Поеду на лошади, твёрдо сказал Тром, А ты, Исгерд, отправь внучку свою мне вслед. Может и не лишним будет, как знать
Я не завтракала ещё, бабушка, попыталась возразить девка.
Поговори мне тут! Котомку собирай, упрямица, и делай, как вождь приказал, оборвала старуха.
Младшая Исгерд раздосадовано повернулась и решительным шагом вышла из комнаты.
Где мама её? Тоже баба боли? поинтересовался Марк.
Та поумнее моего, в прачки пошла. А этой, вот, нравится людей мучить. Уж у неё к семнадцати годам и рука набита, и знаний от меня набралась иные и к тридцати пяти столько не знают. Да только главного она не поймёт: забирает эта работа, высасывает без остатка, а наградой кладбище из тех, кто у тебя на койке издох.
Она тоже мёртвого Комада вспоминала вчера, припомнил Тром слова младшей Исгерд тогда, в корчме, Что-ж, никому из вас вождь, более искусный в бою, не нужен?
Горной страной правят воины, и мне против этого не возразить. Наши границы главное. Да как не сожалеть, что Комад ушёл, если один он помогал мне тут? Узвар давно свою бабу боли завёл, ему до нас дела нет. Грисвольд с Игги тоже к ней ходят. Курт и его люди старались помогать, пока Верт ему голову не отрубил. Десятники да свита Курта приходили всё реже, потом совсем перестали. Видно, другие дела у них
Говорила она всё это с сожалением и досадой, но без нытья, готовая принять судьбу, как бы ни повернулось. Тром уважал это.
Я тебе помогу. У меня своей избы боли нет, не обзавёлся пока, так что ты мне нужна. Только учти: чем лучше мне ногу выправишь, тем дольше моя помощь длиться будет. Хромому мне быстро голову отчекрыжат, как Курту. Без головы я тебе не помощник!
Марк расхохотался:
Ну вот и поможем друг другу!
Вы не пожалеете, воины. Те, в избах вождей мне не чета. Дай бог пять раз в месяц врачуют. Только отваром больных поить умеют, да вожди не поймут. А я по три раза в день, а то и больше. И так почти пятьдесят лет уже. Мудрое решение, вождь.
Всяк кулик своё болото хвалит! Сказал же помогу. Задницу мне лизать не надо. Это вон, Узвар любит.
Ты присмотрись к его бабе боли, вождь, как будет оказия. Поймёшь, что я не просто так говорю.
Тром кивнул, надеясь уже отвязаться от этого разговора. Будто ему нечем заняться, кроме как смотреть за чужими бабами боли. Он повернулся к Марку:
Приведи мне коня.
Выйти из избы оказалось непросто, хоть громила и помогал. Взобраться в седло ещё труднее. От взора друга не укрылась гримаса боли, когда Тром усаживался.
Не сверзнешься, вождь? спросил Марк, запрыгивая на своего скакуна.
Нет, односложно отвечал Тром, хоть был в этом далеко не уверен.
Дальше он терпел. Конь шагал, а он терпел. Хотел подумать о предстоящем сходе, да куда там! Все силы на боль уходили. При каждом шаге рану рвёт. А чуть конь неудачно шагнёт вообще разрывает. Тром ждал: вот-вот и швы лопнут, а куски мяса с кровью разбрызгаются по дороге, такая была боль. Но держали швы. А он сжал зубы и сидел прямо. Пусть народ думает, что сосредоточен и строг. Все приветствовали. Когда хватало сил, Тром кивал в ответ, но чаще просто проезжал мимо. «Запишут теперь меня в гордецы, раз, став вождём, перестал здороваться. Да и пусть думают, что хотят. Доехать бы» он унял мысли и вновь сосредоточился на терпении. Где-то там, позади, шла младшая Исгерд. Тром чувствовал её колючий взгляд. Под конец пути в голове стучало, а перед глазами появились еле заметные искорки, как от удара или если резко тряхнуть головой, запыхавшись.
Слезая с седла, он едва не упал. Марк застыл рядом в нерешительности: ловить вождя, или нет? Будешь ловить опозоришь помощью. Не будешь вдруг упадёт, ещё сильнее опозорится. Так и стоял, присогнувшись, и руки в стороны растопырив. Тром улыбнулся ему через силу, скособочившись, опираясь на здоровую ногу. Полегчало чуток без движения. Марк понял, что выглядит глупо и выпрямился. Тром же собирался с силами: в крепость вождей нужно войти на своих ногах. Раздумывал, как будет карабкаться по ступеням на крыльце, идти до главной комнаты. Настраивался на боль. Громада крепости возвышалась над ним аж пять этажей сплошного камня, образующего толстенные стены и способного выдержать любую осаду, недалеко от края ущелья, по дну которого текла великая Чёрная река. Над ущельем висел мост, ведущий к такой же крепости на другом берегу. На толстенных, как деревья, канатах. А у самой воды ущелье перегораживала цепь, что натягивалась в подземелье крепости. Неиссякаемый источник казны: именно здесь трясли купчишек, да и любого, пожелавшего проплыть: будь то торговцы, военный флот, экспедиция или короли все платили дань!
