Губы Джоны начинают подергиваться.
Это не смешно.
Он трет лоб.
Ладно. Ты права. Прости.
Отлично. Я делаю успокаивающий вдох. Значит, пошли знакомиться с Роем.
Брови Джоны подлетают вверх.
Что, прямо сейчас? Мы же только прилетели. Я думал, ты хотела поехать за матрасом сегодня.
Зик громко блеет и бьет копытом по стальной проволочной ограде загона.
Да. Прямо сейчас.
Глава 10
Должно быть, это здесь.
Джона притормаживает в конце дороги, где к дереву прибит деревянный знак с вырезанными на нем буквами «Р. Донован». Хорошо, что Джона предложил взять один из старых снегоходов Фила, поскольку дорога перед нами больше походит на туристическую тропку, чем на подъездную дорогу, и проехать по ней не сможет ни один полноразмерный автомобиль. Тропку, которой не пользуются. Согласно местным метеорологическим сводкам, снегопада не было почти неделю, и тем не менее здесь нет ни малейшего намека на следы.
Мои руки крепко обхватывают талию Джоны, пока мы едем по тропинке, все глубже и глубже в лес, проезжая мимо двух неоново-желтых знаков «Проезд запрещен». Чуть дальше мы видим еще один знак, уже деревянный, с вырезанными на нем буквами, подкрашенными черной краской, который гласит: «Я придерживаюсь права стоять на своем».
Что это вообще значит? громко говорю я, стараясь перекричать низкий гул двигателя.
Для разных людей разное, загадочно отвечает Джона, огибая деревья и обнаруживая, что здесь тропа не заканчивается.
Мне кажется, мы не туда едем!
Джона указывает на небо над деревьями, и я замечаю дымку, плывущую вверх, что полностью опровергает мои опасения. Двигатель снегохода ревет громче, набирая скорость.
Наконец лес редеет, и нашему взгляду открывается крошечный обветшалый одноэтажный домик с крыльцом и отсутствующей дверью. За ним стоят сарай, превышающий размеры дома по крайней мере раза в три, и несколько небольших пристроек и навесов. И куча всего между ними: бочки, ведра, старые шины, газовые и пропановые баллоны, дерево в самых разных его состояниях от больших бревен до аккуратно нарубленного хвороста. С краю примостились три старых грузовика, два из которых насквозь проржавели и частично разобраны.
Больше походит на свалку.
Когда Джона заглушает двигатель, из-за угла сарая выскакивают две огромные собаки, которые бросаются к нам с вызывающим тревогу рычанием и лаем. И чем они ближе, тем меньше походят на собак и больше на волков.
Джона? окликаю я, уже поднимая левую ногу и готовясь отбиваться от черного пса, надвигающегося на нас с оскаленными зубами.
Входная дверь где-то внутри хижины с громким скрипом открывается, и из нее появляется мужчина.
Оскар! Гас! Назад! Его резкий тон прорезает царящий хаос.
Собаки-волки мгновенно затихают и усаживаются на свои задницы, облизывая пасти. Ярко-серый пес, который кажется наиболее спокойным из этой парочки, устремляет на меня хищный желтый взгляд. Словно ждет, что я дернусь или кашляну и дам ему повод для нападения.
Из курятника неподалеку раздается неистовое кудахтанье кур, взбудораженных всей этой суматохой.
Вы Рой? спрашивает Джона.
Мужчина, переместившийся к проему на верхней ступеньке крыльца, где должна была стоять дверь, пристально смотрит на Джону с минуту, как бы обдумывая ответ. Ему около пятидесяти, а может, и больше. Он выглядит изможденным то ли от возраста, то ли от трудностей, а может, от того и другого сразу. Его волосы с проседью, аккуратно зачесанные назад, намного темнее седой бороды, скрывающей челюсть. К синим джинсам и тяжелой фланелевой куртке пристали опилки.
А кто спрашивает? произносит он с четко выраженным южным акцентом.
Бросив настороженный взгляд на волкопсов и утешительно сжав мне бедро, Джона слезает со снегохода и идет к крыльцу. Поднимаясь по трем ступенькам, он на ходу снимает правую перчатку.
Я Джона Риггс.
