем.

 Тогда даже не буду стаскивать с тебя одежду.

Костер горел уже не так ярко, хотя дров было еще достаточно; разгоряченный воздух касался лица и шевелил волосы на висках. Крупные звезды рассыпались, словно бриллианты, оброненные небесным воришкой. Я поделилась этой метафорой с Джейми, но он лишь фыркнул в ответ. Однако потом прилег рядом и восхищенно вздохнул, любуясь чудесным зрелищем.

 Красиво! Вон там Кассиопея, видишь?

Я посмотрела в направлении его кивка и покачала головой.

 Ничего не смыслю в созвездиях. Знаю только Большую Медведицу и еще могу показать Пояс Ориона. Куда он, черт возьми, подевался?.. И где-то рядом должны быть Плеяды, верно?

 Они входят в созвездие Тельца которое возле Охотника.  Он вытянул руку, показывая, куда смотреть.  А это Жираф.

 Не выдумывай! Нет такого созвездия иначе я бы о нем слышала.

 Его сейчас просто не видно, но оно существует. Если уж на то пошло, сегодняшние события куда больше похожи на выдумку.

 Пожалуй, ты прав.

Он обхватил меня рукой, я повернулась на бок и прижалась щекой к его груди. Мы молча смотрели на звезды, слушая шелест ветра в листве и спокойное биение наших сердец.

Прошла целая вечность, прежде чем Джейми пошевелился и вздохнул.

 Таких звезд не видел с той ночи, когда мы зачали Фейт.

Я удивленно приподняла голову. Мы редко упоминали Фейт мертворожденную дочь, навеки поселившуюся в наших душах. Нам не нужны были слова, чтобы понять чувства друг друга.

 Откуда ты знаешь, когда именно мы ее зачали? Я вот понятия не имею.

Он медленно провел пальцами по моей спине и принялся ласково массировать мне ягодицы. Будь я кошкой, непременно бы замурлыкала.

 Ну, могу и ошибаться, но мне всегда казалось, что это случилось в ту ночь, когда я пришел к тебе в аббатстве. Там в конце коридора было высокое окно; я посмотрел в него и увидел звезды. Решил это знак. Словно звезды указывали мне путь.

Я не любила вспоминать ту ночь в аббатстве Святой Анны, где Джейми едва добровольно не сошел в могилу. Тогда было страшное время. Дни, проведенные в смятении и тревоге, сменялись мрачными, полными отчаяния ночами. В памяти осталось лишь несколько ярких эпизодов, которые выделялись, словно расцвеченные первые буквы в древних церковных книгах.

Бледное лицо отца Ансельма в свете свечей; доброта и сострадание в его глазах сменяются изумлением, когда он выслушивает мою исповедь. Аббат совершает обряд соборования у постели умирающего племянника; его руки легонько, подобно крылышкам колибри, касаются лба, век, губ и ладоней Джейми. Безмолвие полутемной часовни, где я так страстно молилась за его жизнь и где мои молитвы услышали.

Однажды я проснулась среди ночи и увидела, что Джейми стоит у моей кровати мертвенно-бледный, обнаженный и дрожащий от холода. Он едва держался на ногах, но к нему вернулась жажда жизни и упрямая решимость, которые с тех пор ни разу его не покидали.

 Ты вспоминаешь Фейт?  Я непроизвольно потрогала живот. Джейми так и не увидел дочь, только чувствовал, как она пинается изнутри.

Он поцеловал меня в лоб и посмотрел в глаза.

 Конечно. Почему ты спрашиваешь?

 Просто хотела, чтобы ты рассказал мне еще немного.

 С удовольствием.  Он приподнялся на локте и притянул меня поближе, укутывая своим пледом[4].

 А это помнишь?  Я отогнула краешек плотной ткани.  Как поделился со мной пледом в ночь нашей первой встречи?