Исгерд стояла рядом с ним и, надувшись, молчала.
Советы, как сберечь ногу, будут? вполголоса спросил у неё Тром, чтобы снующий мимо народ не слышал.
Бабуля насоветовала, а мне сказать нечего. Там под повязкой уже, небось, черви трупные плоть доедают
Тром улыбнулся. Злословие девки не задевало его, пока не портило дисциплину в дружине. Они с Марком сами любили пошутить. Молодой вождь сделал неуклюжий шаг и начал долгий мучительный подъём по таким неприступным ступеням.
Через несколько минут, взмокший от пота, он отворил дверь главной комнаты. Игги, Грисвольд и Верт уставились на него. Искалеченный глаз Игги чуть дрогнул, будто от нервов в бою. «Что это? Удивление? Испуг? И где Узвар?» Тром молча пожал руки каждому и уселся за общий громадный деревянный стол.
Та молодка вчера недурно стонала? нарушил молчание Грисвольд.
Да. Отличное дополнение к браге. Осталась счастливой, беззаботно сказал Тром. Так, будто не было вчера беготни на кухне и его крови, разлитой везде, где только можно.
Славно. А то твой человек, Марк, прибежал, страху нагнал, тебя искал. Скажи, пусть поспокойнее будет, его и так уже нянькой твоей зовут.
Все трое рассмеялись. Тром хмыкнул, думая, сколько крови вчера потерял. «Наверняка Грисвольд знает все подробности. Зачем тогда про Марка так говорит? Тут что-то не то».
Скрипнула тяжёлая дверь, и в главную комнату вошёл первый вождь Узвар. Напружиненный, он сел во главе стола. Похоже, уже упражнялся с утра. Обычно Тром тоже упражнялся дважды в день.
Узвар не тратил время на слова приветствия:
Начинается сезон торговли. Я останусь здесь собирать дань с купцов, как это было всегда. Вы же поедете в Рудни и Город Кожи. Верт в Восточную Рудню, Игги в Северную. Вождь Грисвольд к кожевенникам. Молодой вождь Тром поедет в Западную Рудню. Вопросы?
Тром порывался заговорить. Дорога до Западной Рудни трудна. Долгий путь через горы, считай, по пастушьей тропе. Повозка там не пройдёт, только конь. Обходной путь почти в два раза длиннее. Но Грисвольд согласно кивал, Верт улыбался, Узвар смотрел надменно, и Тром промолчал.
«Пусть купчишки разговоры разговаривают. А мы, воины, дело делаем и не ноем. В западную, так в западную. И с больной ногой доберусь».
Все согласны. Холуй вручит каждому из вас ведомость за прошлый год: сколько денег с города пошло в казну и сколько осталось для города. Смотрите, трясите купчишек как следует! Чтоб больше принесли, чем в прошлый раз! Земля наша, никому не отдадим, так пусть платят сполна! Узвар повернулся к двери, Эй, прислужник!
В комнату вбежал тщедушный мужичок с пергаментами, раздал каждому и так же быстро убежал.
Оглядев вождей напоследок, Узвар первым покинул главную комнату. Остальные по очереди выходили следом, погружённые в ведомости и свои мысли, не обращая внимания на Трома. Вожди не видели, как он сюда шёл, и не увидят путь обратно. Холуи, просители, воины и прочие, конечно, заметят. Но вождям могут и не сказать. Если же скажут одно дело видеть самому, другое узнать с чьих-то слов.
С этими мыслями Тром выбрался из-за стола и, терпя, заковылял к выходу. Взмок, ещё не дойдя до ступеней. Марк и Исгерд тихо разговаривали чуть поодаль от лошадей. Смотрели в сторону ущелья. Тром медленно спустился и попробовал самостоятельно усесться в седло. Встал в стремя здоровой ногой, но никак не получалось перекинуть больную. Так простреливало от попыток, что пришлось оставить эту затею.
Давай, аккуратно, Марк очутился рядом и потихоньку перебросил его ногу через круп лошади, Что сказали на сходе?
