Тельняшка встал и сразу прикурил. С удовольствием крякнул, сделав две большие затяжки подряд.
Хочу еще, чтобы внизу вы головой думали.
Слабо верится, что ты так о нас печешься, прищурился Дима.
А я не о вас, дураках. Слушай Вова серьезно посмотрел мне в лицо. На миг его взгляд показался даже трезвым. Если что-то успело проникнуть в кабину Присмотрись к детям прежде, чем тащить их сюда. Обрати внимание на любые странности. И проверь слюну.
Слюну?
Будет коричневый или черный оттенок, и завтра у малого слизь пойдет из всех отверстий. Послезавтра на этаже не останется выживших. Это относится ко всем странностям: сыпь, язвы, наросты на коже. Необычное поведение
Я не стал уточнять, какое поведение считать обычным для напуганного, возможно раненого ребенка.
Не спрашиваю, получится ли у вас их вытащить. Но очень интересно, хватит ли ума оставить.
Пошел ты, Вовчик бросил Дима севшим голосом. Все понимали, тельняшка прав. И от правоты этой становилось тошно.
Повидайте с мое, салаги, огрызнулся Вова и сел на кушетку. Прикурил вторую от бычка. С минуту в комнате трещал лишь телевизор.
Минуты. Сколько их так утекает впустую, на сомнения и страхи, когда время действовать?
Я набросил плащ и осмотрел себя.
Великоват как-то
Вот дурень! Затягивается же. Здесь и вот здесь. И тут еще. Во-от. Другое дело!
Плотная, легкая ткань почти не стесняла движения, хорошо прилегая к телу.
Спасибо, кивнул я.
Это с возвратом, ты не думай! Ударом ноги Вова отправил чемодан обратно под кровать. И еще: будете трепаться, что это я вам дал, зенки выдавлю!
II
Щелк свет.
Щелк тьма.
«ЖИТЕЛЬ, ПОМНИ! САМОСТОЯТЕЛЬНО ВЫБИРАТЬСЯ В ШАХТУ ЛИФТА ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!»
Я успел забыть, когда и как эта листовка появилась в кабине. Но каждый раз по пути на работу непроизвольно вчитывался в поблекшие от времени буквы.
Щелк вдох.
Щелк выдох.
Воспоминания о спуске ограничились проклятым звуком ламп. Помню, как пришли на четвертый, как Димка вскрыл фомкой двери шахты. Как мы обвязались веревкой. Дальше лишь высота и дыхание по щелчку. Остается только догадываться, сколько времени я судорожно цеплялся за торчащую из бетона арматуру, которую лишь безумный архитектор этого места мог назвать лестницей, пока брат медленно стравливал веревку руками в толстых рукавицах.
Дрожь постепенно покидала скрюченные пальцы, дыхание возвращалось в норму. Голову мгновенно засыпало вопросами. Разбираться решил по порядку:
Где твоя сестра?
Слава вжался в стенку кабины, прямо под листовкой с предупреждением, и таращился на меня. Пыль, сопли и слезы смешались в грязные разводы на его бледном лице.
Пацан, ну ты чего? Это же я!
Дядя Сергей! Вот и новая порция слез.
Ну не хнычь. Я подсел к мальчику. Он протянул ручонки, вжался в мой халат. Ты как?
Тихие всхлипы в ответ. Я отстранился, чтобы рассмотреть его получше: коленки сбиты в кровь, на лбу ссадина, будет шишка. Больше ничего, кожа чистая, цвет глаз нормальный. Задрал тонкую рубашку, повернул, тоже чисто.
Сильно болит?
Отрицательный кивок.
Где Катя?
Мы пошли посмотреть этаж. Славка шмыгнул носом. У нас быстро кончились спички. Я испугался и побежал обратно а Катька заблудилась.
Я заглянул в темноту проема. Уровень этажа оказался всего на двадцать сантиметров выше, чем кабина лифта. Похоже, ловители действительно отчасти сработали, затормозив падение.
Как вы открыли двери?
Не мы. Мальчик пожал костлявыми плечами. Сначала был грохот, потом нас подбросило, Катька подбородок разбила. А когда открыли глаза, двери уже так были.
Ла-адно, протянул я, собираясь с мыслями. Вот как мы поступим. Я сейчас обвяжу тебя этой веревкой и подсажу к люку, чтобы ты мог выбраться на крышу. Будешь ждать меня там, понятно? А сам пойду искать твою сестру. Если меня долго не будет, кричи наверх и лезь по лестнице. Там дядя Дима, он будет тянуть веревку, и ты не упадешь. Хорошо?