 Чтобы ты не окоченела от холода? Конечно.  Он поцеловал меня в шею.  Тогда, в аббатстве, я и сам промерз до костей. Пытался ходить, но выбился из сил. А ты не давала мне есть, морила голодом, и я

 Ты же знаешь, что говоришь неправду! Ты

 Я не стал бы врать тебе, саксоночка!

 Еще как стал бы, черт тебя подери!  возмутилась я.  Постоянно так делаешь. Хотя сейчас это неважно. Значит, умирал от холода и голода? Но вместо того, чтобы попросить у брата Пола одеяло и горячую похлебку, почему-то потащился в чем мать родила по темному коридору и забрался ко мне в кровать.

 В жизни есть вещи поважнее еды, саксоночка.  Его рука по-хозяйски расположилась на моих ягодицах.  В тот момент самым главным для меня было выяснить, смогу ли я делить с тобой ложе. Подумал: если не смогу, то просто уйду в метель и ты меня больше не увидишь.

 Конечно, тебе не пришло в голову подождать пару недель, пока не окрепнешь.

 Ну, я не сомневался, что смогу преодолеть небольшое расстояние, держась за стены. А все остальное полагалось делать лежа. Так зачем ждать?  Рука начала поглаживать меня пониже спины.  Значит, ты тоже помнишь ту ночь?

 Я словно занималась любовью с глыбой льда.  Так оно и было. При этом сердце мое разрывалось от нежности, а в душе вновь расцветала надежда, которую я уже и не чаяла обрести.  Хотя вскоре ты немного оттаял.

Поначалу совсем немного. Я прижалась к нему, пытаясь согреть своим теплом. Стянула ночную сорочку, чтобы наши тела максимально соприкасались. Помню резко очерченный изгиб его бедра и выступающие позвонки, усеянные свежими шрамами.

 На тебя было страшно смотреть: просто ходячий скелет

Я повернулась к мужу лицом и притянула к себе, чтобы почувствовать тепло его тела и прогнать леденящие воспоминания. Он в самом деле был теплый. И живой. Даже очень живой.

 Помню, ты обхватила меня ногой, чтобы я не свалился с кровати.  Джейми медленно поглаживал мое бедро. Его волосы поблескивали в свете догорающего костра, хотя лицо оставалось в тени. Однако по голосу чувствовалось, что он улыбается.

 Кровать была ужасно узкой.  Я спала на монашеской койке, едва вмещавшей одного человека средних размеров. А Джейми, даже изрядно исхудавшему, требовалось куда больше места.

 Саксоночка, я хотел перевернуть тебя на спину, но побоялся, что мы оба завалимся на пол, и потом не думаю, что смог бы удержаться сверху.

Тогда он дрожал от холода и слабости. Вероятно, его и сейчас пробирала дрожь на этот раз вызванная страхом. Я взяла руку, лежавшую у меня на бедре, и поцеловала. Замерзшие пальцы крепко обхватили мою теплую ладонь.

 У тебя получилось,  прошептала я, перекатываясь на спину и увлекая его за собой.

 С грехом пополам,  пробормотал Джейми, высвобождаясь из килта, пледа, рубашки и нижней сорочки. Затем мы оба испустили долгий вздох наслаждения.  О боже, саксоночка

Он сделал пару нерешительных движений и прошептал:

 Ты не представляешь, каково мне было. Я боялся, что больше никогда не смогу тобой обладать.

Но у него действительно получилось, хотя и с грехом пополам.

 И тогда я решил: пусть это будет последним, что я сделаю в своей жизни.

 Черт возьми, почти так и вышло,  прошептала я, схватив его за упругие ягодицы.  Я и правда на мгновение подумала, что ты умер, пока не почувствовала твои слабые движения.

 Думал, мне конец,  усмехнулся Джейми.  О, Клэр!..

Ненадолго прервавшись, он опустился и прижался лбом к моему лбу. Как в ту ночь, когда он касался меня, замерзший и полный отчаяния. Помню, как вдыхала в него жизнь, целуя мягкие, податливые губы, пахнущие элем и вареными яйцами другую пищу его желудок принимать отказывался.