Рой долго изучает протянутую руку, прежде чем пожать ее один раз.
Мы переехали в соседний дом. Купили участок Фила.
Соседний дом это с большой натяжкой. Мы в целых километрах от этого парня. По крайней мере, мне так кажется из-за двух длинных дорог между нами.
Точно. Рой шмыгает носом. Ты тот пилот, который собирается летать на своих чертовых самолетах над моей головой каждый день.
В его тоне, как и в пристальном взгляде, который он устремляет на Джону, есть капля желчи. И, возможно, еще вызов. Я не знаю точно. Джона физически внушительный тип: широкоплечий и около двух метров ростом. Роя, стоящего на несколько ступенек выше, с ним трудно сравнивать его плечи сгорблены, однако я готова поспорить, что Джона весит в два раза больше, чем Рой. И все же, если он хотя бы даже немного боится своего гостя, то этого не показывает.
Джона спускается с крыльца, оглядывается через плечо, чтобы бросить на меня взгляд частично забавляющийся, частично выражающий вопрос: «Можем ли мы доверять этому парню?» прежде чем снова встречается взглядом с нашим «дружелюбным» соседом.
Фил сказал, что ты хотел забрать его козла. Мы решили удостовериться, не заинтересован ли ты все еще в этом.
Взгляд Роя устремляется на сарай, где вдоль забора копошатся пять коз разного размера, с любопытством разглядывающие прибывших. За сараем простирается большая поляна.
У меня хватает коз.
Я вижу. Джона медленно кивает. Так что, возьмешь еще одну? Похоже, у тебя большой сарай. И ты явно знаешь, что с ними делать. Я даже докину немного сена и зерна. Хватит, чтобы прокормить его до весны.
Почему ты сам не хочешь держать его?
Мы сейчас не в том положении, чтобы держать скот. Мы только заселяемся.
А, только заселяетесь. Рой ухмыляется. Все вы, чужаки, приезжаете сюда, чтобы «только заселиться». И снова этот горький тон в его словах.
Может, я и чужачка здесь, но Джона точно нет. Я ощущаю острое желание указать на то, что Джона вырос в окрестностях Анкориджа и что он такой же аляскинец, как и Рой, но Джона отвечает прежде, чем я успеваю решить, стоит ли это делать.
Мы были бы очень благодарны, если бы ты забрал его у нас и присоединил к своему стаду.
Я различаю в голосе Джоны напряжение. Он не терпит подобного отношения.
Рой натягивает сапоги, выходит из-за перил крыльца и становится перед нами. Только тогда я вижу, что в его левой руке ружье, опущенное к полу.
В моем позвоночнике застывает напряжение.
Не-а. Он ни на что не годится.
Это самец. Я могу назвать только одно дело, на которое он сгодится. Джона бросает внимательный взгляд на загон для животных. Должно быть, у тебя там несколько самок, так?
Они все самки. Он мрачно усмехается. Но он даже для этого не сгодится.
Черт, бурчит Джона.
Может, найдешь какого-нибудь дурака, который не разбирается в козах и купит его у тебя? Или кого-то, кому нравится вкус старого мяса. А мне он не нужен.
Спасибо, что уделил время, бросает Джона, даже не скрывая раздражения в своем голосе, и идет ко мне.
Вот что я тебе скажу веди его сюда.
Джона замирает на полпути.
Правда? Я очень признателен
Гончие за зиму разжирели и совсем обленились. Думаю, хорошая охота с погоней в преддверии лета пойдет им на пользу. Хотя сомневаюсь, что выйдет хорошая охота.
Я морщусь. Может, и не люблю коз, но картина, которую только что нарисовал Рой, гораздо более тревожная, чем жуткие зрачки и неприятные детские воспоминания.
Челюсть Джоны отвисает в тот редкий момент, когда у него пропадает дар речи, но затем он возвращает себе самообладание.
Приятно было познакомиться, Рой.
Он возвращается ко мне, чтобы сесть на снегоход и завести двигатель, и все это время его брови сведены вместе.
Черный пес отползает в сторону, словно занервничав от гула мотора, однако серый не двигается с места. Меня нервирует то, как он наблюдает за нами. За мной.