Едем в Западную Рудню. Собирай людей.
Рядом хмыкнула Исгерд и ехидно заметила:
Да он сдохнет ещё до перевала.
Глупая девка! Есть обходной путь, злость пробивалась в голосе Трома. Рана доконала, и вылилась в агрессию. Шутки внезапно перестали веселить, малявка уже достала. Что ни слово, то ведро пренебрежения.
Ааааа протянула девка, ещё сильнее раздражая Трома.
Вождь, как мы будем туда добираться? Кого брать с собой?
Трому было не до разговоров, боль донимала:
Обсудим в избе. Мне нужно поговорить со старухой.
Он так и молчал до конца, а Марк с девкой разговорились. Болтали что-то, Тром по обрывкам понял, друг расспрашивал, приходилось ли ей лечить раненых на поле боя. Они шли сзади, и ответ разобрать не удалось.
Старуха Исгерд уже ждала его с тряпками и жгутами. Отвар мака дымился в чаше:
Проходи и ложись на койку, вождь. Я посмотрю, как рана перенесла дорогу.
Тром устал держать лицо и позволил Марку практически дотащить себя до койки. Он медленно и неуклюже снял штаны, улёгся, и старуха начала разрезать повязку, аккуратно поддевая ножницами.
Внучка, принеси мази для ран.
Младшая быстро вышла, а старуха аккуратно развернула тряпки на ноге:
Швы целы. Заштопала внучка, как надо. Кровь идёт немного, но это меня не удивляет. Если кататься на лошади и ходить на следующее же утро после такого ранения, это неизбежно. Тебе нужно лежать, вождь, и всё заживёт.
Значит, поеду в телеге.
Что? Куда вы собрались ехать? удивлённо спросила старуха Исгерд.
В Западную Рудню. И не перечь, старуха, это не обсуждается. Лучше подумай, как меня вылечить по пути.
Решение схода, да? Я постараюсь тебе помочь, вождь, постараюсь
Глава 3: Родина
Телега подпрыгнула, и боль отдалась в ногу, но уже терпимо. Три дня покоя принесли пользу. Жарко Тром откинул покрывало и сел, обводя взглядом отряд. Бойко идут. У всех щиты, на поясах слева меч, справа топор. Одинаково, как положено. Глаз радуется. Некоторые с луками, а вон, в задней телеге, копья свалены на случай чего. Ко всему готовые свирепые горные задиры. Аж гордость берёт за такой отряд!
Только баба всё портит: идёт, вон, с кислыми щами, да молчит, рыба вяленая. А как скажет чего, так всё его уколоть норовит. Неловко перед своими людьми, нужно бы проучить маленькую дрянь. Ведёт себя, словно и не вождь перед ней, а охотник какой. Он решил, что уж на следующей перевязке задаст ей как следует. Что он, зря четвёртый, что-ль?
Эй ты, перевяжи меня!
Баба боли зло посмотрела:
Меня Исгерд зовут! И вообще, рано ещё.
Дальше тропка под горку, не до твоей перевязки будет. И не перечь вождю, грозно зыркнул Тром и крикнул отряду, Стоять! Привал. Кто хочет ссать, срать, или ещё там чего, самое время сейчас.
Горцы расселись на земле, некоторые разбрелись по кустам, а девчонка склонилась над его ногой, развязывая на ней тряпки. Лучше бы он старуху взял, честное слово. Нужно сломить дуру, и сейчас момент не хуже других:
Эй ты, смотри, без ноги меня оставишь, так я тебя прибью, поняла? Целительствуй как следует.
Без ноги не прибьёте. А насчёт целительства я ведь не только вылечить, но и извести могу. Паршивого вождя, например
Заткнулась! Тром сильно толкнул её рукой. Невесомая, баба боли отлетела назад и сильно ударилась о борт телеги. Голова откинулась, вырвался стон. Тром поднялся и навис над ней:
Держи свой язык на привязи и не порть мне порядок в отряде, а не то казню!
Чем же я его порчу? Я вообще не воин, не из отряда!
Горцы повскакивали, во все глаза глядя на перепалку, и ждали, что будет дальше. Тром говорил громко, чтоб все слышали:
Смотри-ка, глупая девка, вот близнецы, он указал на двоих низеньких крепких воинов с широкими плечами, Оба десятники, командуют людьми. Воины верные и смышлёные. Приказы выполняют, не перечат чуть что, вождя уважают. Да только если я тебе дерзость спущу, они запомнят: вождь такое проглотил. Значит, не так он твёрд, раз бабу приструнить не может. И остальные запомнят. Спущу ещё раз судачить начнут у костров. Ну а на третий раз как бы кто из воинов проверять не начал, где пределы моей мягкости. А когда в отряде борьба за власть погибель такому отряду!