 Я хотел  шептал он.  Хотел тебя. Мне нужно было тобой обладать. Правда, как только оказался внутри

Джейми вздохнул полной грудью и продвинулся глубже.

 Думал, это меня прикончит на месте. Захотелось умереть. Пока я внутри тебя.

Его голос, хотя по-прежнему ласковый, стал вдруг далеким и отстраненным. Я поняла, что он сейчас не здесь, а в той холодной каменной келье. Вновь переживает минуты паники, страха и всепоглощающего желания.

 Я хотел излиться в тебя пусть и в последний раз. Но когда это произошло, понял, что буду жить и останусь внутри тебя навеки. Потому что дал тебе ребенка.

С этими словами Джейми вновь вернулся в реальность и в меня. Я крепко сжимала в объятиях большое сильное тело, которое беспомощно задрожало в момент разрядки. Теплые слезы навернулись мне на глаза и холодными ручейками стекли по вискам, затерявшись в волосах.

Через некоторое время он перекатился на бок, продолжая держать руку на моем животе.

 Ну как, у меня получилось?  спросил он с легкой улыбкой.

 Получилось,  ответила я, накрывая нас обоих пледом. А потом, довольная, лежала рядом с мужем в свете догорающего костра и бессмертных звезд.

2

День голубого вина


От безумной усталости Роджер спал как убитый, невзирая на неудобства: постелью четверым Маккензи служили два рваных одеяла, которые Эми Хиггинс торопливо вынула из сумки с одеждой для починки. Под одеялами лежала недельная порция нестираного белья Хиггинсов, а накрываться гостям пришлось собственной верхней одеждой. Спать было не холодно: с одного бока согревал жар от погасшего костра, с другого тепло детских тел и объятия жены. Едва успев прочитать благодарственную молитву предельно короткую, зато искреннюю,  Роджер провалился в сон, как в бездонный колодец.

У нас получилось. Спасибо.

Он проснулся в полной темноте; пахло горелой древесиной и содержимым ночного горшка. Сзади тянуло холодом, хотя он засыпал спиной к огню должно быть, повернулся во сне. В нескольких футах от лица Роджер увидел слабое свечение догоравшего очага; на почерневших поленьях алыми венами пульсировали тлеющие угольки. Он протянул руку назад: Брианны рядом не оказалось. На дальнем конце одеяла возвышался небольшой холмик должно быть, там спали Мэнди и Джем; остальные обитатели хижины еще не проснулись, их дыхание отчетливо слышалось в ночной тишине.

 Бри?..  прошептал Роджер, приподнявшись на локте.

Она стояла, прислонившись к стене неподалеку от очага, и натягивала чулок. Затем опустилась на корточки возле мужа и погладила его по щеке.

 Я иду на охоту с па,  прошептала Брианна ему на ухо.  Мама присмотрит за детьми, если ты будешь занят.

 Ладно. А откуда у тебя  На ней была теплая охотничья рубашка и просторные залатанные бриджи. Он провел рукой по ее бедру, ощущая под пальцами грубые стежки.

 Папа одолжил,  Бри поцеловала Роджера. Ее волосы поблескивали в свете тлеющего очага.  Ложись поспи. До рассвета еще не меньше часа.

Ловко переступая через спящих и сжимая в руках ботинки, она пробралась к выходу и беззвучно юркнула за дверь, на секунду впустив в дом струйку холодного воздуха. Бобби Хиггинс пробормотал что-то сонным голосом; один из мальчишек сел на полу, испуганно произнес: «Что?»  и снова плюхнулся в постель.

Свежий воздух моментально растворился в уютной духоте, и хижина погрузилась в сон. Только Роджер не спал. Он лежал на спине, испытывая смешанные чувства: спокойствие, облегчение, радость и тревогу.

У них и правда получилось!

Он еще раз мысленно пересчитал всех членов своей небольшой семьи. Все четверо были здесь, целые и невредимые.