Обхватив руками торс Джоны, я украдкой бросаю взгляд в сторону Роя и успеваю заметить победную ухмылку на его узких тонких губах, прежде чем Джона выжимает газ.
Тебе придется преодолеть свой козий посттравматический стресс, потому что мы ни за что на свете не отдадим Зика этому мудаку! кричит он через плечо, пока мы мчимся по длинной тропинке обратно к дороге, гораздо быстрее, чем приехали сюда, и я чувствую, как напряжено под моей хваткой тело Джоны.
* * *
Кто вообще встречает людей с оружием?
Я делаю здоровенный глоток шардоне из витиеватого бокала из травленого хрусталя, который нашла в буфете, а затем опускаюсь на колени, чтобы домыть холодильник. После встречи с сумасшедшим по соседству мы отправились на нашем новом старом грузовике, который пахнет моторным маслом и весь обклеен серебристой клейкой лентой, чтобы затертая кожа сидений оставалась на месте, в Уасиллу за продуктами и матрасом.
Это просто старик, который пытался нас запугать, произносит Джона, поправляя поленья в камине чугунной кочергой.
Из нас двоих он, разумеется, справляется с сегодняшними неприятными сюрпризами с большим изяществом, чем я.
Ну, это сработало, потому что мы больше никогда не сунемся на его территорию. Особенно пока там эти волки. Нельзя же держать волков в качестве домашних зверюшек. Мы должны сообщить о нем в общество защиты животных.
Это не волки. Возможно, помесь, но я не слышал, чтобы они так хорошо слушались хозяина. Но посылать копов к нашему соседу в первый же день, наверное, не лучший способ начать жизнь здесь. Джона отходит от камина. Неважно. Это еще один плюс нашего положения. Если ты ненавидишь своих соседей, то тебе не обязательно с ними встречаться.
Наконец-то удовлетворившись состоянием холодильника, после того как провозилась над ним последний час, я со вздохом снимаю резиновые перчатки.
Ну вот, одно дело сделано.
Остался еще миллион.
Я улавливаю характерный гул моторов снаружи. Джона подходит к большому эркерному окну и выглядывает на замерзшую поляну, провожая взглядом несколько снегоходов, проносящихся мимо и тускло сияющих фарами в вечерних сумерках.
А это разве не частное озеро?
Ага. Он отпивает глоток пива из своей бутылки. Филу, вероятно, не было до этого дела.
Фил, вероятно, уже был без сознания от выпитого виски. Я слежу за удаляющимися огнями задних фар. Интересно, они вторгаются и на территорию Роя тоже?
Надеюсь. К черту Роя.
Джона хмурится, осматривая занозу в указательном пальце, заработанную во время возни с воротами для загона.
Как там Бандит со своим новым другом?
Джона усмехается.
Он в замешательстве. Я вычистил курятник и запер его там на ночь, чтобы они попривыкли друг к другу, но сидят они по отдельности.
Он проводит указательным пальцем по ряду книжных корешков на полке под лестницей. Книги, журналы и настольные игры на ней покрыты пылью.
Как и все в этом доме. Чуть ранее я открыла шкаф и была просто сметена лавиной разномастных пищевых контейнеров.
Не знаю, с чего начать, признаюсь я, возясь со стопкой черных мусорных пакетов, и мой взгляд падает на аляповатую пятирожковую люстру, висящую на потолке. Она слишком мала для двухэтажного пространства, и три лампочки в ней перегорели. Тебе нигде не попадалась стремянка?
Фил оставил вообще все. Должен был оставить и стремянку.
Кажется, я видел одну в мастерской. Мы занесем ее завтра. Джона потягивается и приближается ко мне. Начни с этого. Он доливает вино в мой бокал. И этого. Открывает крышку коробки с пиццей без сыра, для меня, которую мы захватили в единственной пиццерии в Трапперс Кроссинг по дороге домой. А я отнесу матрас наверх, и мы застелим нашу кровать. Потом разопьем бутылку шампанского и расслабимся. Со всем остальным мы будем разбираться завтра.
Это звучит так просто, когда это говоришь ты.
Я тянусь за своим бокалом. Умственное переутомление истощило меня.