Слава кивнул. Когда я посадил его на крышу, несколько раз щелкнул фонариком, подавая брату сигнал через открытый люк: «всё в порядке, жди».
Я скоро вернусь, Славка, слышишь? Потерпи еще чуток.
Тьма этажа дохнула на меня сыростью. Я постоял с минуту, принюхиваясь в попытке различить характерные для Самосбора запахи, но не заметил ничего подозрительного. Луч фонарика пробежался по низким потолкам и серым стенам. Бетонные кишки узких коридоров расходились от лифта в четыре стороны.
Я прошел в случайном направлении десять шагов. Снова развилка. Не похоже на жилой этаж, скорее на лабиринт с тесными каморками. Вернулся к перекрестку и пошел в другую сторону. Пока мне не встретилось ни слизи, ни других последствий Самосбора. Нашел наконец, что искал: обгоревшие спички станут моими хлебными крошками. Как дети сами до такого не додумались? Им больше не читают сказок?
Сначала до меня долетел звук глухих ударов: кто-то методично бил резиновым мячом об пол. Я даже представил, как скачет грязно-красный шар с двумя синими полосками. Слава и Катя постоянно таскали за собой эту самую популярную в Гигахруще игрушку. Странно только, что девочка решила поиграть сейчас, одна, в полной темноте.
За поворотом послышались тихие всхлипы, секундой позже переходящие в звонкий хохот, будто кто-то пытался плакать и смеяться одновременно. Я собрался было уже крикнуть, обозначить себя, позвать, но в горле предательски дрогнул ком. Дух этого места и так обдавал холодом между лопаток, еще и звуки Шуметь расхотелось.
Я осторожно продвигался вглубь коридора, находя под ногами очередные угольки спичек, пока свет фонаря не коснулся сидевшей на корточках фигурки. Ее плечи едва заметно дрожали.
Катя?
Девочка оторвала голову от коленок и прищурилась. Я направил луч фонаря в пол и подсел к ней.
Ты как?
Мне страшно, я хочу домой. Тоненький голосок Кати подрагивал, но ее глаза оставались сухими.
Это ты смеялась?
Что?
Я слышал смех.
Не знаю.
Показалось?
Девочка отстранилась и заглянула мне в лицо, будто видела впервые.
Кать, это я, Сергей. Ты чего?
Забери меня.
Сейчас пойдем. Я бегло осмотрел ее. Ничего не болит?
Нет.
Похоже, ни царапины.
Кать, сплюнь, а? запоздало припомнил я напутствие бывшего ликвидатора.
Она хлопала ресницами в непонимании.
Просто плюнь на пол.
Девочка снова заканючила, вцепилась в мое плечо.
Забери-и
Ну и что с ней делать? Ругать? Лезть в рот? Самому хотелось убраться поскорее от бесконечных коридоров, затхлого воздуха и гребаного стука мяча. К свету и людям.
По телу прошла дрожь, застряла в поджилках. До меня дошло, что я не видел рядом с Катей игрушки. Но продолжал слышать в темноте.
Кать, где твой мячик? тихо, касаясь губами ее волос.
Там. Детский пальчик показывает на коридор.
Кто здесь еще? не слыша своего голоса, только ровное дыхание ребенка. И мяч.
Прыг-скок. Чуть ближе.
Не знаю.
Прыг-скок. Еще ближе.
Свет фонаря тонул в бездне, коридор казался бесконечным.
Прыг.
Рывком закинул Катю на плечо.
Скок.
Еще рывок. До поворота. По сгоревшим спичкам, дальше, бегом!
Прыг-скок. Отчетливо, громче моего тяжелого дыхания.
Оранжевая вспышка впереди аварийный сигнал шахты и наше спасение. Я успел забыть, что кабина ниже, влетел на полном ходу, едва не разбив головы себе и своей ноше.
Дима со Славкой кричали сверху. Оказалось, мальчик уже успел подняться самостоятельно. Детей легко напугать придуманными страшилками, но куда более очевидных опасностей, вроде большой высоты и расшатанной лестницы, они порой будто не замечают.