Он вытащил меч. Во взгляде девки остался только страх. Тром уже ставил таких на место и знал: до определённого момента наглецы и не думают, что вот сейчас их могут зарубить.
Я всё тебе разжевал и жду верного ответа, но поторопись, слова разнеслись далеко. Отошедшие воины повыскакивали из кустов, проверяя, что стряслось.
Простите меня, вождь, этого не повторится, грубиянка запихнула гордость подальше. Пришлось: лучший тут Тром.
Он убрал меч в ножны и сел:
Продолжай.
Люди расслабились, некоторые даже шумно выдохнули. Молодая баба боли тут же подскочила и занялась раной.
Ты стал бы спорить с вождём? спросил один близнец другого.
То тебе сподручней и так недолго осталось, вона, песок сыплется. А я ещё пожить хочу.
Раздались робкие смешки.
Старший близнец пихнул младшего:
Я ещё в самом соку, а у тебя молоко на губах не обсохло.
Опять смех.
Тром и сам улыбнулся. Отличные десятники, да ещё и на шутки горазды. Всегда спокойнее с ними.
Исгерд затянула повязку и спрыгнула с телеги.
Марк на лошади поравнялся с повозкой. Склонился, и со смешинкой в голосе прошептал ему на ухо:
Дитя запугал, не стыдно тебе?
Пусть не дерзит.
Не смотри, что ей семнадцать. Как ты начинаешь, так она продолжает. Весна. Её разозлить сейчас что пальцами щёлкнуть
Видел, как меч ей быстро ум вернул? Значит, и по весне соображать может, коли припечёт.
Исгерд молча шла поодаль, хмурая и напряжённая.
Друг, попробуй добром в следующий раз. Интересно, что будет?
Посмотрим, Марк, посмотрим
Они уже одолели половину спуска, когда увидели своего разведчика на дороге. С ним шёл долговязый воин при копье. Кольчуга сидела на нём свободно из-за худобы. Соломенные волосы торчали в разные стороны. Что-то знакомое было в нём.
Тром негодовал, что придётся предстать раненым перед посторонним. Он и так досадовал, что перед своими выглядит убогим калекой с больной ногой, а тут чужак.
Двое подошли к отряду, и разведчик представил соломенного:
Вождь, это Ежи, главный десятник местной деревни. И у него есть просьба, потом воин повернулся к чужаку, Перед тобой Тром, великий поединщик, четвёртый из великой сотни!
Я помню, как вас с Марком сделали десятниками, ответил худой, Много вонючих низинников вы тогда порубали. Так и думал, высоко летать будете, но чтоб вождём Поздравляю!
Под Северной Рудней, да? Ты тоже своим копьём проткнул кое-кого в тот раз, припоминаю. С чем пожаловал? Тром не вставал, так и катился в телеге, а соломенный шёл рядом.
Целый вождь, надо же ещё раз удивился он, Окажи честь моей деревне: сегодня испытываем детей, кто к чему гож. Рассудишь? Очень охота мне показать людям из лучших, что в деревне нашей делом заняты. Время скоро к вечеру, так у нас на ночлег станьте. Для нас честь.
Отчего не рассудить? Дело доброе. Марк, что думаешь?
Здоровяк покачивался в седле чуть позади:
Далеко ли деревня?
Двести шагов на подъём, направо, и ещё пятьсот, худой переводил взгляд то на Трома, то на Марка, ожидая ответа. Со стороны не казалось, что Ежи их боялся. Лишь уважал, как старших братьев по оружию.
Крюк маленький, много времени не потеряем, да и твоей царапине на пользу пойдёт.
Веди, десятник Ежи, согласился Тром. Ему приятно было уважение и почитание брата по оружию, как и внимание целой деревни. Да и Марк был прав: чем быстрее он встанет на ноги, тем лучше.
И приготовь мне удобный стул. Самый хороший в деревне. А то, видишь, царапина так чешется, что аж в телеге еду.
Толпа получилась порядочная: его воины и деревенский народ встали огромным полукругом на полянке. Все разглядывали шестерых мальчишек, смущённо мявшихся в середине. Дети в одинаковых кожаных доспехах, с одинаковыми деревянными мечами. Самый низкий из них всё никак не мог затянуть шлем: тот был слишком велик и болтался на голове. Наконец, Ежи подошёл к нему и помог. Мальчик стал похож на гриб, глаза едва виднелись из-под шлема.