Джона осторожно прижимает горлышко своей бутылки к моему бокалу.
Уверен, так оно и есть.
Рада, что ты так думаешь. Я натягиваю невинную улыбку и похлопываю по огромным желтым резиновым перчаткам, лежащим на стойке. Потому что они для тебя, чтобы оттереть с пола мочу пьяного мужика в туалете наверху.
Джона забирает из моих рук бокал и подхватывает на руки.
Сказал же, Калла, мне это не важно. У меня есть ты и мои самолеты, и теперь у нас есть это место Его глаза становятся яркими и задумчивыми, пока блуждают по балкам на скошенном потолке. И это все наше.
Глава 11
А что было прописано в договоре?
Я проверю.
Вы наверняка в состоянии хоть что-то сделать с этим. Удивленный тон моей матери хорошо слышен через динамик телефона, даже за тысячи километров. Выставьте ему счет за услуги клининговой компании или за потраченное вами время. В крайнем случае оставь жалобу риелтору. Разве он не осматривал дом перед вашим приездом?
Я подавляю стон, зная, что сейчас получу взбучку, когда признаюсь:
Не было никакого риелтора. Это была прямая продажа.
Все бумаги контракт, право собственности, залог и кучу других вещей, в которых я не хочу разбираться, оформлял юрист в Уасилле.
Без риелтора! Она издает нечленораздельный звук. Тогда ничего удивительного!
Сказать, что моя мама осталась недовольна тем, что мы не прислушались к ее предупреждениям и купили, а не арендовали жилье, сильно преуменьшить.
Я уверен, что это сэкономило им немалую сумму на комиссионных, Сьюзан, привычно возражает спокойный голос Саймона.
И я легко представляю их противостояние в гостиной: моя мама при полном макияже и с уложенными волосами окидывает мужа возмущенным взглядом, и Саймон с чашкой чая в руке и включенным на заднем фоне спецвыпуском BBC, брови которого выгнуты дугой с выражением «она взрослая женщина, живет со взрослым мужчиной, принимает собственные решения и совершает собственные ошибки».
Мы действительно сэкономили. Фил сбросил шесть процентов от стоимости, подтверждаю я, шаря в шкафу рукой в резиновой перчатке.
Нащупываю что-то металлическое, лежащее в углу. При виде ручной колотушки свожу брови. Скорее всего, она лежит тут несколько десятилетий, забытая. Плюс один в ящик для пожертвований.
Не важно. Это не конец света. Верхний этаж уже убран, и мы продвигаемся хорошими темпами.
Прошло четыре дня, а мы уже перевернули всю домашнюю утварь и сентиментальный хлам, десятилетиями копившийся в почти каждом шкафу. Наш первый этаж выглядит как рай барахольщика, однако в этом хаосе есть своя система: коробки с вещами, предназначенными для сожжения, выстроены вдоль узкого коридора в ожидании, когда Джона оттащит их к кострищу; то, что мы решили оставить, свалено на кухонных стойках и маленьком обеденном столе, чтобы потом мы это отчистили и рассортировали; пожертвования для местной Армии спасения на полу в гостиной. Все остальное отправляется прямо в черные пластиковые пакеты. Набралось уже семнадцать мешков мусора, и мы все еще продолжаем.
И старому владельцу ничего из этого не нужно? Мама не может скрыть своего отвращения.
Не-а. Я поднимаюсь на ноги и иду в гостиную, где мы отодвинули от стен диван и потрепанные тумбочки, чтобы освободить пространство. Джона звонил ему вчера. Он сказал выбрасывать все, что нам не нужно.
Это очень необычно. Через динамик доносится мамин вздох. А где Джона?
У костра.
Он там с тех пор, как начало светлеть сегодня утром. И каждый раз, когда он приходит за очередной коробкой, он приносит с собой запах обугленной бумаги и горелого дерева, а в небо тем временем поднимается темный, густой и полный пепла дым.
Не то чтобы я могла жаловаться. Последние четыре дня я убираюсь в одном и том же комплекте одежды в мешковатой толстовке и трениках, которые нашла в комоде с женскими вещами в спальне. Теперь они покрыты грязью, пылью и чистящими средствами.