Лезть обратно оказалось проще, чем спускаться. Даже со вцепившейся в спину девчонкой, крепко привязанной ко мне веревкой. Хрупкое Катино тельце, почти невесомое на руках, к середине подъема отчетливо дало о себе знать. То ли тяжесть в мышцах и сильнейшая одышка отвлекали от пропасти за спиной, то ли засевший в ушах стук невидимого мяча гнал выше похлеще тревоги Самосбора.
На четвертом этаже стук остался то била кровь мне по вискам. Как только Димка поднял нас и отвязал ребенка, я лег на месте, прямо на грязный пол. Прислушивался, как боль от спины и плеч растекается по всему телу.
Рядом сидел Слава, он больше не плакал. Обнимал сестру, покачивая. Катя не сопротивлялась, лишь молча оглядывалась по сторонам. Мальчик снова качнулся, из его кармана выпало, звякнув об пол, что-то металлическое.
Это что такое? Дима поднял жестяную банку, покрутил в руках. Липкая какая. В солидоле, что ли?
Мы внизу нашли, в комнате. Там таких до потолка! Славка даже руки вверх вытянул.
Я приподнялся, чтобы лучше осмотреть находку. Этикетки не было, лишь выдавленная на металле надпись:
ГОСТ 5284-84/4
III
«ВСТУПАЙ В РЯДЫ ЛИКВИДАТОРОВ! БУДЕМ БОРОТЬСЯ С ПОСЛЕДСТВИЯМИ САМОСБОРА ВМЕСТЕ!»
Человек в противогазе одной рукой держит рукоять огнемета, другой прижимает к себе растрепанную девчушку. Никто никогда не видел людей, развешивающих плакаты, листовки, подбрасывающих буклеты. Равно как никто не знает их художников. Новые листы появляются регулярно, а старые не снимают, пока рисунок не выцветет настолько, что его уже нельзя будет прочесть. Или пока хулиганы не пустят на самокрутки.
Этот появился на лестничной клетке совсем недавно, и теперь каждый день мне придется встречаться с нарисованным бойцом Гигахруща. Образом защитника и палача.
Ноги гудели после рабочей смены. Впереди еще несколько часов перед ящиком, еда и сон, чтобы завтра все повторилось. Ход вещей, который ничем не изменить, даже след вчерашних событий померкнет в наших головах под гнетом рутины.
Мать спасенных сбивала колени о драный линолеум прихожей, пыталась поймать наши с Димкой руки, чтобы осыпать поцелуями. Отец минут пять ломал мне кости крепким рукопожатием, позже он занес блок папирос и пол-литра разведенного спирта, который выдают всем работникам реактора. Пить сложно, но всяко лучше, чем бодяга Вовчика.
Славка сказал, что, когда вырастет, хочет быть храбрым, как дядя Сергей. А мне, храбрецу такому, хотелось сбежать от всех на четвертый, к своему подоконнику. Припасть щекой к окну, выдавить лицом холодное стекло
Это что, тушенка? Дима пялился на вскрытую ножом банку. Находку брат решил оставить себе, здраво рассудив, что странные жестянки детям ни к чему.
О тушенке мы слышали лишь в детстве из баек стариков, но мало кто верил, что она действительно существует.
Это можно есть? Я осторожно ковырнул рыжеватую массу. Желудок заурчал, поддакивая: нужно.
Четверо за одним столом: мы с братом, тетя и Алина; словно адепты тайного культа, слепые фанатики, жадно тянущиеся к лику своего божества, мы с той же жадностью вдыхали запах мяса, рассевшись вокруг открытой баночки. И, кажется, прошла вечность, прежде чем один из нас решился протянуть ложку.
Пока Ира отсыпалась после суток, а Вова дрых после очередной попойки, пока в квартире напротив счастливые родители укладывали спать вернувшихся детей, а весь этаж проверял надежность гермозатворов перед сном, мы смаковали каждый кусочек из такой маленькой для четверых баночки, пока на жести не осталось даже крошечной капли жира.
Вчера мы пили спирт и заедали тушенкой. И, готов поклясться, в глазах каждого читалось нечто большее закореневшей тоски.
Этаж встретил запахом и шипением сварки. Я обогнул шахту лифта: на закрытых дверях висела табличка «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Подумал, что на остальных этажах, скорее всего, то же самое, и с содроганием погнал от себя мысль табличка не остановит нечто, если оно захочет выбраться.