В памяти проносились обрывки воспоминаний; он не пытался их удерживать, позволив разрозненным картинкам свободно появляться и исчезать в сознании. Увесистый слиток золота в потной руке и животный ужас, когда он чуть не потерял его, уронив на качающуюся палубу. Дымящаяся тарелка каши и стакан виски проверенное средство от холодного шотландского утра. Брианна скачет вниз по лестнице на одной ноге, держа забинтованную вторую на весу. На ум невольно пришла детская скороговорка: «У дамы одной есть журавлик ручной, немного хромой».

Прощальное объятие с Баком на краю пристани, терпкий запах его немытых волос. Бесконечные, холодные, неотличимые одна от другой ночи в трюме следующей в Чарльстон «Констанции». Они вчетвером сидят в углу за каким-то грузом, оглушенные ударами волн о корпус судна; измученные морской болезнью и смертельно уставшие не в состоянии испытывать ни голод, ни страх. Заполнившая трюм вода поднимается все выше, окатывая их холодными брызгами при каждом крене. Прижимая к себе детей, они отчаянно пытаются согреть их жалкими остатками тепла своих тел, чтобы сохранить им жизнь.

Роджер невольно задержал дыхание, предаваясь тяжелым воспоминаниям. Наконец он выдохнул, положил руки на дощатый пол по обеим сторонам постели и закрыл глаза, позволяя образам прошлого раствориться в ночи.

Назад пути нет. Они приняли решение и смогли добраться сюда. В безопасное место.

И что теперь?

Когда-то он жил в этом доме, причем довольно долго. Значит, нужно будет построить новый; Джейми вчера сказал, что земельный участок, подаренный губернатором Трайоном, по-прежнему принадлежит ему и записан на его имя.

Сердце радостно забилось. Впереди новый день, рассвет новой жизни. С чего же начать?

 Папочка!  раздался громкий шепот у самого уха.  Мне надо на гойсок!

Роджер улыбнулся и встал с постели, отбросив в сторону накидки и рубашки. Мэнди нетерпеливо перепрыгивала с ноги на ногу, словно маленький галчонок.

 Пойдем, моя хорошая,  прошептал он, взяв ее за теплую липкую ладошку.  Отведу тебя в уборную. Смотри не наступи на кого-нибудь.

* * *

За свою недолгую жизнь Мэнди повидала немало уборных, так что ее ничто не смутило. Когда Роджер открыл дверь, огромный паук свалился откуда-то сверху и повис на тонкой паутинке, качаясь из стороны в сторону у него перед лицом. От неожиданности отец и дочь вскрикнули точнее, Мэнди завизжала, а Роджер издал более подобающий мужчине хриплый возглас.

В предрассветной тьме паук напоминал черный клубок с ножками и от этого казался еще страшнее. Встревоженный их криками, он торопливо пополз вверх по паутинке и затаился в своем привычном убежище.

 Я туда не пойду!  заявила Мэнди, прижавшись к отцовской ноге.

Роджер вполне разделял дочкины чувства, но вести ее в кусты было еще опаснее: во-первых, там могли таиться другие (возможно, более крупные) пауки, а также змеи, летучие мыши и неизвестные хищники, которые предпочитают охотиться в рассветных сумерках. Например, пумы Эйдан Маккаллум накануне рассказал занимательную историю о встрече с пумой на пути в уборную. В эту самую.

 Не бойся, малышка.  Роджер взял дочку на руки.  Паук убежал. Он и сам нас боится, так что больше сюда не сунется.

 Мне страшно!

 Знаю, моя хорошая. Не волнуйся, даже если он вернется, я его убью.

 Из ружья?  с надеждой спросила она.

 Конечно,  твердо сказал он, прижимая Мэнди к груди. И нырнул внутрь, запоздало вспомнив рассказ Клэр: как-то ей пришлось выгонять из уборной притаившуюся на сиденье гремучую змею.

Назад Дальше