За углом сварщик в маске и рабочем комбинезоне приваривал железный щит к нашему АВП-11 аппарату выдачи пайков. Неподалеку прислонился к стене щуплый мужичок с редеющими волосами, зачесанными назад. На вороте его кожанки поблескивал значок со скрещенными молотом, серпом и штыком.
Сотрудника ЧКГХ Чрезвычайного Комитета Гигахрущевки желаешь встретить на своем этаже в последнюю очередь. Еще меньше у себя на пороге. К счастью, в действительности мало кому доводилось увидеть чекиста, но, благодаря дурной славе, слышал о них каждый.
Взгляд мужчины из цепкого стал насмешливым, словно поддразнивая: «пройдешь мимо, трусливо уткнувшись в пол, или осмелишься спросить?».
Что происходит? решился я.
Временная мера. Тонкие губы незваного гостя растянулись в улыбке. Этаж лишается доступа к продовольствию.
По какой причине? удалось выдавить с хрипом, во рту разом пересохло. И насколько временная?
Семисменки две, думаю, хватит. А вы, случайно, не из жилой ячейки сто сорок шесть, дробь четырнадцать ноль восемь? Дмитрий, верно?
Сергей. Дима мой брат.
Ах да, верно! Мужчина хлопнул себя по лбу. Дима выше, шире в плечах, да и волосы его светлее. Родинка на шее как я мог перепутать?
Он играл со мной, хотел продемонстрировать осведомленность.
Единственная коммуналка на пятьдесят этажей, подумать только! Не тесновато? Соседи не беспокоят?
Все хорошо, спасибо, процедил я, не отводя взгляд. Вы не ответили на второй вопрос.
От собственной наглости подгибались колени, но чекиста, кажется, она лишь забавляла.
Причину вы сами знаете. Знаете ведь? Вижу, что догадались. Он в один миг подобрался, и от его голоса потянуло холодком. Были нарушены условия карантина. Кто-то спустился в шахту. Кстати, не поделитесь, кто бы это мог быть?
Я молчал и лишь задавался вопросом: как? Не то чтобы доносы считались редкостью, ради усиленного пайка люди порой готовы заложить даже членов семьи, но тяжело осознавать, что крысиные лапки скребут именно на твоем этаже.
Не мучайте себя подозрениями. Кожанка словно читал по моему лицу. Их мать сегодня отвела детишек в медблок, проверить состояние. Там она очень убедительно врала, что не знает, как дети выбрались из шахты. Мальчик утверждает, что поднялся сам, девочка молчит. Но я нахожу это очень подозрительным. Итак, мне спросить снова?
В его руках блеснул портсигар.
Понятия не имею. Я пожал плечами. Никого не видел.
Спички не найдется? спросил чекист с зажатой в зубах папиросой.
Я демонстративно похлопал себя по карманам, в штанах брякнул коробок.
Нет.
Увидь Полина мои глупости, надавала бы по шее.
Жаль. Папироса вернулась в портсигар.
Что сказали в медблоке? О детях.
Первичный осмотр не выявил отклонений. Осталось дождаться анализов. В интересах всего этажа, чтобы с ними все было в порядке.
Но если с детьми все хорошо
Доподлинно мы этого не знаем. Последствия Самосбора могут проявляться по-разному.
Но если будет все хорошо, то в чем проблема? Им нужна была помощь, работники не стали бы таким заниматься, ваши ликвидаторы тоже
Я все понимаю. Он примирительно поднял руки. Видите ли, с одной стороны, спасителей надо представить к награде. С другой стороны, за нарушения подобного рода ставят к стенке. В любом случае данный инцидент не может остаться без внимания. Пока обойдемся средней мерой.
Он показал на заваренный АВП. Работник уже закончил, даже успел сложить инструмент, и теперь ждал окончания нашего разговора, оставаясь сидеть в маске.
Две недели. Четырнадцать суток паек можно будет получить только на обеденном часе в столовой. При трехразовом питании можно чувствовать себя сытым сутки. Двух порций едва хватает, чтобы восполнить силы. Как протянуть на одном тюбике рабочую смену и оставшийся день, я не представлял. Безработным придется еще хуже.
На этаже восемнадцать человек, дети опять же. Почему наказывают всех?
А то, дорогой товарищ, круговая порука. Он подошел вплотную, похлопал меня по плечу. Иногда, знаете ли, она мажет. Как копоть.
Кожанка кивнул работнику и пошел к лестничной площадке.